Лена

Время пролетело весело и незаметно. Вслед за пивом пошло мартини, потом текила и дорогие закуски. Танцевали, орали, подруги подсаживали за столик чужих мужиков — свободные парни почему-то не снимались, Серега по привычке с кем-то из них повздорил, но обошлось без мордобития, другие бабы возвращали своих благоверных, за что имели тяжелый разговор с подругами в женском туалете, и Лене пришлось всех успокаивать; в общем, вечер и ночь удались. Лена была звездой выходного спектакля, поэтому настроение ничто не могло ей испортить. Даже когда подруги разъехались, а пьяный муж уснул лицом на столе, и официант по собственной инициативе принес ей портянку счета, заплетающимся языком проговорила «Легко!».

Покопавшись, вытянула из сумочки последнюю незаблокированную кредиторами карту «Тинькофф», которой пользовалась без малого полгода, куда переводились все последние рабочие платежи, и реклама уверяла, что эта система не арестуется никогда, с гордостью отдала ее халдею. Громко назвала ПИН-код.

— Простите, — вежливо сказал официант, незаметно делая глазами охране. — У Вас на карте недостаточно средств.

— В смысле?! Там шестьдесят косарей лежало, не гони! А эта портянка твоя… — добралась до ИТОГО. — О! Всего сорок пять с копейками… нихрена себе! Мы алмазную пыль нюхали, да? — пьяно икнув, грозя пальчиком, пошутила Лена.

— Каждую позицию проверьте, — невозмутимо сообщил половой. — Платить собираетесь или как?

Шесть утра воскресенья, зал на три четверти пуст, диджей слинял, танцпол чист, музыка играет в пол уха. Разборки с подобными клиентами для него не редкость. Хорошо еще дурь в их клубе не в чести, а то работалось бы Виталику не в пример сложнее. Но перед ним — лохушка, которых он угадывал с полувзгляда, поэтому и вписал в счет все, что взбрело в голову, на четверть задрав ценник.

— Да я тебе карту дала, что не так?! Хочешь, себе забери, не жалко. Ик! На чай, хи-хи…не описайся только.

— На Вашей карте недостаточно средств…

— Чего попугаем заладил? Слышала я! Еще раз проверь.

— На Вашей карте… платить собираемся? — теряя терпение, повышая тон спросил внешне невозмутимый официант.

— А я сейчас баланс проверю! — пригрозила Лена и взяла со стола айфон.

Несколько раз, сбиваясь, входила в приложение и ее брови полезли наверх.

— Это как понимать, Тиньков! — воскликнула громко, будто попыталась докричаться до хозяина устроенного безобразия, курящего бамбук за две тысячи километров в белокаменной. Или в Лондоне — немногим дальше.

История операций оглушала: «Ваши средства списаны по решению (такого-то суда от такого-то числа) в счет погашения задолженности по кредиту, взятому в «Уралсвязьбанке» и далее номер и реквизиты. Остаток — один рубль, двадцать одна копейка. Все, последняя карта закрылась. А наличных она, дура, запарившись на работе и пожалев процент с обналички, не сняла. А у них в конторе строго безнал. Клиентов, если надо, за свой бензин в терминалы или банки возила. Но полгода же, полгода без сучка и задоринки! Расслабилась…

Не до конца протрезвевшая женщина с надеждой обратилась к официанту, честно показав ему запись в смартфоне.

— Может, договоримся? — спросила с надеждой, сама не понимая как. Но настроение еще играло.

— Как ты себе это представляешь? — сразу на «ты» грубо обратился к ней Виталик, одетый в черные брюки и белую сорочку с бардовой бабочкой — фирменный стиль заведения. — Буди своего молодого человека, красавица, с ним разговаривать будем.

— Стой-стой-стой, не трогай мужа! Он, не разбираясь, тебе сразу в табло заедет, а потом что да как спросит. Мастер спорта по боксу, а не балерун какой-нибудь, это тебе не насрано. — Повысила Серегу с перворазрядника до мастера, не задумываясь. А какая разница? — Сейчас мы все решим, веришь? А верить надо! Вера — чудная вещь! Когда веришь…

— Ты зубы не заговаривай, красавица, а то охрану позову. Махом твоего мастера уложат и тебя…

— Ах, и меня… — жеманно перебила Лена, закатывая глазки.

— Ищи деньги, короче. Звони кому хочешь, рожай, если сможешь, но чтобы через тридцать минут расплатилась. — Произнес, на угрозы не размениваясь, но прозвучало требование грозно.

И только в этот момент Лена вспомнила о богатой, видимо, Надежде. Как всю неделю не задумывалась? Нет, вспоминала периодически, но вскользь. Скорее как развлечение воспринимала, а не серьезно. Угроза отхлынула, и ладно. По больному счету Лена была доброй женщиной. Особенно на нынешнем уровне опьянения. Но сладкое чувство безграничной власти в глубине души вновь всколыхнулось.

Спящая Надежда Александровна на первый же аккорд звонка подскочила, как ошпаренная. Выходной, намечала выспаться как следует и такая досада. Увидев на экране «Елена Сергеевна», выскочила с телефоном в руке от храпящего мужа на кухню, ничего толком не соображая, не задумываясь.

— Алло? — прошептала в трубку, задохнувшись от резкого передвижения. Спросонок, да с ее-то весом!

— Надежда… э-э-э Ал-лександровна? — услышала заплетающийся голос… хозяйки?

Тот день воспринимался как в тумане. Хотелось бы забыть его окончательно, но не забывалось. Причем дело было не в глубоком унижении ее, чиновницы неслабого ранга, твердохарактерной женщины, со стороны какой-то опустившейся алкашки, а в памяти о мощнейшем оргазме, никогда доселе в жизни не испытанном. Последние лет десять, когда у пьяницы — мужа перестал подниматься окончательно и она, тогда еще здоровая сорокалетняя женщина плюнула на себя, всецело посвятив себя работе, — это точно. Крайне редкая мастурбация в ванной — не в счет. За более чем семь дней успела успокоиться, уверив себя, что все в прошлом, что рабская зависимость — это лишь плод нездоровой фантазии, как вдруг, на-тебе.

— Я Вас слушаю, Елена Сергеевна, — с колотящимся молотом сердцем, как можно спокойнее ответила Надежда Александровна, от возродившегося из небытия страха позабыв попенять за ранний звонок.

— Мне бабки нужны. У Вас полста штук сейчас не найдется?

— А-а-а… — как ей хотелось сказать, что нет! Но ответила, — в чем дело собственно?

— Да, не поверите, в клуб пошла… — по-пьяному громким, возмущенным голосом начала повествовать Елена Сергеевна, как вдруг запнулась. — Э-э, стопэ… это так важно, что ли? — пролепетала скорее себе, чем собеседнице. — Надежда Александровна, скажите «гав». Ик!

— Не поняла…

— Как собака полайте, гав-гав-гав, хи-хи.

— Зачем это?

— А Вас не спрашивают зачем! Просто так! Чего неясного? Ну?

— Гхм, — сглотнула Надежда Александровна, — я все-таки не понимаю… — произнесла неуверенным тоном. В голове набатом звенело нехорошее предчувствие: «что сейчас будет, что будет!».

— Да, блин, погавкай! — наплевав на политесы, рявкнула Лена, обретая уверенность, сквозь пьяный туман вспоминая прежнюю убежденность в исполнении. — Я тебе приказываю, полай!

Как чиновница ни сопротивлялась, но из горла вырвалось: «Гав! Гав-гав-гав!». Не под чужим враждебным воздействием, переломившим волю, а сама, собственной сутью, воспринимая ее как бы со стороны, легко пролаяла. И ужаснулась этого. Тогда, неделю назад, когда кончала после услышанного разрешения, не до размышлений было, а сейчас дошло и окончательно утвердилась в серьезности положения. Положения рабыни. Зря нажала «да» на Соглашении, почти не читая, но какой был выход? Не было его. «Сука!», — успела подумать про Хозяйку, слыша ее заливистый пьяный смех, как получила четкий приказ.