Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— А то ты сам не видишь, — спокойно ответил он вслух. — Если бы здесь был кто-то еще, вы бы уже нарвались на часовых.

— Ну это мы еще посмотрим, кто бы на кого нарвался, — зловеще, хотя и не слишком грамматически согласованно, посулил второй. Но с логикой пленника, похоже, согласился, потому что в темноте что-то чиркнуло, лязгнуло, и в лицо Каю ударил луч фонаря. Фонарь был потайной, с черным железным корпусом, в котором имелся лишь один закрываемый крышкой круглый «глаз». После ночной тьмы свет масляного фитиля показался чересчур ярким; Кай сощурился. Державший фонарь осмотрел его с головы до ног, залез в карман мундира (который Кай тепла ради не стал снимать), извлек непромокаемый кожаный футляр с бумагами.

— Чо тут у него… — буркнул державший фонарь, похоже, не умевший

читать.

— Рот-мистр Гус-тав Лихт, — прочел хриплый, придвинув лицо к бумаге. Кай разглядел на обоих высокие бараньи шапки — ну точно, горцы.

Ладно, даже если они и не Изольду, то уж точно не за официальные власти — иначе не торчали бы здесь, в глубине запретной зоны.

— Это не мои документы, — сказал Кай. — И мундир не мой, и сумка. Вчера меня арестовали в Кербельсбурге. Но я сбежал, убив офицера и двух солдат. Я Кай Бенедикт. Слышали про такого?

— Ты слышал? — спросил хриплый своего товарища, на сей раз без издевки.

— Не-а. Разбойник, что ль?

«Дикари!» — подумал с досадой Кай.

— Я поэт. Достаточно известный, между прочим. За свои стихи объявлен в розыск по всей Империи еще несколько лет назад.

Придут другие времена, Другие нравы. И будет высосан до дна Стакан отравы. И поразит материки Порок единства, И встанут светлые полки Во славу свинства…

Я написал. Неужели не слыхали?

— Вот делать нам больше нечего, как стишки всякие слушать, — ответил за обоих хриплый. — Пусть этим городские балуются.

— Поэт, значит, говоришь? И троих вояк ухайдакал? — с сомнением произнес второй.

— Вот и они тоже такого не ожидали, — заверил Кай. — Неожиданность — это большое дело.

— Это точно, — усмехнулся хриплый, намекая, очевидно, на нынешнее положение Кая.

— Вдвоем на одного спящего — это не в одиночку против трех бодрствующих, — не удержался Бенедикт.

— Ладно-ладно, расхвастался, — все так же насмешливо откликнулся хриплый. — Троих он уложил… скажи еще — десятерых, а мы поверим!

— Лучше скажи, зачем тебя сюда понесло, — встрял второй.

— Ну а куда же мне еще?

Трактовать это можно было двояко: и так, что Кай сознательно направлялся к Изольде, и так, что у беглеца, разыскиваемого уже не за крамольные стишки, а за тройное убийство (это смертная казнь без вариантов), попросту не оставалось другого выхода, кроме как на территорию, куда никто из имперцев не смеет соваться — вне зависимости от того, что может ждать его на этой территории. Кстати, ведь такой логикой должны руководствоваться и настоящие убийцы, которым не обещана амнистия — лучше потерять голову в фигуральном смысле, чем в буквальном. Хорошенький контингент собирается в этом случае у Изольды…

Горцы тщательно обыскали самого Кая и его седельную сумку. Не обошлось и без очередного вопроса, куда он дел лошадь — «тоже, что ль, убил?» «Именно», — подумал про себя Кай, но озвучил, разумеется, наиболее правдоподобную версию про сломанную ногу.

— Ладно, — принял решение хриплый. — Поедешь с нами к Госпоже.

Значит, все-таки они служат Изольде, подумал Кай с облегчением.

Ему развязали ноги, но руки оставили связанными спереди, отвечая на его протесты «а кто тебя знает, чего от тебя ждать» — и Кай вынужден был мысленно признать, что это логично. Даже если магия Изольды здесь уже действует, это дает гарантию от неприятностей только ей самой, но не ее людям. Первая в истории армия, все бойцы которой являются непримиримыми соперниками друг для друга, м-да… и с такой силой Изольда надеется завоевать мир? Впрочем, завоевать-то его она, пожалуй, завоюет (если, конечно, Кай ее не остановит), ибо ее сила — вовсе не в армии. Но как она собирается править им дальше? Править царством любви, то есть миром всеобщей взаимной ненависти?

Кая вывели на улицу. Холод показался почти обжигающим — горцы не зря носили свои овчинные

тулупы — но небо над горами на востоке уже начало светлеть. В предрассветных сумерках Кай увидел еще двух человек, сидевших в седлах, причем эти, кажется, не были горцами. Тем не менее, все четверо образовывали один патруль; двое обследовали дома, двое прикрывали их снаружи. Как снисходительно пояснил Каю хриплый, бегущие во владения Изольды почти всегда останавливаются на ночлег в выселенных деревнях, так что патрули вылавливают их здесь по ночам регулярно. Имелся у них, соответственно, и дополнительный конь для пленника — один, ибо к Изольде всегда бегут поодиночке. Кай почувствовал мгновенную панику при мысли, что сказать, если его попытаются посадить на кобылу — в голову не лезло ничего правдоподобного, а ведь об этом, Вольдемар его побери, стоило подумать заранее! — но на сей раз судьба смилостивилась над ним, и это оказался жеребец.

Практически весь этот день Каю пришлось провести в седле — лошади, неказистые на вид, отличались отменной выносливостью (как и сами патрульные, двое из которых были местными, а двое — бывшими имперскими кавалеристами), так что им вполне хватало лишь кратких остановок. Чего нельзя было сказать о Кае, с непривычки отбившем себе всю задницу — да и боль в привязанных к луке седла запястьях не добавляла удовольствия от поездки. Хотя, если бы не веревка, он бы, вероятно, свалился с коня, ибо, не выспавшись в две предыдущие ночи, периодически засыпал в седле. Впрочем, они ведь могли заставить его и идти на веревке за чужих конем то вверх, то вниз, и это было бы не в пример хуже.

С ним, однако, обращались без излишней грубости, хотя и симпатии к будущему соратнику определенно не испытывали. И, вероятно, не только из-за ревности — для горцев он был если и не офицером (в версию о поэте они, похоже, не слишком поверили), то, во всяком случае, человеком с равнины, да еще со столичной манерой говорить, коих они явно недолюбливали, для кавалеристов — убийцей их товарищей. Хотя, встреться они теперь со своими прежними однополчанами сами… Кай пытался расспрашивать своих конвоиров об их нынешней жизни, но те отвечали односложно или не отвечали вообще. Самой содержательной репликой было «скоро сам все увидишь».

Кай увидел — по крайней мере, когда они въехали в первое обитаемое село. Село было как село, разве что больше предыдущих пустых. На соседнем лугу паслось овечье стадо. Из трубы кузницы валил темно-серый дым; изнутри доносились размеренные металлические удары. Двое разновозрастных, но одинаково одетых мужчин — вероятно, отец и сын — грузили горшки на подводу; запряженная в подводу лошаденка флегматично обмахивалась хвостом. Немолодая женщина с черным платком на голове доила во дворе упитанную длинношерстую козу; неподалеку возился в пыли неопределенного пола ребенок лет трех, облаченный в одну лишь коротенькую рубашонку. Прошла девушка с черными косами, в платье до пят, неся на плече кувшин с водой. Двое седых стариков в бараньих шапках, сидя на грубо сколоченной лавке под раскидистым деревом, о чем-то неторопливо беседовали. Какая-то хозяйка визгливым голосом призывала домой не то Зазу, не то Зозу, каковой мог с равным успехом оказаться ее отпрыском или супругом… В общем, обычная жизнь, текущая своим чередом. На ехавших главной улицей патрульных — и особенно их пленника в мятом офицерском мундире — конечно, косились, кто быстрым стреляющим взглядом, как девушка с кувшином, кто долгим и тяжелым, как замолчавшие при их приближении старики, и собаки сопровождали их эстафетой лая от одной околицы до другой — но точно так же, надо полагать, это село встречало чужаков и до Изольды.

Ну а что ты ожидал увидеть, насмешливо спросил себя Кай. Массовую истерию? Всеобщее сабельное побоище? В любой достаточно крупной толпе наверняка найдется некоторое количество влюбленных, в том числе и безответно — но они ведь обычно не бросаются в глаза. Люди привыкают жить в том числе и с этим. Да, если Изольда соизволит проехать здесь лично, они, вполне возможно, станут, отталкивая друг друга, кидаться под копыта ее коня. Но пока объект их страсти далеко, они живут, как любые больные-хроники в интервалах между приступами — притерпевшись к своей болезни.

Поделиться с друзьями: