Лесин и немедленно выпил
Шрифт:
Почему я вдруг обратился к прошлому, к «седой старине», может возникнуть резонный вопрос. Объясняю. Речь ведь идет о будущем – о том, что станет с Петушками в 2042 году, будут ли тогда читать Ерофеева и т. д. А чтобы узнать будущее, есть только один способ – заглянуть в прошлое. Прошлое обнадеживает. Русские пили, пьют и, надеюсь, будут пить еще долго, а значит, будут и книжки читать. А то, что до тех пор пока будут читаемы книги на русском языке, будет читаем и Ерофеев – в том у меня нет сомнений.
«Приканчиваю остаток вчерашней водяры», или «Последний дневник» Венедикта Ерофеева
Документ одновременно и страшный,
ПЬЯНСТВО КАК СЛУЖЕНИЕ.
Ерофеев умер в мае 1990 г., дневник охватывает период с октября 1989-го по март 1990-го. Последняя запись датирована 18-м марта. Больше Ерофеев ничего не написал.
«Последний дневник» читать тяжело. После прочтения хочется не откупорить, а забыться. Не бражничать, а бежать. Судите сами:
«Голову можно поворачивать только на 25 влево и 20 вправо». (После двух операций на горле.)
«Все дальше к вечеру уже не могу говорить, даже кивать головой не в силах». (Не следует забывать, что после 1985 г. Ерофеев вообще не мог говорить, пользовался специальным аппаратом или писал.)
Ерофеев не жалуется, он записывает. Поэтому есть и такое: «Сегодня я уже способен гулять.(…) Усаживаюсь за привезенную прессу». Но (запись того же дня) – «…стук в окошко: появл. Мур. И тоже с провизией, и тоже с коньяком».
А в другой день даже так: «…врываются Кобяковы с псом, с коньяком и кагором».
А следовательно – «начинается полоса коньяков и канделябров»:
Начинается она, как и положено, совсем не страшно, можно даже сказать, светло и радостно:
«…выпью еще стакан, закушу луковкой и буду славить моего Господа». Хорошо, да? Но не радуйтесь прежде времени. Дневник-то последний, предсмертный дневник, а значит, самый что ни на есть смертный. И смерть, как «девка с гостинцем» (т. е. водкой), все время маячит рядом:
«Приканчиваю утром остаток водяры…»
«Приканчиваю остаток вчерашней водяры…»
«Подкрепляю себя остатком бормотухи…» и т. д.
А день рождения, 24 октября 1989 года? А он не слишком-то отличается от 24 октября 1958 года: «Пришел ко мне Юрий Петрович, пришла Нина Васильевна, принесли мне бутылку столичной и банку овощных голубцов…» («Москва – Петушки»). И от 24 октября 1968 года: «И принесли мне – что принесли? – две бутылки столичной и две банки фаршированных томатов…» («Москва – Петушки»). Все минувшее миновалось. Все утекло, ничего не изменилось: «Самый беспамятный из всех моих дней рождения. Помню только первые две рюмахи, далее мгла, кроме (третьего) падения на кухне…»
Конечно, не забывает Ерофеев и о политике:
«По буквам „Израиль“ – Ирочка, Зайков, Рыжков, Андропов и Лигачев».
«…Но мне важнее: изловят этого пидораса Чаушеску или не изловят…»
А еще важнее вот что (снимите шляпы, смахните слезы, встаньте из-за стола): «Епифан сшибает наземь сообщением из Москвы: большевики начали продавать водяру с 8 утра…» Ах, Веня.
Пьющему трудно. Непьющему гадко. Пора заканчивать.
А потому напоследок несколько заключительных аккордов, в сущности, чистая лирика, а по сути – проливные слезы:
«Снова один. Метелица почти стихает. „Скоро март“, – говорю себе, и больше ничего не говорю».
«Коньяк, еще коньяк, и отдыхаю с гудящими от весны ногами».
И одна из самых, самых последних записей: «…первый раз спал на новой кроватке…»
Примечание 2010 года.
Печатался данный текст? Да, но не целиком, а только фрагментами.
Конец примечания.
Из вагантов, или Больше пейте, меньше закусывайте. А то не опьянеете
Несколько отвлеченное рассуждение, но зато собственно на тему «И немедленно выпил». А заодно и переход ко второй части – «И др.». Ибо можно было дать и подзаголовок: Диля Еникеева. Но поскольку она не одна, а взята лишь в качестве примера, а не самоценной единицы, то обойдется без подзаголовка. Да и рано еще переходить ко второй части – «И др.». Перейду я к ней в главке, которая так и называется «И др.».
В предвкушении выпивки ваше настроение заметно улучшается
В России две беды: черная речка и белая горячка. Но в первую не то чтобы дважды, один-то раз не войдешь, а вот вторая совсем скрутила, взяла за горло. По роду своей профессиональной деятельности мне приходится много читать разных книжек. Чаще всего – абсолютное барахло, всякие там произведения писателей и филологов и проч. Но пару лет назад попалась и довольно забавная и поучительная книжка – Дили Дэрдовны Еникеевой, кандидата медицинских наук, психиатра. Книга для пьющего человека. Которая, кстати, так и называется «Книга для пьющего человека». Конечно, она не единственная в своем роде: мне, например, не так давно подарили произведение «доктора А. Боровского» (так написано на обложке, как будто «доктор» – имя) «Особенности национального похмелья». Помню книжку иностранца с фамилией типа Аутербридж (точно, к сожалению, не скажу, потому что ее у меня кто-то украл), много полезных и нужных сведений можно почерпнуть из других книг, множества статей и даже словарей (напр., замечательный «Краткий словарь алкогольных терминов» детского писателя и математика Михаила Погарского).
И пр., как говорится, и пр.
Начинается повесть о пьющем человеке с психологического тестирования. Хотя какое тестирование? Что вы! Песнь песней, Песни Мальдорора и Песнь о еврейском летчике. Приведу лишь один пункт:
«Как вы себя ведете перед предстоящей выпивкой?
– вам она безразлична
– в ожидании выпивки ваше настроение заметно улучшается».
Ну, что греха таить, улучшается.
Последний, по-видимому, главный звучит так: «Почему вы купили эту книгу?» Предлагаемые ответы (чтобы узнать чего-нибудь новенькое об алкоголизме и из опасений) меня не устроили, и я призадумался. А правда: зачем? Трудно сказать. Может быть, потому, что не разучился читать. Потому что на пути алкоэволюции все еще сочетаю в себе черты и homo bibens, и homo scribens, и homo legens. Кстати, когда покупал я ее (в книжном на Кузнецком Мосту), симпатичная продавщица почему-то спросила: «Вам сколько?»
– А что, – спрашиваю, – помногу берут?
Она густо покраснела.
А я подумал: и то верно – уж если покупать такую книжку, то сразу несколько штук. Себе, любимому. Друзьям (алкоголикам). Подругам для их мужей (алкоголиков).
Если коротко
Если коротко, то основной пафос книги Еникеевой можно сформулировать одной фразой: «Очень часто люди, считающие себя просто пьяницами, на самом деле уже давно алкоголики». Повторяется данная фраза в различных модификациях, а зачастую и буквально на протяжении всей книги.