Лесниковы байки. «Пышонькина куколка»

«Да и не так дорого это всё мне и обойдётся, – думал Савелий, став подле окна, заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок, – Сколько там надо Анфисе? Поди ж не сто рублей! Потом, что Евдокия говорила – масла чудийке, крупы… Тоже ненакладно! Особливо ежели учесть Лизонькино приданое, в случае успеха… Не то, чтобы он на наследство зарился, нет! Лизоньку он любит всем сердцем! И на всё готов, чтобы её получить в жёны! Вот раньше ради любви и не такие подвиги совершали, а тут всего лишь поехать куда-то… не так и далеко!»

К возвращению Евдокии в сопровождении Анфисы, несущей самовар, рыцарь Савелий был готов ехать хоть на край света! А потому усадил Анфису на стул возле камина и стал с пристрастием расспрашивать, что за чудийка такая, какой помощи у неё просить и может ли она в самом деле помочь!

– А то не получится ли так, что поеду я, по этакой погоде, да взамен мучений своих и затрат ничего и не получу, окромя насморку!

– Ты, Савелий Елизарыч, зазря не говори, люди про такое в этих местах давно говорят, про чудийку эту. Тишком, конечно, но говорят. А ты нас послушай! Человек ты молодой, а мы с Евдокией всего в жизни навидались! Не шибко и накладно тебе станется, а вот если поможет? Сам подумай, ежели дела свои ты поправишь, батюшка тебя хвалить станет, может наперёд ещё старших сынов у него станешь!

– Ладно! – Савелий хлопнул себя по колену, – Евдокия Захаровна, выдай Анфисе, сколь там просит, пусть всё нужное достанет. И что в уплату – тоже соберите. Намедни поеду! Конюху скажите, пусть повозку крытую готовит, чтоб не застыл я по дороге!

– Ты, Савушка, конюху не говори, куда поедешь! – зашептала Евдокия, выпроводив Анфису, – Сказывай ему, что по делам прииска едешь, якобы мастера артельного нанять хочешь, чтоб дела поправил. Там, в Корчиновке, как раз живёт Степан Парамонов, раньше на прииске у батюшки твоего артелью управлял. Конюх наш ничего не заподозрит, поверит, а про тебя слухов нехороших не будет ходить! Понял?

Савелий кивал и гордился собой – вот он какой, ничего не испужался ради Лизоньки, даже непогоды!

Несколько дней спустя, промозглым дождливым вечером, когда дождь лил как из ведра, а суровый ветер трепал в разные стороны и мочалил кусты калины у забора, вернулась откуда-то запыхавшаяся Анфиса, старательно пряча плотно скрученный свёрток.

– Всё, завтра можно ехать! – шептала она встретившей её Евдокии, – Дороже она попросила, чем мы думали с тобой, ну, да я отдала… дело такое, сама понимаешь, не базар, чтоб торг устраивать!

– Вот и ладно, вот и ладно! – шептала Евдокия, поднимая повыше лампу и кутаясь в шаль, – Не запирай дверь, я сейчас конюху скажу, чтоб завтра до свету готов был! А ты ужин наладь, наливки поставь, которую Савушка любит, и пряников. Теперь у нас всё готово… можно отправлять его! А это…, – Евдокия кивнула на свёрток в руках Анфисы и перекрестилась, – Это в клети положи… там холодно.

За ужином глаза Савелия блестели, и не только от Анфисиной наливки! Он предвкушал поездку, кою он геройски совершит уже завтра ради Лизоньки. Всё было готово – Евдокия и Анфиса собрали и подношение знахарке, и то, что ей нужно будет для обряда, так Анфиса сказала! А он… он завсегда готов!

Глава 4.

Ещё не развиднелось небо, когда Евдокия поднялась с кровати. В эту ночь ей не спалось, всё думы ей мешали и не давали уснуть. Особливо после того, как не удержалась она и пошла-таки в клеть, глянуть на принесённый Анфисою свёрток. Почитай, за него серебром уплочено! А ну как обманули?!

Только ежели до того, как сходила в клеть, Евдокия не спала от дум – не обманули бы, а после того, как глянула на принесённое Анфисой… подумала, что теперича и вовсе спать забоится!

…Проворочавшись половину ночи, Евдокия поднялась, зажгла лампу, накинула шаль и тихонько вышла из комнаты. Клеть, как и кухня, возле которой была комната Анфисы, располагались в другом крыле, Евдокия шла по коридору и ей было как-то не по себе. Казалось, что в углах играют и мечутся какие-то странные тени, лампа в руке дрожала.

Из комнаты Анфисы доносился богатырский храп, сотрясающий стены, и от этого Евдокии как-то стало спокойнее. Анфису ничего не проймёт, спит себе, думала Евдокия, перебирая кисти шали, конечно, какая ей забота! Порядок в кухне навела, квашню поставила да спать завалилась! Эвона, как храпит, всех чертей распугала!

А Евдокия за всех думать должна! А заради Савушки она на всё готова пойтить! Достав из кармана связку ключей, Евдокия выбрала один, дверь в клеть тихо скрипнула, но в ночи Евдокии показалось, словно на весь дом скрип разошёлся. Замерла, послушала… Анфиса только всхрапнула громче!

Свёрток лежал в корзинке, прикрытый серой рогожкой, и Евдокия не сразу смогла развернуть… Затворив за собой дверь, она перекрестилась, прошептала сухими губами молитву, и только после этого развернула полотно…

Зажав себе рот, чтоб не вскрикнуть, Евдокия глядела на то, что было в свёртке… Нет, не обманули Анфису, достали то, что было надобно, не зря серебра Евдокия отсыпала толику немалую! На суровом полотнешке лежал мёpтвый младенец… Махонький, словно котёнок, сморщенный и скрюченный… недоношенный. Зачем старой столько серебра, думала Евдокия, ей уж и той жизни-то осталось! Сама вся скрюченная ходит, чуть не носом землю роет, а вон сколь запросила за такое…

А ей, Евдокии, куда деваться, спрашивается?! Торговаться за такое не станешь, не на базаре, вот и отдала, сколь старая ведьма-повитуха просила! Той не впервой младенцев нежеланных губить! Ну вот, кто б знал, что чудийка именно такое для своего обряда запросит?! Савушка бы не увидал, ему такое не надобно, может и здоровьем повредиться!

Подумав, Евдокия брезгливо сморщилась, обратно завернула младенца, потом отыскала в клети старый короб, он получше корзины-то будет. Ладно! Чего в жизни не бывает, а им – лишь бы впрок! Елизар-то Григорьич поди здоровьем совсем плох, того и гляди помрёт, а старшие братья Савушку и оберут, он ведь младшенький, а те ушлые, здоровые! Как тут Евдокии не вмешаться?! Анфиса про лавочника Антипа сказывает, что помогла тому чудийка, дела выправила, может и здесь подсобит! А грех какой в том, что человек себе лучшей доли желает?! Коли есть в том грех, так заради Савушки Евдокия его на себя примет!

Вернувшись к себе в комнату, Евдокия тряслась от холода и пережитого в клети, и снова забралась в постель. Но заснуть всё равно не смогла, всё думала, думала, вот уж и часы в большой зале пробили три часа, Анфиса прошоркала ногами по коридору, видать пошла хлеб ставить… А Евдокия так и не сомкнула глаз. Пора вставать, Савушку будить!

Осеннее пасмурное утро было пока только на часах, потому что за оконными стёклами была видна всё та же ночная промозглая муть. Савушка сонно щурился на лампу, которую Анфиса поставила на большой стол в кухне – сегодня завтраком его кормили не в столовой, как обычно, а в кухне, где витали странные густые запахи, пахло кислой капустой и ржаным хлебом. Он морщился, то и дело доставал из кармана халата надушенный носовой платок и подносил к носу.