Летальный исход

Огастес Куинн, человек совершенно не отягощенный никакой сентиментальностью, оставил Крида лежать там, куда тот свалился, и достал видеокарту из видеокамеры. Завтра он отошлет копии записи в Агентство национальной безопасности, в ЦРУ и в Департамент внутренней безопасности.

Куинн сунул карту в карман, но в этот момент замер, услышав некий слабый звук. При отсутствии полной уверенности он предпочел бы не протискиваться в узкую дверь тюремной камеры – это ведь все-таки был Донован Крид, так что Куинн неохотно вошел в камеру, опустился на колени и взял Крида за руку, пытаясь нащупать пульс. Так его и не обнаружив, он пристроил голову мертвого в свою гигантскую ладонь и приложил ухо ко рту Донована.

И услышал хриплый шепот:

– И это все, на что ты способен?

Куинн резко отшатнулся.

– Ты настоящий сукин сын! – заявил он, уже во второй раз за эту ночь.

Когда-нибудь, в один прекрасный день, когда он будет выпивать в каком-нибудь баре с байкерами или висеть на крюке для мясных туш на какой-нибудь бойне, кто-нибудь непременно задаст ему вопрос, кто был самым крутым парнем из всех, кого он когда-либо встречал в своей жизни. И он ответит.

Он ответит, что это был Донован Крид, и приведет дюжину примеров того, каким крутым был этот Крид, не забыв про вот эти последние события. И перескажет их в точности так, как они происходили нынче ночью – нет никакой нужды что-либо приукрашать, – и закончит рассказ, процитировав вот эти последние слова Крида: «И это все, на что ты способен?». И парень, выслушав его историю, непременно улыбнется, потому что последние слова Крида – сущее золото.

Однако, как оказалось, это были вовсе не последние слова Крида.

– В следующий раз, – заявил он, – дашь мне двенадцать секунд.

Огастес тяжко вздохнул.

– Надо было мне с собою сэндвич сюда захватить.

Куинн не боится никого, ни человека, ни зверя, за исключением мужчины, который сейчас лежит у его ног. И особенно он боится той паскудной гадости внутри этого мужчины, которая заставляет его ночевать в тюремной камере всякий раз, когда он оказывается в их штаб-квартире в Вирджинии, или даже – во всех прочих случаях – на чердаках или в иных жутких помещениях, куда можно забраться только ползком, в домах, владельцами которых являются какие-то странные, никому не известные личности. Никак не может Куинн измерить и оценить запасы того топлива, которые питают безумное желание Крида всячески усиливать свою устойчивость и сопротивляемость пыткам, устраивая эти жуткие ночные сеансы, чтобы самому играть в них роль подопытного кролика, испытывая самые последние новинки смертельного боевого оружия, какое только успели разработать и создать на сегодняшний день.

Куинн идет обратно к двери и вставляет видеокарту обратно в девайс. Потом заглядывает в видоискатель и нажимает кнопку записи.

На экранчике – голая тюремная камера размером шесть на девять футов. Узкая откидная койка с голым матрасом висит на левой стене, отделенная от унитаза раковиной из нержавейки. Усиленные стены из шлакобетонных блоков и голый бетонный пол выкрашены в обычный серый цвет, как и положено. Стальные прутья диаметром в два дюйма отделяют камеру от коридора. Центральную секцию этой решетки можно сдвинуть в сторону, чтобы войти в камеру или выйти из нее. Потолок высоко, к нему прикреплены флуоресцентные лампы, защищенные решеткой, предназначенной для того, чтобы отбить у узника охоту швырять вверх пищу или одежду с целью обзавестись осколками стекла, которые можно использовать в качестве оружия.

Решетка превращает свет ламп в зеленоватое сияние, которое несколько искажает фигуру человека на полу в центре тюремной камеры… а он между тем с трудом снова поднимается на ноги.

Глава 1

Я проснулся от собственного крика, резко, рывком сел, потом спрыгнул с койки, словно подо мной горел матрас. Клетки моего головного мозга трещали и что-то бессвязно мне сообщали, перегруженные испытанной болью и паническим страхом. Я с трудом, шатаясь, сделал три шага и уткнулся в стальные прутья своей камеры. Ухватился за них и вцепился в железо так, словно от этого зависела моя жизнь. Мне потребовалась целая минута, но в итоге я все же вспомнил, как провел предыдущую ночь, играясь со смертельным лучом АДС-установки.

Зазвонил мой мобильник. Я проигнорировал его, прошел к унитазу и выблевал все, что было внутри меня, включая, возможно, и собственную селезенку. Звонки прекратились задолго до того, как я почувствовал себя в состоянии проверить, кто это мне звонил. Мой номер знают всего девять человек во всем мире, но это был не один из них. Впрочем, кто бы это ни был и чего бы он ни хотел, все это может подождать.

Отсюда, из моей тюремной камеры в Бедфорде, штат Вирджиния, добраться до рабочего места очень легко – надо лишь войти в лифт и нажать нужную кнопку. И как только я это проделал, то тут же сунулся в душ, и обжигающие струи воды в полную силу замолотили по мне. Через несколько минут этого блаженства я понял, что мое тело отнюдь не намерено восстанавливаться и омолаживаться самостоятельно, так что вышел из душа и вытряс из пачки с дюжину таблеток «Адвила».

Потом глянул в зеркало. Обычно, когда я себя чувствую так же скверно, как сейчас, мне нужно накладывать швы, много швов. Я оперся локтями на край раковины и опустил голову в ладони.

Этот тип оружия, АДС, было все, на что я мог надеяться, даже больше того. Я понимал, что в ближайшие несколько недель сумею отладить эту проклятую штуку и приспособиться к ней, но пока что она буквально вышибает мне мозги. Интересно, эти типы в строгих официальных костюмах из Департамента внутренней безопасности будут радоваться или же плакать, когда узнают, что я выжил после первого сеанса?

Когда комната наконец перестала крутиться и вертеться, я проглотил таблетки «Адвила». Потом побрился, натянул на себя кое-что из одежды и звякнул Лу Келли.

– Надыбал что-нибудь на Кена Чапмена? – осведомился я.

Возникла короткая пауза. Потом Лу ответил:

– Целую кучу всякого надыбал. Хочешь получить прямо сейчас?

Я вздохнул.

– Ага, тащи.

Я распахнул дверь своего кабинета, чтобы Лу мог войти без помех. Потом протащился в кухню, бросил несколько кубиков льда в блендер и плеснул туда воды. Потом добавил белкового порошка и горсть покрытых шоколадом орехов миндаля, после чего настроил блендер на максимальную мощность и нажал кнопку включения. К тому моменту, когда Лу явился ко мне, я уже наливал получившуюся жуткую смесь в высокий пластиковый стакан.

Лу держал в руке толстую папку из манильской бумаги.

– Спорим на сотню, не угадаешь, какая нынче у нас погода? – И положил папку на кухонную стойку прямо передо мной.

– И какой у меня выбор?

– Гроза, метель, облачно или солнечно, – ответил Лу Келли.

Мой кабинет расположен над землей, но окон у меня нет – через окно человека нетрудно застрелить, – так что от них я отказался. Стены кабинета имеют толщину два фута, они абсолютно звуконепроницаемы, так что я не в состоянии исключить ничего, даже грозу. Но сейчас у нас начало февраля, и я вчера был на улице. Я отпил немного этой своей белковой смеси. Вчера было ясно и солнечно.

– Пожалуй, я скажу «облачно», – сказал я ему.

Лу нахмурился.

– И зачем я с тобой связался?

Он достал из кармана две пятидесятидолларовые купюры и положил их рядом с папкой.

– Нет ничего хуже дебила, любящего заключать пари, – сообщил ему я.

Лу ткнул пальцем в папку.

– Можешь пока что воздержаться от окончательных суждений и выводов по этому поводу, – сказал он и два раза стукнул указательным пальцем по папке, словно подчеркивая сказанное.

Лу Келли – мой лейтенант, мой заместитель, моя извечная прислуга за всё. Мы уже пятнадцать лет вместе, включая наши совместные выступления в Европе под эгидой ЦРУ. Я отпил еще глоток своей смеси и уставился на папку.

– Давай, излагай самую суть.

– Твоя дочь была права, этому малому доверять нельзя, – сказал Лу.

Я кивнул. Я знал это с той минуты, когда неделю назад ответил на телефонный звонок и сразу понял, что что-то тут не так, не в порядке. Обычно Кимберли верно оценивает людей, особенно когда дело касается бойфрендов ее матери, и тут ей понадобилось сообщить мне о некоем весьма любопытном происшествии. «Нынче вечером, – сообщила она мне, – Кен разбил стакан, сжав его в руке. Вот только что держал стакан с выпивкой в руке – и в следующую секунду у него вся ладонь в крови!» И продолжила свои объяснения, рассказав, что ее мамочка (моя бывшая жена, Джанет) выдала какое-то злобное и язвительное замечание, которое должно было вызвать сокрушительный ответ ее нынешнего жениха. Но Чапмен вместо этого лишь заложил руки за спину и уставился в пространство. И ничего ей не ответил. А когда Джанет в ярости вылетела из комнаты, Чапмен с такой силой сжал в руке стакан, что он разлетелся на мелкие осколки. Кимберли сидела рядом и наблюдала за всей этой сценой. «С этим парнем что-то не так, папа. Он какой-то слишком… – Она поискала подходящее слово. – Ну, не знаю. Пассивно-агрессивный? С резко меняющимися настроениями? Что-то с ним не так».