Лесные дали
Шрифт:
"Однако дело далеко зашло, как бы не было худо", - с тревогой подумал старый лесник, сказал:
– Вот, не дождался тебя Николай Мартынович. Понравился ты ему.
Алла подарила Афанасию Васильевичу грибы, потом заторопилась, стала быстро прощаться. Ярослав пошел ее провожать. Шли лесом, избегая дорог и троп. Солнце висело низко над горизонтом, и лучи его уже не пробивали толщу деревьев. В лесу сгущались легкие сумерки и бродили первые волны прохлады. Ярослав рассказывал о Болгарии. Потом вдруг спросил:
– Ты придешь домой с пустой корзиной. Что подумает Валентин
– Мне все равно, что он подумает, - ответил Алла.
И опять обожгла мысль: "Значит, решила". Спросил:
– Ты случайно оказалась возле нашего дома?
Она молча покачала головой.
– Я знала, что ты сегодня приезжаешь.
– Откуда?
– Погорельцев сказал. Думаю, нарочно. И все понял. Я не могла скрыть, не умею притворяться. Он догадывается.
Что-то большое и нежное разрасталось в нем стремительно и несокрушимо. Нет, больше нельзя тянуть, нужно решать. Остановился, посмотрел на нее в упор блестящими глазами, сказал дрожащим голосом:
Алла… - И запнулся, ему не хватало воздуха.
Что?
– тепло выдохнула она.
Я так спешил сюда… И так рад. Я счастлив сегодня… Я самый счастливый на земле человек…
Оба они остановились перед покинутым горе-туристами "стойбищем". Похоже было, что проведшие здесь сутки, а может и больше, дикари обитали в большом шестиугольном шалаше, сооруженном из молодых жердевых елок и лапника. Остовом, к которому приколачивались жерди, служили шесть старых елей. Внутри шалаша горел костер, головешки от которого валялись тут же вперемешку с битой стеклянной посудой и пустыми консервными банками. Стволы и хвоя всех шести елок были опалены огнем. Рыжие почти до самых вершин, они производили жалкое впечатление. Казалось, вопиют и взывают о помощи. Уходя, туристы подожгли свой шалаш, устроив своеобразный прощальный костер.
– Нет, это не люди, - как стон, вырвалось у Ярослава.
– Откуда такие берутся?
– Мог быть большой лесной пожар.
– И я об этом же. Диву даюсь, что помещало огню пойти дальше.
Ярослав представил себе встречу лесников с этими преступниками. Филипп Хмелько прошел бы мимо, сделав вид, что ничего не заметил: мол, лучше не связываться. А Чур? Чур, пожалуй, подошел бы, поругал и попросил бы на чекушку. А Рожнов? Как бы он повел себя? Подошел бы Афанасий Васильевич - обязательно с Лелем - и всю эту компанию доставил бы в лесничество. Нет, от Рожнова преступники не смогли бы уйти.
Но факт оставался фактом: загублено шесть спелых елок да штук шесть молодняка. Произошло это в его отсутствие, но Ярославу от этого не легче, потому что не легче от этого лесу - великому многострадальному молчальнику.
Алла уловила на его лице напряженную работу мысли с оттенками досады и огорчения. Она хотела спросить, о чем он думает в эту минуту, но вместо вопроса сказала, протягивая руку:
– Мне пора. Дальше не провожай. Афанасий Васильевич заждался тебя. Что он подумает о нас?
– Он догадывается… И ничего плохого не подумает. Он добрый. Все поймет правильно, как надо. Я с ним сегодня поговорю. Ты перейдешь в его дом? Да? Перейдешь? Мы так решили?.. Ты молчишь? Ну скажи "да"…
– Да… - тихо
сказала она.– Да, Слава. Я больше не могу… там, с ним… Понимаешь - лгать не могу… И сказать не решаюсь… Мне жалко его. Он пропадет без меня, сопьется. И грех этот ляжет на мою душу.
Что сказать ей на это, чем утешить? Ярослав не знал. Молчал, думал. После долгой паузы, произнес:
– Этот грех мы разделим пополам. Все будем делить пополам, счастье, радость, грех и печаль… Сегодня ты скажешь ему?
Она не спешила с ответом. Она определенно не знает, но сердцем чувствует, что ей еще нужно время.
– Не знаю… Ты сначала договорись с Афанасием Васильевичем. Это важно - где нам жить
– Хорошо, я сегодня же… Ты такая нерешительная. Что тебя держит?
– Сомнения, сомнения, - проговорила она.
– А что, если это просто вспышка, фейерверк? Пройдет немного времени - и все погаснет. Для меня это будет конец.
– Ну зачем, Алла, - с болью сказал он.
– Не надо. Никакая не вспышка. Это навсегда. Не веришь?
– Хочу верить… И боюсь… На меня это не похоже. Я всегда была решительной. И я решила. Слышишь, Слава, решила! Только дай срок. Лучше узнаем друг друга, хорошо?
– Как знаешь - я подчиненный, - ответил он упавшим тоном.
Они вышли на дорогу, идущую к селу. Она была освещена косыми лучами предвечернего солнца. Сзади послышался шум мотора: вздымая пыль, мчалась "Волга". Шофер резко затормозил. Из машины раздался бойкий голос председателя колхоза:
– Привет грибникам! Да что-то у вас в корзине пусто? Не везет?
– Кому в грибах не везет, тому в карты везет, - пошутила Роза.
– Далеко ли путь держите?
– В Словени.
– Тогда садитесь, живо!
– скомандовал Кузьма Никитич.
– У вас одно свободное место. Садитесь, Алла Петровна, - сказал Ярослав.
– Садитесь оба. Места хватит. Машина у нас резиновая. В тесноте, да не в обиде, - тоном приказа заговорил председатель, и Ярославу ничего не оставалось делать, как втиснуться вместе с Аллой на заднее сиденье. В пути Кузьма Никитич полюбопытствовал:
– У тебя что за дела в Словенях?
– А я до Чура. Дело есть.
Кузьма Никитич не умел молчать. Спрашивал Ярослава:
– Ну как поездка? Хороша страна Болгария?
– А Россия лучше всех, - отвечала за него Алла.
– Ты откуда знаешь?
– ворчал председатель.
– Болгария - страна интересная. Народ боевой, героический и трудолюбивый. Я бывал у них, тоже с делегацией колхозников ездили.
– И вдруг без перехода, но с явным намеком: - Погорельцев тут без тебя скучал. Верно, Алла Петровна? Подтверди - скучал ведь…
– Что-то не замечала, - с некоторой неловкостью отозвалась Алла.
– Невнимательна, значит, - резюмировал с подначкой председатель.
– Надо быть повнимательней к мужу.
Его слова неприятно жалили.. Это чувствовала не только Алла, но н Роза и Ярослав. Роза опасалась, что увлекшийся Кузьма Никитич и дальше будет разбрасывать свои колючки, шепнула Алле:
– Может, сойдем здесь, пройдемся. Им ведь направо к Чуру.
– Остановите, пожалуйста, - сказала Алла, и они вышли перед селом у речушки.