Леший
Шрифт:
— Ты славная, Зина.
10
Через неделю на трассу прибыли еще два бульдозериста. Одного из них, Геннадия Петровича Панова поселили в вагончик к Димке. Был он пожилой, почти совсем седой и Димка удивлялся, как это он до сих пор работает на бульдозере. В тайге, в отрыве от семьи и цивилизации, в большинстве своем остаются только молодые.
— А ты не смотри, что я такой старый, — сказал Панов, когда Димка спросил, сколько ему лет. — Я на всех трассах побывал. Еще нефтепровод Самотлор — Альметьевск строил.
Был он степенный,
— В нашем деле семь раз отмерь, один раз отрежь, — постоянно повторял он. — Головотяпов у нас хватает. Один раз мне выдали отметку, я расчистил трассу, а потом оказалось, что она на полкилометра в сторону ушла.
Паше Коровину Панов не понравился сразу.
— Еще один появился, — сказал он. — Теперь каждый вечер воспитывать будет.
К старости человек укореняется в своих привычках и изменить им бывает выше его сил. Геннадий Петрович вставал, как по будильнику, ровно в шесть, натягивал штаны, надевал домашние тапочки, которые специально привез с собой, и в одной майке выходил в тамбур. Растапливал печку, грел воду и садился бриться. Побрившись, умывался тоже теплой водой, потом надевал рубаху и теплую жилетку. Так он и отправлялся завтракать.
Позавтракав, Панов заглядывал в окно к Зиночке. Та заворачивала ему в салфетку две котлеты и два куска хлеба, в поллитровую бутылку наливала компоту. Все это Геннадий Петрович брал с собой на обед. Сложив провизию в сумочку, он шел будить ребят. Он осторожно дотрагивался до плеча Димки и говорил:
— Вставайте, орлы, время завтракать.
Димка открывал глаза, садился на кровать, раза два вытягивал руки вверх, изображая, будто поднимает тяжелые гири. Затем босой ногой начинал искать носки, оставленные с вечера у кровати.
Коровин вставал всегда с неохотой, свешивал босые ноги на пол и долго тер кулаками глаза. Лениво натягивая рубаху, он зевал и обычно говорил:
— Ну и сон же мне сегодня приснился…
— Будто ты едешь на собственной «Волге» по автотрассе Москва-Стамбул, — влезал в Пашин рассказ Димка, — а впереди ишак.
Димка всегда что-нибудь придумывал. Поэтому Коровин переставал зевать и, ожидая очередного подвоха, настороженно спрашивал:
— Ну и что?
— Ты жмешь на всю железку, — как ни в чем не бывало продолжал Димка, — а ишака обогнать не можешь.
— Ну и что? — уже раздраженно спрашивал Коровин.
— А потом оказывается, что ишак везет твою «Волгу» на буксире.
— Сам ты ишак! — Коровин вскакивал с кровати, натягивал брюки и, намотав на ногу портянку, долго не мог попасть ей в сапог.
— Сам ты ишак! — повторял он еще раз и уходил умываться.
— Зря ты над ним так шутишь, — покачивая головой, говорил Геннадий Петрович.
— Он действительно спит и во сне видит «Волгу», — оправдывался Димка.
— А что в этом плохого, — замечал Геннадий Петрович. — На свои же заработанные хочет купить.
Панов жалел всех подряд. Димка думал, что у него это от возраста и старался не спорить.
Коровин никогда не ждал Димку завтракать. Умывшись, он сразу уходил в столовую и, когда Димка приходил туда, Паша уже кончал есть. Шабанов подходил к раздаточному окну, видел веснушчатое Зинино личико, ее радостные, светящиеся глаза и тут же забывал о Коровине.
— Как тебе сегодня спалось? — спрашивал он и его глаза тоже начинали радостно светиться. — Медведи не тревожили?
— Один во сне пытался облапать, — опустив глаза и пряча появившуюся на губах улыбку, говорила Зина. —
Я его так шуганула, до сих пор бежит. Не слышишь, как тайга трещит?— А я-то думал, почему мне всю ночь не спалось? — отвечал Димка. — Сегодня приду тебя охранять. Так нам обоим спокойней будет.
— Избави меня Бог от такого спокойствия, — Зина подавала Димке завтрак и отворачивалась от раздаточного окна.
— Тогда ты приходи, — говорил Димка. — Паша тебя стесняется, поэтому ночью храпеть не будет.
На этом обмен шутками заканчивался. Рабочий день начинался с восьми. Но в половину восьмого все уже были около машины. За последние дни трасса продвинулась вперед. Бульдозеристы работали на восьмом километре, экскаваторщики на третьем. И на работу их теперь возили всех вместе на грузовике. Коровин всегда старался попасть в кабину. И, если ему это не удавалось, он сердился, с ворчанием лез в кузов и садился на скамейку в самом углу.
Было начало октября. По утрам уже сильно подмораживало, березы и осины сбросили листву, она желтыми пятаками лежала на мху и ветер, не жалея, разбрасывал ее по трассе. На край леса в предутренних сумерках вылетали глухари побродить по песку, запастись на зиму камешками. Скоро они перейдут на зимний корм — хвою сосен и кедров, и перетереть такую пищу в желудке без камешков будет невозможно. Кое-кто из ребят уже добывал глухарей и Димка на этот раз прихватил с собой ружье Гудкова.
Он вылез из машины около своего бульдозера, Геннадий Петрович подал ему ружье и обед в полиэтиленовом пакете. Димка осторожно взял все это и положил в кабину. С Пановым работалось легко, они как бы соревновались друг с другом и день пролетал незаметно. Как только на трассе появился Панов, Димка стал оставлять на день Кузю Зине. С напарником в тайге не было скучно.
«Хороший старик, — думал о нем Димка, — хотя и много ворчит. Зато никогда не жалуется на свою судьбу. Побольше бы таких стариков на трассу».
Обедал Димка вместе с Пановым. Они сидели на поваленном кедре и молча жевали холодные котлеты, запивая их компотом. В верхушках деревьев, непрерывно перебирая ветки мягкими, невидимыми руками, шумел ветер. Он осыпал на землю последние, самые цепкие листья, еще каким-то чудом задержавшиеся на редких березах, и стряхивал с кедров пожелтевшую, состарившуюся хвою. Подняв голову, Панов прислушался к верховому шуму тайги и сказал:
— Хорошо тут. Больше всего люблю тайгу в это время. Ни тебе комара, ни мошки — благодать!
— А мне и тайга надоедает, и жизнь на колесах, — сказал Димка. — Иногда и на футбол сходить хочется, и в ресторане посидеть тоже.
— Тебе может и хочется, — отпив из бутылки большой глоток компота, сказал Панов. — А у меня три дочери и все учатся.
И жена не работает. Всех накормить, одеть-обуть надо. Вот и мотаюсь по трассам. В городе столько не заработаешь. — Он помолчал немного и добавил: — Да и работы в городе нет. Заводы позакрывали, стройки стоят.
Димка с удивлением посмотрел на Панова. Он думал, что у того уже давным давно должны быть внуки, а оказывается его дочери еще учатся в школе.
— Сколько же тебе лет, Геннадий Петрович? — спросил Димка, глядя на серебристую голову напарника.
— Сорок девять. До пенсии еще пахать да пахать.
— А мне двадцать семь, — сказал Димка.
— Я в это время еще только женился. — Панов опустил голову, осторожно стряхнул с колен хлебные крошки и задумчиво сказал: — Здесь я при деле, а дома не знаю куда себя деть. Слоняюсь из угла в угол — словно и заняться нечем. Последний раз со старшей дочерью поругался.