Леонид

– Добро пожаловать на ямальскую землю! Очень вас ждали, Александр Трофимович. Ваш визит – это большое событие, я бы сказал, арктического масштаба! – Шаронов был в дорогом пуховике. Волчий мех на воротнике дергался от ветра. Капюшон был отброшен. Благородная седина на висках отливала синевой. На худом лице от ветра выступил слабый румянец. Шаронов выглядел как радушный хозяин. Окрестная тундра с остатками снега, бетонная полоса с вертолетами, дорогие внедорожники, почтительная свита, – все принадлежало ему. Казалось, пожимая Александру Трофимовичу руку, он готов был всем этим щедро делиться.

Среди свиты выделялся губернатор, молодой, свежий, в длинном пальто без шарфа, с непокрытой головой, на которой полярный ветер шевелил волосы.

– Я уверен, Александр Трофимович, вам понравится на Ямале. Здесь живут вольные люди, русские богатыри.

Знакомились с руководством завода, инженерами. Александр Трофимович представил Лану:

– Ну как же, как же! – развел руками Шаронов. – Кто не знает Лану Сергеевну Порфирьеву! Лучшее перо «президентского пула»! – он вручил ей несколько белых лилий, чудесным образом появившихся в этой студеной тундре.

Александр Трофимович, едва вдохнул ледяной душистый воздух, уловил дыхание близкого океана. Он оказался среди крепких, порозовевших от ветра людей. Почувствовал бодрое, веселое нетерпение. Хотелось поскорее узнать эту новую, влекущую жизнь.

Ощущение радостной новизны только усилилось, когда они вышли из машины на пирсе.

Океан в рыхлых льдах, сизый, голубой, сверкающий, уходил далеко, теряясь в весенних туманах. Темнела рваная полынья, в ней застыл ледокол с тупым черным носом, белой рубкой и красной чертой вдоль борта. Капитан, увидев на пирсе машины, дал несколько приветственных ревущих гудков.

Вдоль пирса, заслоняя небо, стоял громадный танкер. На палубе круглились три огромных шара, как белые пузыри. Виднелись связки труб, серебряные магистрали, красные вентили. Что-то шумело, вздыхало, чавкало. Раздавался свист. Танкер был, как остров, приплывший к пустынному берегу. По черному борту желтыми буквами было выведено: «Ямал». Александр Трофимович восхищенным ненасытным взглядом осматривал танкер. Сферы были как гигантские яйца. В них созревали невиданные птенцы. Раздастся хруст, яйцо расколется, покажется клюв, лысая голова птенца, который плюхнется на пирс.

– Танкер пришел из Японии. Возьмет газ и пойдет в Испанию, – Шаронов указывал пальцем на танкер, словно рисовал его контур, заливал этот контур красным, серебряным, белым. – Как раз вы угадали к погрузке.

Весь берег был в сплетениях стали, в перекрестьях металлоконструкций. Высились громадные цистерны, вздымались стальные башни, взлетали ажурные вышки. Извивались бессчетные трубы. То стремились вверх, то опускались к земле, то уходили под землю, и вновь появлялись, ползли к танкеру. Погружались в его нутро. Все мерцало, вспыхивало, переливалось. Завод казался громадным разноцветным петухом. Он раскрыл синие стальные крылья, вцепился желтыми когтями в мерзлоту, долбил черным клювом. Среди сверкающих конструкций не было видно людей. Завод был огромной машиной, которая не нуждалась в людях.

– Предлагаю, Александр Трофимович, пройти на пульт управления. Там виден весь производственный цикл, – приглашал Шаронов. – Там соберется персонал. Вы, если можно, скажете несколько слов.

Они надели белые каски, нарядились в оранжевые жилеты. Прошли сквозь заводские переходы. Александру Трофимовичу казалось, что его ведут сквозь внутренности металлического великана. Ухало сердце, дышали легкие, поворачивались суставы. Завод был подобием человека, а человек был его малой копией.

Они оказались в диспетчерском зале. Вдоль стен горели экраны, работали мониторы. Перед каждым сидел оператор, иногда поднимал телефонную трубку.

– Этот завод я заказал в Китае, Японии, на Тайване, – Шаронов с гордостью демонстрировал свой завод. – Завод, Александр Трофимович, привезли сюда на сухогрузах отдельными блоками и здесь свинтили. Мы подготовили ему площадку, чтобы каждая скважина, каждая свая, каждая опора соединились точно, как швейцарские часы. Финансирование обеспечили банки Германии, Франции и Канады. Но рабочие русские! Никакие другие рабочие не способны поставить подобное чудо в мерзлоте при температуре минус пятьдесят. Мы вживили этот завод в мерзлоту. Мы посадили его, как сажают дерево. И видите, оно прижилось. Наши работники – это садовники Арктики! – Шаронов похлопал по плечу сидящего молодого диспетчера. Александр Трофимович не мог понять чего больше в этом похлопывании, – отцовской гордости или самодовольства собственника.

Александр Трофимович смотрел на экраны, слушал главного инженера. Тот доступно объяснял невероятно сложный производственный процесс.

В тундре, – рассказывал инженер, – среди мхов и озер, буровые ввинчиваются в глубину, распускают в толще земли пучки труб. Трубы шарят, щупают пласты, впиваются, жадно сосут. Газопроводы подхватывают газовые вихри, укрощают, перебрасывают на завод, гонят в реактор. Реактор дышит, как сердце, перевитое артериями. Газ сжимают, охлаждают, превращают в вязкую жидкость. Жидкость течет из реактора, наполняет громадные, стоящие у пирса цистерны. Насосы гонят сжиженный газ, сливают в океанский танкер, наполняют сферические хранилища. Танкеры отчаливают от пирса, везут газ, – одни в Японию, другие в Европу. Ямальский газ сгорает в топках электростанций, крутит турбины, питает опреснители и кухонные плиты. Кипятит кофеварки и плавит металл для космических кораблей и подводных лодок.

Конец ознакомительного фрагмента.