Лесной царь

— М? — Эрран покосился на меня, подводя к массивной двери, на которой был вырезан такой же узор, какой появился на моем запястье. Кстати, наконец-то я увидела настоящие двери, ну хоть что-то привычное в этом чуждом мире!

— Я теперь кто? Царевна? Царица? Или у меня нет титула?

— Ты вольна сама выбирать, как себя называть. — он незаинтересованно пожал плечами. — Что бы ты ни выбрала, твою суть это не изменит. Всего лишь титул.

Настроение лесного царя оставляло желать лучшего. Он пытался скрыть раздражение и недовольство, однако скривившиеся губы выдавали его настоящие чувства. Эрран не стремился поддерживать разговор и, наверное, хотел избавиться от меня даже сильнее, чем я от него. Мне оставалось лишь догадываться о том, что его гложет.

— То есть ты сам себя назвал царем?

— Не совсем. — Он толкнул двери и подвинулся, пропуская меня вперед. — Скорее это название стало традицией. Цари были до меня, возможно, будут после. Нет смысла называться как-то по-другому.

— Понятно… — ответила я и осеклась. — Так, а почему здесь одна кровать?

Мы зашли в большую комнату, наполненную сумраком. Вечер пробивался через два широких окна, опутанных розовато-зелеными лианами. У дальней стены стояла массивная широкая кровать, настолько низкая, что расстояния от нее до пола почти не было.

— Потому что это общие покои.

Я сопоставила события между собой и вспомнила, что церемония-пытка была своеобразной свадьбой, а после свадьбы что обычно у нас бывает? Правильно, брачная ночь. Ну уж нет, я на такое не подписывалась!

— Так. — вздохнула я. — Я, конечно, не обговаривала этот момент, потому что это и так подразумевалось, но… Интим не предлагать!

— О чем ты? — Эрран решил косить под ничего не понимающего дурачка.

— В постель я с тобой не лягу ни за что! — я на всякий случай отошла от него на несколько шагов и уперла руки в боки для пущей убедительности. — Не забывай, что у нас исключительно фиктивные отношения…

— Так, заканчивай нравоучения. — перебил меня Эрран и кивком головы указал мне на дверь справа от кровати. — Там твои покои. А там, — он посмотрел на дверь слева, — мои, куда не стоит заходить без предупреждения. Эта же комната общая для супругов, и, соответственно, к нам никакого отношения не имеет.

— А… — я смутилась собственных поспешных выводов. — Ладно, поняла… Просто увидела одну кровать и подумала…

— Подумала что? — Эрран склонил голову набок, и его серые глаза сердито блеснули в полумраке. — Советую избавиться от подобных похотливых мыслей. Они слишком ярко светятся на твоем лице.

Я хотела возмутиться, однако сдержалась и ехидно поинтересовалась:

— Ну и пусть светятся. Они что, тебя смущают?

— Скорее оскорбляют. — ответил Эрран. — Нет ни малейшей возможности для того, чтобы мы делили общую постель.

— Полностью с тобой согласна. — хмыкнула я, хотя меня слегка покоробило пренебрежение и даже отвращение, с которым он произнес эти слова, словно считал меня чем-то противным и неприятным.

— Доброй ночи. — он направился к своей двери.

Я же еще раз огляделась.

Интересно, раз эти комнаты предназначались для супругов, значит, все-таки магические создания в этом мире любят друг друга и размножаются классическим способом. Или это не точно? А что насчет Эррана? К какому виду он относится?

Может, он вообще асексуален, раз так поморщился, когда я сказала об общей кровати, словно съел что-то кислое. Были ли у него женщины? Целуется он ведь неплохо…

Черт! Почему я об этом думаю!? Почему я вообще думаю о том, как он целуется!? Надя, ты в своем уме!? Хотя в свое оправдание скажу, что после всех потрясений, мне было необходимо переключиться на глупые отвлеченные мысли.

Я направилась к своим покоям, которыми оказались две комнаты: спальня и, предположительно, ванная, куда вела еще одна закрытая дверь. В спальне рядом с зеленым ковриком стояла кровать, напоминающая огромную колыбель, сплетенную из веток деревьев. Выглядела она, как уютное гнездышко.

Сорвав с себя злополучный плющ, я нырнула под одеяло и едва ли не застонала от удовольствия. Белые простыни были холодными и свежими, и от них исходил едва уловимый аромат вечернего леса. А перина ощущалась, как облако, в котором я с наслаждением тонула.

Ладно, жизнь не так ужасна. Сейчас, расслабляясь на мягкой постели, думать о пережитом кошмаре не хотелось. Нужно просто заснуть… Отложить все мысли до утра… Усталость почти сморила, однако погрузиться в долгожданный сон не получилось.

Нет, жизнь все-таки ужасна.

Плющ напомнил о себе, и кожа запылала страшной чесоткой. Сначала она была еле ощутимой, и я просто ворочалась с боку на бок, пытаясь найти холодное место на простыни, чтобы она охладила тело. Но потом я села на кровати, ногтями проводя по горячему телу. Кожа покрылась красными зудящими пятнами, а язык во рту высох настолько, что не получалось даже сглотнуть.

— Чтоб тебя… — прошептала я. — Как же чешется…

Теперь мне казалось, что перина превратилась в зыбучие пески, раскаленные солнцем. Прикосновения к ткани вызывали боль. Я извивалась как змея и карябала живот, наверное, рискуя исцарапать себя до крови.

В конце концов стало невозможно. Я, хныкая, спустилась с кровати, прихватив с собой простынь, и, еле прикрываясь ей, начала корчиться на полу. Шею сжимали невидимые тиски, а мысли путались, словно охваченные лихорадкой. Думаю, меня и правда лихорадило. Горячая кожа покрылась болезненным потом.

Еще одна пытка. Я уже не была уверена, а не закапывают ли меня снова. Реальность смешалась с лихорадочном бредом и болью. Перед глазами мелькали тени.

— Поднимись. — сказала одна из них знакомым голосом.

Эта тень расплывалась перед глазами, но была ярче, чем остальные. Она стояла слишком близко, поэтому я попыталась отползти, но тело не слушалось.

— Возьми мазь, нужно втереть ее в кожу. — в мою ладонь вложили что-то холодное и стеклянное, наверное, это была банка, но из-за головокружения не получалось сфокусировать на ней взгляд.

— Мама… Я хочу домой. — я свернулась калачиком, желая исчезнуть как можно скорее. — Или на тот свет…

Послышался тяжелый вздох, и банку у меня забрали, зато потом я почувствовала холодное прикосновение к своему бедру. Меня касались чьи-то пальцы, и жжение, охватившее кожу там, где в нее въедалась мазь, было невыносимым.

— Нет! — я зарыдала. — Не трогайте меня. Умоляю… Пожалуйста! — со стороны мои попытки увернуться выглядели жалкими. — Отпустите… — слезы катились из моих глаз и сразу же высыхали на горячих щеках. — Эрран, прошу.