Леший

– Будем, – сказал он, и все трое хором показали донышки стаканов потолку. Выдохнули, крякнули, поставили стаканы на стол и взяли по дольке лимона.

– Почему? – вдруг задал вопрос мужичок с косившим глазом. Игорь странным образом понял не только то, что вопрос обращен к нему, но и суть этого вопроса.

– Не могу. За рулём. Да и не хочу.

– А вот это зря, – заметил третий, о котором можно было сказать только, что у него выдающихся размеров нос и грустные, как у дворняжки глаза. – Помогает, знаешь ли.

Теперь пожал плечами Игорь.

– Да как-то всё равно мне.

– А вот так не бывает, – покачал головой носатый. – Иначе не сидел бы ты здесь.

Тем временем толстяк налил еще по одной. Они выпили.

В разговор снова вступил тот, что косил на левый глаз.

– Почему? – видимо это был его любимый вопрос. – Ну ладно, пить не хочет, а почему бы с мужиками не посидеть? Хотя это, конечно, и подозрительно.

– Да я не о том, – поморщился носатый. – Здесь, это вообще здесь, – он вполукруг повёл головой.

– Да чего вы к нему пристали, – сказал толстяк, подняв стакан. Оказывается он уже успел налить по новой. – Давайте.

Выпили снова.

Пьянка шла полным ходом. Когда опустевшая бутылка скрывалась под столом, из-под него тут же появлялась новая. Полная. Между опрокидыванием стаканов обязательно звучало несколько ничего не значащих фраз. Иногда и его о чём-то спрашивали, и он отвечал. Иногда о его существовании просто забывали. Но стаканы наполнялись и пустели. Бутылки меняли друг друга на столе. Монотонно и завораживающе.

Медленно тянулось и навсегда пропадало время.

Игоря даже почему-то не удивляло, что количество выпитого не валит мужиков наземь. Наверное, так и должно быть. Наверное, так правильно. Глядя, как троица в очередной раз подняла стаканы, он вдруг понял, что тоже хочет выпить. Не просто хочет, а жаждет. Горячо желает влиться в этот размеренный беззаботный процесс.

– Так что, налить? – спросил толстый, держа в руке бутылку. Игорь лихорадочно сглотнул.

Но тут заскрипела открываемая дверь, и в клуб вошёл Григорий, вслед за которым протиснулся Берк.

Уверенным шагом знающего человека, Григорий пересёк фойе и подошёл к столу.

– Ну что, черти пьяные, придётся отвлечься. Люсику ещё помощники нужны. Не справляются они. Опять гонца прислал.

Мужики скорчили недовольные рожи.

– Ну вот так всегда! Только присядешь, только нальёшь, – больше всех возмутился толстяк.

Григорий ухмыльнулся.

– Вот ты и пойдёшь. И ещё ты, – он ткнул пальцем в косого. – Чем быстрее управитесь, тем скорее вернётесь. А эта хрень, – он показал на бутылку водки, – без вас не закончится.

Кряхтя и недовольно бубня себе под нос, толстяк поднялся с табуретки. Хлопнул косого по спине и проворчал:

– Чего расселся? Не слышал что ли?

Уже возле ширмы оба, не сговариваясь, дружно оглянулись и, тоскливо посмотрев на стол, со вздохом направились к выходу из клуба.

– Ну а тебя почто по всей округе носит? – обратился к Игорю Григорий, сев на освободившийся табурет. – Говорю ведь – жди здесь, а его опять и след простыл.

Тот промолчал, так как ответить было нечего.

Григорий тем временем взял бутылку, налил себе полный стакан, выпил не торопясь, ни разу не покривившись, коротко посмотрел на лимон, но брать не стал.

– И чего тебя сюда занесло? Случай вроде не запущенный. Хотя, может тебе это и надо, – сказал Игорю, ставя пустой стакан на стол. И после небольшой паузы добавил:

– Ладно. Пойдём, пока ты опять никуда не пропал.

Игорь уже и не верил, что это произойдёт, но на этот раз они вместе с Григорием дошли до конца деревни. Смущало только, что никакой техники Григорий не нашёл, а вдвоём им машину не вытащить. Однако слишком уверенно Григорий шагал вперёд, чтобы у него могли возникнуть хоть какие-нибудь сомнения.

Вот они дошли до того места, где след от колёс внедорожника упирался в снежную бровку, и где, казалось, давным-давно он стоял в раздумье – стоит ли ему идти дальше. Всё так же над головой висела всё та же луна. И тут он увидел, что сбоку от дороги стоит старая церковь. Сама тёмная, она высилась в темноте полуразрушенной глыбой, упираясь скособоченным куполом без креста в низкие вязкие облака, сыплющие снегом.

Игорь замер. Ему вспомнился почему-то гоголевский Вий, про которого, он, конечно же, никогда не читал, но зато в глубоком детстве, на закате перестройки, видел старый одноимённый советский фильм. Они тогда возвращались после киношного сеанса из сельского клуба – стайка пацанов, а ночи под Воронежем летом еще чернее, чем северные зимние, шугаясь каждого шороха и всю дорогу замирая сердечком от страха. Бесхитростный по их меркам фильм с незнакомыми им, уже вкусившим прелести видюшного голливудского кинопрома, актёрами, зацепил их за самое нутро. Но дело даже не в этом. Именно тогда Игорёк задался неразрешимым для его детского мозга вопросом – откуда в церкви, святом, он не помнил откуда, но всегда знал об этом, месте взялась разнообразная нечисть во главе с панночкой. И вот только сейчас, спустя двадцать лет, до него, при виде этой мрачной, заброшенной, стоящей так вдалеке от жилых изб церкви, до него дошло – а где же ещё нечисти обитать, как не в таком месте?

Рушили церкви по всей России в двадцатые, плавно, хоть и небезболезненно для народа, перетекшие в тридцатые. Но случился промежуток в истории страны, когда воинствующий большевизм уступил место здравому прагматизму. И вновь стали открывать заколоченные и приспособленные под склады и амбары храмы. Перестали гнобить священников. Потянулись к ним прихожане. Но не долгой была передышка. После смерти диктатора вновь застучали молотки забивающие гвозди в доски, крест накрест закрывающие окна церквей. А батюшек хоть и перестали ставить по революционному – к стенке, но зато совратили многих, подмяв под органы безопасности, да и вообще опаскудили этим на многие годы в сознании масс саму идею служительства. Вот и стоят до сих пор такие заброшенные церкви. Вот и здесь стоит.

Внезапно Игорь почувствовал, что он один. Совсем один. И тотчас же накатила на него волна неосознанного и неопознанного ещё стыда. Перед церковью этой, может за недавние мысли о нечисти, а может от того, что не было у него таких мыслей раньше. И перед собой, перед обыденным для себя восприятием только что прожитого. Как будто это и есть – жизнь. Его жизнь?

– Какой бред, – вслух с тоскливой злостью подумал он, отвернувшись.

Сыпал снег, и луна скрылась в тучах, но путь, контуры дороги, были ему видны.

– Увидел? – спросил Григорий.

Игорь молча посмотрел на него.

– Увидел, – кивнул сам себе Григорий. – Ну что ж. Отпускает он тебя. Давай поторопись.

Игорь открыл было рот, чтобы задать вопрос, но Григорий только махнул рукой.

– Поторопись, я говорю. Сейчас к тебе помощь подоспеет. Да и дома тебя заждались.

Сказав это, он развернулся и быстрым шагом направился обратно в деревню.

Игорь недолго смотрел ему вслед – то, что Григорий слов на ветер не бросает, он уже понял, потому и задерживаться не стал.