Лелит Гесперакс: Королева Ножей

Их клинки сталкивались, соскальзывали друг с друга, опять сталкивались. Лелит нанесла сокрушительный удар, прорезавший ткань его комбинезона, отклонила голову в сторону, чтобы ответный удар Призрачного Глаза не задел ни одного волоска из ее пучка, и снова бросилась в атаку. Она видела, что другие арлекины приближаются к ней, но никто из них не вступал в схватку; Лелит не сражалась бы на аренах веками, не развив периферийное зрение, чтобы точно знать, когда кто-то находится в пределах досягаемости ее клинков и, наоборот, когда она находится в пределах досягаемости их. И все же в том, как они расположились, было что-то до боли знакомое, и еще чего-то не хватало…

Намашель. Танцор, исполнявший роль Намашель, снова превратился в безликого члена хора, но Аиллуин все еще присутствовал, а Лелит сражалась с Мереллиан. Вот она на сцене, одетая в тот же черный цвет, в который превратится костюм Намашель, когда ее жизнь закончится.

Ублюдки привлекли Лелит в центр своего представления, чтобы убить ее, но Лелит не собиралась умирать.

— Я не Намашель! — прорычала она. Великий арлекин откатился от нее, снова поднялся на ноги, раскинул руки, и его маска замерцала. На мгновение он изобразил мрачную гримасу с холодным и жестоким выражением лица, обрамленную занавесом темно-русых волос. Это было стилизованное подобие, и остальные зрители, вероятно, не узнали бы его, даже если бы увидели в тот момент, но Лелит знала эти черты. Она, в отличие от большинства друкари, много раз видела их воочию.

Лелит рванулась вперед с той смертоносной скоростью, которая погубила многих противников на аренах Комморрага. Призрачный Глаз был превосходным бойцом, но он все еще был из плоти и крови, и его нельзя было назвать безупречным. Отчаянный взмах его клинка на уровне ее шеи был слишком медленным, слишком отчетливым; импульс пореза увлек его за собой и впервые слегка вывел из равновесия. Это была пустяковая ошибка, которую он исправит в промежутке между одним ударом сердца и следующим. Это было бы незаметно для любого наблюдателя, кроме того, с кем он был связан боем, но Лелит была здесь, и она заметила его ошибку, потому что сама втянула его в нее.

Не задумываясь, она сделала шаг, скользнула за его спину, левой рукой надавила на его горло и опустила его на лезвие ножа, а правую занесла, чтобы поцеловать кожу его горла…

…и музыка стихла с последним аккордом триумфа и печали. Мнемоническая ткань побледнела, и костюмы танцоров вернулись к обычному для арлекинов виду, а ярость их танца сменилась застывшей неподвижностью.

Призрачный Глаз рассмеялся.

Он был низким и мягким, как и его голос; смех того, кто нашел развлечение там, где его не ожидал. Однако он был слугой Смеющегося бога, а Лелит не доверяла тому, что божество может найти забавным.

— Ты очень хорошо танцуешь, — сказал арлекин, его горло все еще было прижато к ее ножу. — Я рад, что представление закончилось именно тогда, когда закончилось. Риллиетанн теряют каждый день, когда тебя нет среди нас.

— Тебя Вект послал? — прорычала Лелит ему в ухо. Она жаждала пролить кровь мастера труппы — сражаться так упорно, не имея в конце смерти другого, было разочарованием, сдерживаемым напряжением, от которого она жаждала освобождения. Но еще сильнее было оскорбление. Его маска, маска Мереллиан, на мгновение приняла облик Векта, и это, несомненно, было посланием для нее. Неужели Верховный владыка Комморрага послал этих самых маловероятных агентов, чтобы покончить с ее жизнью? И все же арлекины не набросились на нее со всех сторон, что, несомненно, было бы для них лучшим шансом убить ее…

— Ему хотелось бы так думать, — сказал арлекин. — Но мы не пляшем под чужую дудку. — Он прочистил горло. — Мои спутники сочтут за милость, если ты не станешь меня убивать.

Губа Лелит дернулась. Ей следовало бы убить его, чтобы дать понять, что с ней не стоит связываться, но ее окружала его труппа. Ее все еще тянуло отомстить за уязвленную гордость и испытать себя до предела, даже если этот предел будет означать ее уничтожение, но она боролась с этим желанием. Она покинула Комморраг и присоединилась к Иннари, чтобы совершить великие дела, и она победила Великого Арлекина, но это ничего не значило бы, если бы ее убили его последователи. Ей нужно было воскресить мертвого бога и убить живого, а она не могла сделать ни того, ни другого, если сама была мертва, а ее дух таился где-то в сознании Иврейн.

Она неохотно отступила назад, держа ножи наготове на случай, если все это окажется уловкой. Прайдиан Призрачный Глаз повернулся, возвращая меч в ножны на спине, и его маска снова изменилась, превратившись в непостижимый смех Смеющегося Бога.

— Я не попадусь в ловушку, — холодно, жестко и низко произнесла Лелит.

— Шутка не в том, что ловушка расставлена, — сказал Прайдиан, и в его голосе зазвучало тихое веселье. — Шутка в том, чтобы предупредить тебя о существовании ловушки и посмотреть, что ты потом будешь с этим делать.

Лелит фыркнула:

— Так ты притворяешься, что у тебя нет никаких планов? — Она резко повернула один из своих ножей. — Не оскорбляй меня.

Призрачный Глаз слегка наклонил голову в знак признательности.

— В твое отсутствие Темный город нуждается в равновесии.

— И ты, значит, заботишься о благополучии Комморрага?

— Мы заботимся о благополучии всех эльдари, — сказал арлекин, его голос стал совершенно серьезным. Затем Маска Безмолвных Сумерек повернулись и, словно тени, убегающие от движущегося факела, скрылись в руинах храма, оставив Лелит Гесперакс с одинаковой яростью сжимать клинки и испытывать гнев. Почувствовав, что кто-то приближается к ней сзади, она чуть было не обернулась и не бросилась наутек, но это оказалась всего лишь Иврейн.

— Что они тебе сказали? — поинтересовалась эмиссар. Казалось, она была рассержена тем, что арлекины разговаривали с Лелит, но не удостоили ее ни словом.

— Арлекинские развлечения, — коротко ответила Лелит. — Ты же знаешь, Цегорах заставляет их совершать странные поступки в погоне за весельем.

Она убрала ножи в ножны и зашагала прочь.

Три

— Ты уверена в том, что видела? — Лелит обратилась к Зеле Элинне, одной из своих Кровавых Невест, пока ее рейдер проносился по серому непространству паутины. Иврейн не отказала им в разрешении уйти, но Лелит и не просила об этом. Взяв рейдер и два «Яда», она открыла планетарные врата паутины, и охранники, которых Иврейн поставила на них, слишком дорожили своими жизнями, чтобы пытаться остановить ее.

— Полностью, — ответила Зела. — Это была руна Культа Тринадцатой Ночи, на груди Аиллуина. Она появилась лишь на мгновение, но это бесспорно была она.

Культ Тринадцатой Ночи. Хотя ни один из культов ведьм не был так заметен, как Культ Раздора Лелит, Культ Тринадцатой Ночи был одним из крупнейших их соперников. Они располагали особенно сильным контингентом всадников на реактивных мотоциклах и геллионов, и предпочитали быстрые, ошеломляющие атаки, в которых в большей степени полагались на свирепость, чем на хитрость или стратегию. Они были прожорливыми хищниками в реальном пространстве, а их представления на арене пользовались огромной популярностью. Во многих отношениях Лелит была готова признать, что они практически равны ее собственному культу. Разница в основном сводилась к двум важнейшим факторам.

Первый — это сама Лелит. Она была не просто величайшей ведьмой своего времени, а возможно, и величайшей из когда-либо живших, но и лучшим бойцом-гладиатором в галактике. Конечно, были и более великие генералы, и более хитрые тактики, и более искусные в искусстве ведения войны. Однако когда дело доходило до столкновения клинка с клинком и воли с волей, Лелит не было равных. Она веками сражалась с лучшими, кто существовал в галактике, и выходила из боя не только живой, но и практически невредимой. А вот то, что кто-то смог пометить ее плоть, было явлением довольно редким, и она хранила эти изъяны как напоминание, вместо того чтобы попросить гомункула сгладить их.