Лерой. Обещаю забыть

— Самая умная? — рычит он, костлявыми пальцами всё сильнее сжимая моё лицо. До боли. До красных отметин. До моих слёз. Отчаянно вгрызаюсь зубами в грубую мякоть его ладони. Я не сдамся! Не позволю над собой издеваться! От неожиданности Кир ослабляет хватку, резко выпуская моё тщедушное тельце из своих лап, и я падаю, приземляясь голыми коленями на каменистую дорожку, но встать не успеваю. Этот псих наклоняется ко мне всем телом, а затем наматывает мои растрёпанные волосы на кулак и рывком тянет за них, вынуждая задрать голову вверх, локтем же свободной руки перехватывает меня за горло. — Я планирую задержаться здесь до сентября. Поверь, сестрёнка, ты запомнишь это лето надолго.

Его испещрённая злобой и отвращением физиономия слишком близко. В нос ударяет прокуренное дыхание парня, обезумевший взгляд пустых стеклянных глаз пугает до чёртиков, а его угрозы эхом стучат в голове. Кир стал старше, больше, сильнее, а вместе с ним выросла и его ненависть ко мне. Уроду доставляет несказанное удовольствие меня унижать и наблюдать, как я корчусь от боли. Вот только доставлять его ему я не собираюсь. Сквозь боль, сдерживая слёзы отчаяния, натягиваю на лицо улыбку, а затем смачно плюю в заносчивую рожу Кира.

— Только попробуй, ублюдок! И вместе со своей алчной мамашкой пойдёте на паперть с протянутой рукой! — меня трясёт, а сердце рваными ударами отдаётся в ушах. Господи, когда это всё закончится?

— Сука! — хрипит щенок, освобождая от захвата мою шею, и, обтерев оплёванную рожу рукавом, заносит ладонь вверх, явно планируя влепить мне пощёчину. Внутренне сжимаюсь, готовясь к удару, и непроизвольно зажмуриваю глаза, отсчитывая мгновения до новой порции боли. Но её нет. Зато сквозь необузданное волнение и грохот в ушах слышу голос Лероя, что не скупится на крепкие словечки в адрес моего обидчика, а затем ощущаю свободу от поганых рук сводного брата, но всё ещё не решаюсь открыть глаза.

И лишь когда в шаге от меня раздаётся хруст, а следом болезненный стон, испуганно вскакиваю и осматриваюсь по сторонам: прямо у моих ног лежит Кирилл, который, зажав окровавленными руками лицо, вопит что есть мочи, а чуть дальше, тяжело дыша, стоит Амиров и не сводит с меня встревоженного взгляда. Он осматривает меня с головы до ног, слегка морщась, стоит его взору задержаться на ободранных коленках, а затем подходит ближе и уже привычным жестом убирает с моего лица спутавшиеся пряди волос.

— Всё нормально? — уточняет Лерой, и я киваю.

— Ближайшие минут двадцать ему будет точно не до тебя, — лёгким движением головы Амиров указывает на завывающего Кирилла, а затем берёт меня за руку, крепко сжимая ладонь.

— Пойдём, — Лерой тянет меня в сторону дома. Молчаливо киваю и иду за ним. Тепло его руки согревает, осознание, что он рядом, — успокаивает.

— Вы оба мне за это заплатите! — шепелявит Кир, когда мы по очереди, без зазрения совести переступаем через его развалившееся на земле тело. На его боль мне наплевать, как и на пустые угрозы: рядом с Амировым я вновь становлюсь сильной и смелой.

Лерой ведёт меня за собой молча. Чувствую, как он напряжён, возможно, испуган, но так рада, что он успел, не уехал, не бросил... Хочу сказать спасибо, но во рту пересохло от волнения. Амиров останавливается возле крыльца и, отпустив мою ладонь, делает шаг назад, а я жалею, что не ко мне. Мне резко становится без его близости холодно, одиноко и страшно. Позабыв про гордость, готова подойти сама и обнять, но потом вспоминаю про Горскую и Макеева и тоже отхожу в сторону. Мы слишком чужие для объятий. Амиров просто охранник, просто сделал свою работу...

— Ты поэтому согласилась, верно? — бормочет Лерой, а я не могу сообразить о чём речь. Снова киваю. На автомате, скорее в благодарность за спасение. Амиров засовывает руки в карманы брюк, слегка качается на пятках, а затем делает ещё один шаг в сторону от меня.

— Пусть так, — выдыхает он, полностью погруженный в свои мысли.— Пусть так. Иди домой, Арина!

А затем уходит по узкой дорожке в сторону паркинга, а я потерянно смотрю ему вслед, даже когда его силуэт полностью растворяется в темноте, наконец понимая смысл его вопроса.

— Да, Лерой, я согласилась на брак с Макеевым, чтобы больше никогда не испытывать на себе подобного унижения, а ещё, чтобы забыть тебя, — говорю вслух, заведомо зная, что Амиров уже не слышит, а потом иду в дом.

Стоит входной двери щёлкнуть за моей спиной, выдыхаю: я в безопасности, хотя знаю, что ненадолго. Рано или поздно Кирилл соберёт свою тушку с садовой дорожки и захочет отомстить. С новой силой, возможно, еще более извращенным способом. Эти минуты тишины — не спасение, они лишь отсрочка неизбежного. А потому бегу к кабинету отца — я обязана ему всё рассказать! Пусть поднимает охрану, просматривает камеры, но он должен знать, какого гадёныша пригрел на груди.

Вот только отца в кабинете нет, как, впрочем, и в гостиной, и на кухне. Сегодня, как назло, он решил лечь пораньше, а чёртова Снежана, конечно, меня к нему не пускает.

«Совсем с ума сошла, Рина! Отец спит! Всё завтра! Всё утром!»

Она будто не видит моих слёз и размазанной туши, словно не замечает, как меня всю колотит, и совершенно не слышит, как сильно сорван мой голос. Снежана просто закрывает перед моим носом дверь в спальню отца, в очередной раз лишая поддержки самого близкого человека. Прислонившись к стене, медленно сползаю вниз, на корточки, и беззвучно плачу, не понимая, за что мне всё это… Но долго раскисать не получается. Буквально через десять минут слышу щелчок замка, а следом омерзительный голос сводного брата:

— Сестрё-ё-ёнка! — завывает он, и сердце уходит в пятки: здесь, в стенах родного дома, за меня некому заступиться...

Смахиваю слёзы, ещё больше размазывая по лицу тушь, и бегу к себе.

Дверь в свою комнату закрываю на ключ и, на всякий случай подпираю стулом, но даже это не помогает успокоиться. Сейчас, как никогда раньше, мне нужен отец, чтобы заступился, чтобы обнял и пообещал, что всё будет хорошо. Вот только папе вновь не до меня.

_____

^1 — перевод с английского. Three Days Grace " I Hate Everything About You

Глава 23. Взаперти

Арина

Сопение Кира за дверью не заставляет себя долго ждать. Сжимаюсь от страха, ощущая животный ужас, волнами пробегающий по телу. Господи, кто бы мог подумать, что самое страшное ждёт меня не снаружи, а внутри собственного дома.

— Сестрёнка, — завывает ублюдок в замочную скважину, а я с силой затыкаю уши, усевшись под дверь. — Открывай! Прятаться вечно в своей комнате ты не сможешь!

Его гнусавый голос пропитан желчью, а слова пробираются под кожу, но в чём-то Кир прав: укрываться от него в стенах этого дома бесполезно.