Лестница к звездам
Шрифт:
— Временно исчезни из ее поля зрения. Напейся со своим коммерческим директором. Сходите в баню либо к бабам. Можно и то, и другое.
Он смотрел на меня так, будто я только что вышла из мужского туалета. Я с трудом удержалась от улыбки. Войтецкий по крайней мере не играл в прятки с самим собой.
— Я купил ей аметистовый кулон и букет роз. Она даже не посмотрела в мою сторону. Я знаю, кто это сделал. — Глаза Вадима грозно блеснули. — Мои люди превратят этого урода в кровавый бифштекс.
— Не горячись. И пообещай мне ничего подобного не предпринимать.
— Ты поговоришь с
Я оттолкнула его руку и направилась в сторону спальни. Краем глаза я видела, как он рассеянно засунул свои доллары обратно в карман.
— Если что, звони мне по сотовому. Немедленно.
Он стал надевать туфли.
Я удивилась, что дверь в спальню оказалась не запертой. Вика лежала поперек широкой супружеской кровати. Она подняла на секунду голову и, увидев меня, всхлипнула.
Я присела на край кровати и сказала:
— Жизнь на этом не заканчивается. Тем более что Вадька комплексует и готов выполнить любое твое самое несбыточное желание.
Она что-то пробормотала.
— Если хочешь, чтоб я услышала, прибавь немного децибел.
— Я больше так не могу. Я не знаю, что мне делать.
— У тебя есть два выхода. Я буду в любом случае на твоей стороне.
— Спасибо — Вика улыбнулась, жалко сморщив свое распухшее от слез лицо. — Я не могу без него.
Я раскрыла сумку и, оглянувшись на дверь, протянула Викс конверт. Она взяла его нерешительно, с опаской, потом прижала к груди и замерла. Я встала, чтобы уйти, но она схватила меня за руку.
— Пожалуйста, останься. Я так благодарна тебе за все. Прости, прости меня.
Это прозвучало несколько театрально, тем не менее мне было жаль Вику.
— За что я должна тебя простить?
— Я осуждала тебя когда-то. Я считала тебя легкомысленной и поверхностной. Я очень раскаиваюсь.
— Но я такая и есть.
— Ты хорошая. Ты очень хорошая.
— Допустим. В таком случае послушайся меня и кончай со сплином. Вадька говорит, что подарил тебе аметистовый кулон. И розы. Если ты захочешь, я думаю, он свозит тебя на Гавайи…
Вика резким движением села в кровати и обхватила руками колени. Она смотрела в одну точку — на их с Вадькой свадебную фотографию в рамке из настоящего красного дерева. Потом замотала головой и замычала. Мне показалось, у нее поехала крыша.
— Прекрати. Если не хочешь на Гавайи с Вадькой, поезжай на Сейшелы со своим польским Казановой. Только не превращай обыкновенную мелодраму в шекспировскую трагедию.
— Не хочу. Не хочу, — прошептала Вика и закрыла лицо руками.
— Не хочешь — не надо. Чего ты не хочешь?
— Жить.
— Ну и дура, — искренне возмутилась я. — Тебя любят два мужика один другого лучше. Меня, между прочим, в настоящий момент никто не любит.
— Счастливая.
— Представь себе, что да. Хотя, честно, я бы не отказалась провести недельку на Гавайях. Да и против интрижки с этим шляхтичем не возражала бы.
— Он не мужик, а настоящий дьявол. Нет, я не в силах все это вынести.
— Какая же ты хлипкая! Ломаешься от первого порыва. Лучше прочитай
письмо и выскажи свои соображения. Твой Вертер будет мне вечером звонить.— Нет!
Вика схватила конверт и разорвала его на четыре части.
— Так и сказать?
— Да. Я… я больше не могу.
— Тогда слетай в Париж и привези мне платочек от Диора и туалетную воду «Капризы моей кузины».
— Мне сейчас не до шуток.
— А я и не собираюсь шутить. Кстати, можешь взять меня с собой. В качестве компаньонки или секретаря по любовной переписке. Конечно, я буду ломаться какое-то время — сама понимаешь, нужно набить себе цену. Но в конце концов соглашусь…
— Лариса, у тебя нет знакомого батюшки? — таинственным шепотом спросила Вика.
— Только отец Василий. Ты должна его помнить. Когда-то писал слова к песням и обожал смородиновую наливку нашей бабушки Тани. Я слыхала, ряса очень даже идет ему.
— Ты не могла бы пригласить его ко мне?
— Разумеется. Отец Василий обожает красивых женщин. Тем более если они в детстве ходили под стол, за которым он ел кулебяку с грибами.
— Лариса, прошу тебя, будь серьезной. Неужели ты не видишь, что я… умираю?
— Нет, — сказала я, хотя на самом деле встревожилась. — Ты не похожа на потенциальную покойницу. Но в случае чего прикажи Вадику, чтоб ни в коем случае не хоронил тебя рядом с… Витька, что с тобой? Ты чего-то нажралась?
У нее закатывались глаза и дрожали руки. Я схватила ее за плечи и сильно встряхнула.
— Оставь меня, — едва слышно прошептала она. — Я… я ничего не пила.
— Но что с тобой? Что-то болит? Где? Я сейчас вызову «скорую».
— Не надо. — Она улыбнулась мне ободряюще. — Там, возле телефона, визитка. Наш домашний доктор. Позвони ему.
Доктор приехал минут через пятнадцать. Я оставила их наедине. Я рассматривала развешанные по стенам фотографии в стильных рамках и думала о том, как непредсказуема судьба. Кто бы мог подумать, что пышущая физическим и духовным здоровьем настоящая русская красавица Вика окажется такой слабой перед лицом банальных жизненных неурядиц.
Мы с кузиной ходили в один класс и были, что называется, неразлучны. Вику мне всегда ставила в пример мама: собранная, организованная, все по часам и по правилам. Вика спасла меня от самоубийства — мне было шестнадцать, и я была безнадежно влюблена в мужа ее старшей сестры, моей другой кузины Жени. Потом наши дороги разошлись: разные институты, интересы, знакомые. Но мы никогда не теряли друг друга из виду. Мы любили друг друга — теперь я знала это точно. У меня было тревожно и муторно на душе.
Доктор бесшумно прикрыл за собой дверь и сел в кресло возле напольной вазы из темно-синего с розовыми прожилками стекла, которую Вика купила в прошлом году в Генуе.
— Я сделал ей инъекцию. Она заснула. Вы не могли бы объяснить, что случилось?
— Внезапная любовь. Острое чувство вины. Моя кузина очень цельный и чистый человек.
— Я это знаю. Но у нее замечательный муж. От добра добра не ищут.
— Она и не искала. Ее нашли. Скажите, у нее что-то опасное?
— Боюсь, что да. У Виктории Викторовны слабое сердце. То есть я хочу сказать, у нее врожденный порок.