Леопард охотится в темноте

Он внимательно прочел документ, пытаясь заставить свой оцепеневший ум функционировать правильно, но текст казался каким-то фантастическим и нереальным, совершенно не касавшимся его лично, пока он не увидел слова, заставившие его очнуться окончательно. Слова были такими знакомыми, так хорошо запомнившимися, они жгли его мозг, как концентрированная кислота.

«Я полностью признаю, что своими действиями доказал, что являюсь врагом государства и народа Зимбабве».

Именно такие слова он видел в подписанном им раньше документе, и он вдруг понял весь смысл происходящего.

– «Кинг Линн», – прошептал он и поднял взгляд от документа на Питера Фунгаберу. – В этом все дело. Тебе нужен «Кинг Линн».

Тишину в комнате нарушало только похлопывание стека по столу. Питер Фунгабера не сбился с ритма и по-прежнему улыбался.

– Ты все просчитал с самого начала. Гарантия кредита – ты специально ввел этот пункт.

Оцепенелость и вялость исчезли, их начала сменять ярость. Он бросил признание на пол. Капитан Ндеби поднял его и замер, как-то неловко держа документ в обеих руках. Крейг почувствовал, что его трясет от ярости. Он сделал шаг к сидевшей за столом элегантной фигуре, вытянув вперед руки, но высокий сержант преградил ему путь стволом винтовки.

– Грязная свинья! – прошипел Крейг, и на его нижней губе появилась пена. – Я требую присутствия полиции. Я требую защиты закона.

– Мистер Меллоу, – спокойно произнес Питер Фунгабера, – в Матабелеленде закон – это я. И именно моя защита вам предлагается.

– Я не сделаю этого. Я не подпишу этот кусок дерьма. Лучше я попаду в ад.

– Это можно устроить, – задумчиво произнес Питер Фунгабера и добавил убедительно: – Я призываю вас перестать паясничать и склонить голову перед неизбежным. Подпишите документ, и мы сможем избежать дальнейшей мерзости.

Грубые слова уже готовы были слететь с губ Крейга, но он заставил себя не произносить их, чтобы не потерять собственного достоинства в присутствии таких людей.

– Нет, – сказал он. – Я никогда не подпишу этот документ. Тебе придется убить меня.

– Даю вам последний шанс передумать.

– Нет. Никогда!

Питер Фунгабера повернулся к высокому сержанту.

– Я отдаю вам женщину, – сказал он. – Ты будешь первым, потом твои люди, по очереди, пока не пройдут все. Здесь, в этой комнате, на этом столе.

– Господи, ты не можешь быть человеком, – выпалил Крейг и попытался удержать Сэлли-Энн, но десантники схватили его и отшвырнули к стене. Один из них лишил его возможности что-либо сделать, приставив к горлу штык.

Второй вывернул Сэлли-Энн руку за спину и подвел к высокому сержанту. Она начала вырываться, но десантник поднял ее так, что только носки ее кроссовок касались каменного пола, а лицо исказилось от боли.

Сержант вел себя совершенно равнодушно, он не смотрел на нее плотоядно, не делал никаких непристойных жестов. Он просто схватил футболку Сэлли-Энн и дернул, разорвав от воротника до талии. Все увидели ее белые и нежные груди с розовыми, казавшимися очень чувствительными и ранимыми сосками.

– У меня сто пятьдесят человек, – заметил Питер Фунгабера. – Это займет какое-то время.

Сержант вставил большие пальцы за пояс шорт и дернул вниз. Шорты упали вниз. Крейг дернулся вперед, но острие штыка пронзило кожу на горле. Кровь потекла за ворот его рубашки. Сэлли-Энн пыталась закрыть свободной рукой темный треугольник между ног. Это была трогательно безрезультатная попытка.

– Я знаю, насколько яростно даже такие так называемые белые либералы, как вы, возмущаются при одной мысли о том, что черная плоть может проникнуть в их женщину. – Питер говорил совершенно спокойно. – Интересно будет узнать, сколько раз вы позволите этому случиться.

Сержант и десантник подняли Сэлли-Энн и положили ее спиной на обеденной стол. Сержант снял с ее ног шелковые шорты, но кроссовки оставил, так же как и остатки футболки на груди.

Они подняли ее колени к груди и потом резко отпустили их вниз, заправив в подмышки. Они явно часто делали такую операцию раньше. Сэлли-Энн была согнута вдвое, широко открыта и абсолютно беззащитна. Любой мужчина в комнате мог посмотреть в тайные глубины ее тела. Сержант стал расстегивать ремень форменных брюк.

– Крейг! – закричала Сэлли-Энн, и этот крик ударил по нервам Крейга как хлыст.

– Я подпишу, – прошептал он. – Только отпустите ее, я все подпишу.

Питер Фунгабера отдал приказ, и десантники немедленно освободили Сэлли-Энн. Рядовой отошел, а сержант помог ей встать на ноги. Он вежливо подал ей шорты, она, всхлипывая и дрожа, быстро натянула их на себя.

Потом она бросилась к Крейгу и крепко обняла его обеими руками. Она не могла говорить, только всхлипывала и глотала слезы. Ее сильно трясло, и Крейг прижимал ее к себе, стараясь успокоить ничего не значившими звуками.

– Чем быстрее подпишете, тем быстрее сможете уехать отсюда.

Крейг подошел к столу, не выпуская Сэлли-Энн из объятий.

Капитан Ндеби передал ему ручку, и Крейг поставил на первых двух листах признания свои инициалы, а последний лист подписал полностью. Капитан Ндеби и Питер Фунгабера заверили его подпись, а потом генерал сказал:

– Последняя формальность. Я хочу, чтобы вас и Сэлли-Энн осмотрел полковой врач с целью определения следов грубого обращения или применения силы.

– Будь ты проклят, разве с нее не достаточно?

– Поспорьте со мной, мой любезный друг.

Врач, очевидно, ждал в одном из грузовиков. Это был маленький проворный машон, который сразу же приступил к делу.

– Доктор, женщину можете осмотреть в спальне. Особенно прошу вас убедиться в том, что она не подверглась сексуальному насилию, – проинструктировал врача Питер Фунгабера, а потом, когда врач с Сэлли-Энн вышли из гостиной, повернулся к Крейгу. – Вы тем временем можете открыть сейф в кабинете и взять паспорт и другие документы, которые могут потребоваться для путешествия.

Десантники проводили Крейга до кабинета на другом конце террасы и подождали, пока он набирал комбинацию замка сейфа. Он взял свой паспорт, бумажник с кредитными карточками и значком Всемирного банка, три книжки чеков «Америкен экспресс» и рукопись нового романа. Он положил все в сумку «Бритиш Эрвейз» и вернулся в гостиную.

Сэлли-Энн и врач вернулись из спальни. Она переоделась в рубашку, джинсы и тонкий шерстяной свитер. Истерика почти кончилась, она лишь изредка тихо всхлипывала, иногда ее тело сотрясалось от дрожи. Она взяла сумку с фотоаппаратами, а под мышкой несла папку с фотографиями и текстом их книги.