Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Все прочие члены обозной команды действительно не знали, что кавалерист, подбивший их изменить присяге, сам действовал как раз в соответствии с таковой, и что легкость, с которой они угнали обоз через кордоны, не была случайной. Всех их разыграли втемную, все они теперь искренне любили Изольду и мечтали загладить свою вину (Госпожа не объяснила им, кем был их товарищ, но сказала про яд).

Сортировать имперские «гостинцы» на годные и негодные не стали — пришлось бы просеивать буквально каждую крупинку и зернышко, к тому же существовал риск нарваться на какую-нибудь новую отраву, неизвестную Арсениусу (уж Кай-то хорошо знал, что такие яды существуют). Все вывалили в грязь — исключая фураж для лошадей. Да, теперь у них, по крайней мере, снова были лошади (хотя и не слишком много) вместе с кормом для них, и Изольда могла продолжать путь верхом (Кай от этой привилегии отказался, заявив, что в повозке чувствует себя куда комфортнее), и солдатам теперь уже гораздо реже приходилось толкать телеги вручную. Более того — хотя прежние конные разведчики, посланные искать корм для лошадей на предельное расстояние, так и не вернулись, очевидно, не справившись со своей миссией, теперь Армия

Любви обрела новых.

Да и вообще двигаться вперед стало легче. Практически все, что могло гореть на много миль вокруг, уже догорело, воздух не обрел пряной осенней свежести, но, по крайней мере, очистился, и хотя окружающий пейзаж по-прежнему являл собой печальную и мертвую пустыню, солнце не по-осеннему весело светило с почти безоблачного неба. А на следующий день их нагнал большой конный отряд из тыла, привезший на спинах лошадей первую партию продовольствия, доставленную через наконец наведенную через Обберн переправу. Солдаты, и прежде в присутствии Изольды не терявшие бодрости духа, теперь повеселели куда сильнее, чувствуя себя героями-победителями, мужественно преодолевшими все трудности во славу своей Госпожи и даже выигравшими настоящий бой (с кем именно, не столь уж важно, тем паче что стрелы там летели вполне настоящие). Даже вчерашние крестьяне, все участие которых в этом единственном бою свелось к тому, чтобы сперва застыть столбом, потом броситься наутек, а потом, отбежав на безопасное расстояние, ждать, чем все кончится, теперь ощущали себя доблестными ветеранами и уже заранее смотрели свысока на всех «не нюхавших войны» штатских, коим они будут снисходительно рассказывать о своих подвигах (как и планировала с самого начала желавшая «выстраивания неформальной иерархии» Изольда) До столицы, если смотреть по карте, оставалось уже немного — но дороги все равно оставались сплошным месивом грязи, и на практике путь должен был занять еще не один день.

Больше никто не пытался оказывать им сопротивление. Лесные края — теперь уже бывшие — остались позади, в густонаселенной столичной области практически все леса были вырублены уже давно; не было и обширных пастбищ и лугов, практически вся земля здесь была распахана и возделана. Соответственно, осенью, когда яровые уже убраны, а озимые не взошли, гореть за пределами населенных пунктов было нечему, и местность выглядела не так инфернально, как та, по которой они двигались еще недавно, хотя и не сказать, чтобы весело — обычные бурые осенние поля с торчащими кое-где кустиками и редкими деревцами, уже лишившимися листвы, раскисшая дорога, лужи, по утрам подергивающиеся ледком, хрустевшим под копытами и колесами. Но все особенно многочисленные в этом краю города, городки и деревеньки лежали в руинах точно так же, как и на всем протяжении пути к востоку от Обберна. Нигде не было ни единой живой души — в этой ровной, как стол, безлесой местности беглецам негде было даже спрятаться от карателей — а вот мертвецы попадались все чаще. Брошенные без погребения трупы, расклеванные воронами и объеденные голодными, оставшимися без хозяев собаками, гнили и среди развалин, и в полях, и прямо посреди дороги, растоптанные в кашу прошедшей по ним толпой. Здесь были и беженцы, не выдержавшие тягот пути (в основном старики и дети), и солдаты — лоялисты и дезертиры, сцеплявшиеся друг с другом, и ополченцы из местных жителей, пытавшиеся уже не просто бежать и прятаться от «эвакуаторов», а защищать свои дома и селения с оружием в руках. Чем ближе к столице, тем масштабнее были следы организованного вооруженного сопротивления; в некоторых баталиях принимали участие тысячи человек — больше, чем вся нынешняя Армия Любви, в которую они хотели влиться (или, скорее, даже и не хотели, а просто рассчитывали продолжать мирную и спокойную жизнь «под Изольдой», не особо задумываясь, каково это — быть обреченным всю жизнь пылко любить одну женщину без надежды на взаимность; во всяком случае, такая перспектива определенно казалась им лучше, нежели лишиться домов и нажитого поколениями имущества и шагать в подгоняемой толпе на восток, чтобы где-то там сдохнуть от голода и холода в переполненном лагере). Тем не менее, их отчаянное сопротивление было обречено, ибо им противостояли не только мечи и стрелы регулярной армии. Изольда говорила, что до сих пор улавливает на местах боев остаточные эманации магических ударов. Все прочие чувствовали лишь иные «эманации», исходившие от сотен и тысяч гниющих под открытым небом трупов, и старались побыстрее проходить такие места, прижимая к носу какую-нибудь тряпку или дыша через рот.

Место очередного привала вызвало у Кая смутное неприятное чувство — хотя нельзя сказать, что и предыдущие их стоянки наполняли его оптимизмом; но теперь, присмотревшись к окружающему пейзажу, он понял, что прежде здесь располагалась та самая станция, где он не спас девочку Элли. Ныне это место трудно было узнать. От построек остались одни головешки. Мост был разрушен, как и запруда; пруд вытек, оставив лишь россыпи влипшего в жирный осклизлый ил мусора, годами скапливавшегося на дне. Карпы, соответственно, тоже исчезли. От живописного водоема и водопада остался лишь мутный ручей, текущий по дну грязной ложбины. Внизу валялась опрокинутая карета без одного колеса; вода вливалась в одну ее дверцу и вытекала через другую.

— Ты не хотела доскакать галопом до столицы за пять дней, — сказал Кай Изольде, стоя на краю бывшей речки и глядя на мусор и грязь внизу. — Ты хотела дать Светлым время показать, на что они способны. Ты довольна?

— Да, — спокойно ответила она. — Разрушенные дома мы отстроим заново. А разрушенную репутацию Светлых не восстановит уже ничто. Теперь уже даже ярым их сторонникам будет трудновато ответить на вопрос, чем они, собственно, лучше Темных и чем вообще от таковых отличаются? Только тем, что накладывают больше запретов?

— Вроде того, — усмехнулся Кай. — Если не вдаваться в магические тонкости, в которых я не разбираюсь, то идеологию Темных я бы охарактеризовал так: «Стремись к чему хочешь, делай что хочешь, но будь готов заплатить цену и отвечать за последствия. Нет ни добра, ни зла — хорошо

то, что способствует достижению цели, плохо то, что препятствует. Общество — лишь средство достижения целей личности». А идеология Светлых — «Не смей не то что делать, но даже желать того, что противоречит нашей морали, постулирующей, что добро и зло абсолютны, а общество важнее и выше личности».

— Ну да, — кивнула Изольда, — и магические различия, о которых ты упомянул, в общем-то из этого и вытекают. Темных тоже не стоит идеализировать, ради удержания личной власти они бы тоже не погнушались уничтожить полстраны… но они, по крайней мере, не прикрывали бы это демагогией об общественном благе.

— А ты? — усмехнулся Кай. — Ты желаешь воцариться над миром ради личной власти или общественного блага?

— Ни то, ни другое. Первое — средство, второе — побочный эффект. А цель — жить в разумно устроенном мире, где ничья глупость не будет осложнять мою жизнь. Я не сказала — где глупости не будет вовсе, это, допустим, невозможно, но где она будет служить, а не господствовать. К сожалению, я не знаю иного способа оказаться в таком мире, кроме как построив его самостоятельно, и иного способа построить его, кроме как получив над ним абсолютную власть. Каковая все равно обеспечивается самой моей природой, хочу я этого или нет.

— Хочешь, — холодно констатировал Кай.

— Ты знаешь, как я пыталась от этого отказаться, — она нарушила их неписанный этикет и резко повернулась к нему правым профилем. — Но теперь… теперь да, хочу.

Через два дня они подошли к столице.

Они уже знали, что увидят, ибо весь последний день пути наблюдали черный дым над горизонтом. Величайший город Империи, который придворные поэты традиционно именовали «вечным» и «несокрушимым», горел уже несколько дней, но он был так велик, что огонь все еще находил себе пищу. На протяжении веков — даже еще до Объединения, а уж тем более после — сюда съезжались лучшие архитекторы, скульпторы, художники, чтобы украсить город сообразно своим талантам; столичные музеи хранили самые обширные коллекции произведений искусства, а также древностей и редкостей, со всего мира, включая дикие заморские земли и континент, утопленный в финальной битве с Вольдемаром, а Императорская библиотека и Императорский архив считались самым полным собранием книг, рукописей и документов, прослеживающих историю чуть ли не с момента появления письменности. Помимо государственных хранилищ, и многие частные дома и дворцы, где проживали богатейшие люди Империи, могли похвастать роскошью убранства и изобилием художественных и книжных коллекций. Столица славилась своими парками, где росли деревья и кусты, собранные опять-таки со всех концов света; столичный зверинец также не имел себе равных. Свой вклад в богатство и славу столицы вносили и многочисленные искусные ремесленники — ткачи и портные, стеклодувы и краснодеревщики, ювелиры и печатники…

Что-то из всего этого — особенно, очевидно, хранившееся в государственных учреждениях — наверняка успели и сумели эвакуировать, несмотря на весь хаос, создаваемый многотысячными толпами беженцев и паникой местного населения, прожившего (как и поколения их предков) всю жизнь в твердой уверенности, что столица — самое стабильное и безопасное место в мире. Остальное же… остальное теперь оседало на окружающую город равнину пепельным снегом, идущим из черных дымовых облаков. Впрочем, эти медленно шевелящиеся клубы черного дыма, подсвеченные снизу красно-оранжевым, тоже смотрелись по-своему красиво и величественно…

Изольда не стала любоваться зрелищем. Она вызвала дождь.

Понадобился более чем трехчасовой ливень, чтобы окончательно загасить пожары и остудить раскаленные камни. Когда постепенно развеялся сизый туман, образованный паром вперемешку с частичками сажи и пепла, и бурлящие ручьи смыли бОльшую часть копоти с мостовых, в город, соблюдая все меры предосторожности, вошли разведчики. Затем — основная армия.

Практической необходимости в этом не было, а риск ловушек — причем еще более хитрых и многочисленных, чем прежде — был очевиден. И все же Изольда не удержалась. В отличие от Кая, прожившего в столице не один год, она никогда прежде не была здесь (как и абсолютное большинство ее воинства) и должна была вступить в Вечный город хотя бы даже и после его смерти. Впрочем, в отличие от ранее пройденных ими городов, разрушенных практически до основания, в столице сохранилось довольно много каменных зданий, особенно в центральном районе. Сила огня была такой, что даже каменные своды трескались и обваливались от жара (а тем, что пережили несколько дней в огне, «помог» обрушившийся на них холодный ливень), но стены гордых дворцов, выстроенных не то что на века — на тысячелетия, по большей части выстояли. Золотые купола и шпили расплавились, и бронзовые статуи тоже, но мраморные — в разводах копоти, порою лишившиеся части конечностей — все еще стояли.

Как ни удивительно, но в огненном аду сумели уцелеть и некоторые люди. Они спаслись, спрятавшись сперва от «эвакуаторов» (действовавших, впрочем, уже далеко без прежней тщательности — на прочесывание и выявление уклонистов в забитом испуганными и злыми толпами городе не было ни сил, ни времени), а затем от пожаров в катакомбах глубоко под городом. Группу из двух дюжин выживших (восемнадцать мужчин и шесть женщин самого разного возраста, происхождения и комплекции), только что выбравшихся на поверхность, обнаружили разведчики возле императорского дворца. По иронии судьбы они, несколько дней успешно укрывавшиеся от неистовства огня, чуть не погибли от положившей ему конец воды, хлынувшей в подземные коммуникации. Двое детей все же захлебнулись из-за маленького роста, но остальным все-таки удалось выбраться из заливаемых дождевыми потоками туннелей. Они стояли, мокрые и грязные, и, щурясь от дневного света, от которого успели отвыкнуть, смотрели, едва веря своим глазам, во что превратился город, который они еще совсем недавно видели во всем его блеске и величии. Одна из женщин плакала, это была мать утонувшего мальчика (родителей второго захлебнувшегося среди выживших не было, он потерял их в суматохе эвакуации); другая, беременная, пыталась ее утешить, но та лишь зыркала на нее злобно сквозь слезы — «твой-то ребенок будет жить!» Вскоре все они предстали перед Изольдой.

Поделиться с друзьями: