Лекарки тоже воюют 2

– Плод опустился, появились регулярные схватки, - деловито стала перечислять признаки начинающихся родов госпожа Данейра. – Син, мне нужно, чтобы ты была рядом. Я чувствую, что роды будут непростые, и, если возникнет критическая ситуация, ты должна будешь сделать все от тебя зависящее, чтобы малыш выжил.

А вот такого я точно не ожидал! Непростые роды?! Критическая ситуация?! Малыш может не выжить?! Паника начала незаметно подбираться к моему рассудку, а вот Син наоборот была предельно собрана и сосредоточена.

– Мам, передай малышу, чтобы не торопился и не смел без меня появляться на свет! Я скоро буду! – спокойно сказала она и прервала разговор.

Пару мгновений мелкая сидела неподвижно, словно на что-то решаясь, затем подняла на меня глаза, и я забыл, как дышать. Гамма невообразимых эмоций промчалась в них ярким калейдоскопом, сбивая меня с толку своей мощью, а напоследок опалившая меня щемящей тоской. Но стоило Син на краткое мгновение прикрыть глаза, как все исчезло, словно мираж. Передо мной вновь сидела невозмутимая егоза с ироничной усмешкой в уголках глаз.

– Простите, друзья, вынуждена вас оставить. У меня сегодня еще внеплановые роды, которые я не имею право пропустить, - сказав это, малышка стремительно покинула столовую.

Происходящее совершенно мне не понравилось. Я неотрывно следовал за ней по пятам, пытаясь до нее достучаться и неся какую-то чушь, но мелкая игнорировала меня самым возмутительным образом.

Войдя в свою палатку, Син взяла лекарский рюкзачок с медикаментами, в боковое отделение положила теплый свитер, несколько пачек сигарет, накинула на плечи армейскую куртку, проверила в кобуре пистолет, а в боковых карманах штанов - запасные обоймы с патронами и ножи. Удовлетворенно кивнув своим мыслям, мелкая повесила рюкзак к себе на плечо и целеустремленно пошагала к парковке, так и не произнеся ни одного слова. На ходу она вытащила телефон и принялась строчить кому-то текстовое сообщение.

Вся ситуация начала меня дико злить, поэтому, проходя сквозь парковку, где ряды машин спрятали нас от посторонних глаз, я схватил Син за локоть, заставив остановиться. Мелкая не воспротивилась моему грубому обращению, спокойно подняла на меня глаза. Я огляделся и, удостоверившись в том, что мы находимся на парковке совершенно одни, и нас никто не может услышать, негромко спросил:

– Син, ну хоть один раз откровенно ответь мне на вопрос: что происходит?

– Нам с мамой стало опасно находиться в Туринии, поэтому необходимо как можно быстрее покинуть страну, - спокойно, словно говорила о погоде, произнесла девушка.

От этой новости я остолбенел, но все же у меня хватило сил спросить:

– Почему?

– Завтра канцлер обвинит нас в шпионаже в пользу Рунии и прикажет посадить в тюрьму. Будет громкий и скандальный судебный процесс, который отрицательно скажется на репутации рода Позеванто. Вас с Контером сравняют с землей. По итогу разбирательства наша с мамой вина будет доказана, и мы будем приговорены к смерти за измену Туринии, - почти будничным тоном поведала мне Син.

Я вдруг понял, что совершенно не готов к такой откровенности. Но годы в разведке не прошли зря, мозг уже принялся просчитывать варианты решения задачи повышенной сложности.

– Син, я не допущу, чтобы вас с госпожой Данейрой казнили!
– запальчиво воскликнул я.

– Боюсь, с подмоченной репутацией ни тебе, Явуз, ни Контеру не дадут права голоса на судебном процессе. Поэтому нас безусловно казнят, - уверенно заявила малышка.

– Когда? – задал я совершенно идиотский вопрос, лишь бы удержать егозу.

Она задумалась, подняв глаза к небу, прикидывая в голове совершенно чудовищные расчеты.

– Маму скорее всего сразу послед родов, а меня, думаю, раньше, как только попаду им в руки, - удивительно равнодушно озвучила Син результат своих прикидок.

– Но канцлер и его подручные ничего не смогут доказать, - нашел я, как мне казалось, стоящие аргументы, чтобы убедить малышку не покидать Туринию. – Вы же никакие не шпионки!

– Шпионки, Явуз! – своим признанием мелкая выбила почву у меня из-под ног. – И очень хорошие шпионки! И доказательств, и свидетелей, которые изъявят желание дать показания в суде против нас у вашего канцлера будет предостаточно!

– Каких доказательств? – прохрипел я пересохшими губами.

– Слежка, получение и передача секретных данных, вбросы дезинформации, выведение из игры значимых фигур туринской элиты, - внимательно следя за моей реакцией и получая какое-то маниакальное удовольствие от моего разочарования в ней, монотонно перечисляла Син.

А меня рвало на части. Я не мог поверить, что находившаяся рядом со мной желанная девушка, к которой тянулась вся моя сущность, которая подарила мне крылья и надежду на счастье, которая помогла обрести новый смысл моей сломленной на войне жизни – ШПИОНКА! ПРЕДАТЕЛЬНИЦА! ВРАГ МОЕЙ СТРАНЫ!

– Этого не может быть! – обреченно хрипел я.

Син вырвала из моей руки свой локоть, лишая меня возможности прикасаться к ней. От столь резкого жеста я вздрогнул, но продолжал смотреть в ее необыкновенно красивое лицо, понимая, что сейчас, на этом месте вся моя жизнь благодаря этой маленькой фее катится под откос.

– Явуз, - позвала меня Син, - все будущие обвинения канцлера в наш с мамой адрес правдивы. И чем быстрее ты это примешь, тем тебе будет легче во всем разобраться.

Мелкая развернулась на пятках и стала удаляться от меня. Глядя на уходившую девушку, я резко тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от наваждения. Краем глаза зацепил к северу от стоявших рядами защитного цвета машин желтый спорткар. Меня обуяли раздирающие на части злость и ревность. Жгучий коктейль бурлил в моей крови, не давая дышать.

– Ты все-таки выбрала его! Конечно, с ним тебе будет легче скрыться от ищеек канцлера и затеряться в толпе! – негодовал я, догнав Син.

– Сейчас в Туринии нам нигде и ни с кем не будет легко и безопасно. Дарен – это всего лишь самый быстрый способ выскочить из ловушки и добраться до мамы, - возразила мне Син ледяным тоном и вновь направилась к спорткару.

– Ну, а как же я? Как отец? Вы нас бросаете? – уже не сдерживаясь, пытался докричаться до мелкой, лихорадочно перебирая в голове аргументы, которые помогли бы достучаться до занозы. – Я понимаю, нам предстоит нелегкое противостояние с канцлером и его подчиненными. У него обширные ресурсы, но я верю в нашу победу. И сейчас, когда нам следует сплотиться в борьбе за справедливость, вы нас бросаете! Но на фронте лекари не бежали от опасности. Дезертирство для вас – немыслимый позор! Такие, как вы, всегда вставали рядом с бойцами, прикрывая им спину. Почему же вы с матерью не делаете этого сейчас?

Все это я кричал в спину девушке. Услышав обидные для любого фронтового лекаря слова, она резко остановилась, ее плечи напряглись, кулаки сжались. Медленно развернувшись, она посмотрела мне прямо в лицо. Но в ее глазах не было ни злости на меня, ни обиды, лишь грусть и сожаление.

– Ты опять забыл, - плавной, завораживающей походкой подойдя ко мне и встав практически вплотную, она прошептала в губы так тихо, что лишь я мог ее расслышать. – Я не лекарь! Я лекарка! Женщина! Борьба, противостояние – это удел мужчин! У нас же иное предназначение.