Летающие киты Исмаэля(сборник)

Он помотал головой, как бы желая разбудить себя, и это помогло ему. Те несколько секунд, когда он смотрел на луну, чуть не усыпили его. Или, вернее, усыпили его бдительность. Теперь он был в полумиле от замка Боситы, а он даже не помнил как проехал последние мили. Луна, эта пурпурная губка, вобрала в себя все его ощущения.

— Эй, Джон! — крикнул он сам себе. — Ты едешь слишком быстро.

Он подогнал автомобиль к основанию статуи в центре улицы. Тень от статуи спрячет автомобиль от глаз тех, кто мог стоять перед замком, и тех, кто мог смотреть в окно.

Он вышел из машины, обошел статую кругом, насколько позволял видеть туман, вблизи не было живых существ. Кое–где на мостовой валялись трупы. Еще больше их было на лестнице, ведущей к большому портику замка. Но опасного ничего не было. Конечно, может кто–нибудь из лежащих здесь и притворяется, чтобы наброситься на беззащитного прохожего, когда тот будет проходить мимо якобы бездушного трупа.

Он осторожно приблизился. Прежде, чем подойти совсем близко к телам, он остановился и осмотрел их. Ни один труп не проявлял признаков жизни. Они были искалечены, изувечены или так обезображены, что вряд ли кто–нибудь из них притворялся мертвым. Скорее всего, это действительно трупы.

Он прошел мимо них и начал подниматься по лестнице. Темные каменные колонны портика тянулись вверх. Их верхушки терялись в клубящемся тумане. Колонны были сделаны в форме ног — мужских и женских.

А за ними была тьма, тьма и тишина. Где жрецы и жрицы? Где хор, где чудотворцы, где кричащие женщины, перепачканные собственной кровью и потрясающие ножами, которыми они в исступлении наносили себе раны?.. Раньше… когда это было?., когда он был впервые допущен на ритуал, он был один среди тысяч, не охваченный всеобщим безумием, ревом, оглушительным шумом. А теперь здесь был мрак, поющая тишина.

Действительно ли в замке живет Месс, как утверждал каждый карренец, с кем он говорил? Может, он и сейчас здесь и ждет, когда пройдет Ночь Света? Ведь, как утверждали все, Месс не мог быть уверен в том, что мать будет всегда благосклонна к нему. Если победит Алгул, тогда он или кто–нибудь из его приверженцев убьет Месса. Мог наступить такой момент, когда последователи бога зла будут настолько могущественны, что убьют бога добра.

И когда кончится Ночь Света и проснутся спящие, миром уже будет править другой бог. Все поклонники Алгула будут праздновать победу — вплоть до наступления следующей ночи, которая может принести им поражение.

Сердце Джона бешено забилось, какой величавый поступок — убить бога! Только один человек из миллиардов может похвастаться этим. Убийство бога! Если его, Джона Кармоды, репутация была достаточно высока и до этого его знали во всей Галактике, то какая же она станет после убийства бога? Ни одно его прежнее деяние не может сравниться с этим! Ни одно!

Пока, сказал он себе, он не сделал ничего. Он стиснул рукоять пистолета и прошел между ног женщины. Пурпур сгустился до темноты. Он шаг за шагом продвигался вперед. Изредка он оглядывался назад, где был свет, правда, слабый. Он виднелся в просветах между каменных ног. Свет колебался, как простыня, которую колыхал ветер.

Он снова повернулся лицом к мраку и Замку. Он не знал, что означают эти колебания света, вероятно, они таят в себе угрозу. Может быть, самую страшную из всех, с которыми он встречался в течение ночи.

А может, кто–то заставляет его идти в Замок? Проецирует на него свои желания?

Он остановился. Ему не понравилась мысль о том, что кто–то знает о его присутствии, ждет его, готовясь схватить.

Он пробормотал:

— Не суетись, Джон. Почему ты так нервничаешь? Пусть там хоть сам бог, не дай ему одолеть себя. Ты просто не можешь себе это позволить. А впрочем, черт побери, какая разница? Или ты — или он! Мне очень хочется убить его. Показать этим ублюдкам, кто я такой.

Он и сам не знал, что и кому он хочет показать. А может, в том, что он хочет выделиться из всех, есть что–то плохое? Может быть. Плевать.

Он отбросил все мысли. Дело, вот о чем надо думать.

И вдруг, без каких–либо сигналов со стороны органов чувств, он понял, что вошел в Замок. Ни свет, ни звук не уменьшились и не усилились. Хотя он ничего не видел, но отчетливо представлял себе пол из отполированных красных плит, простиравшийся на целую милю от входа до дальней стены. Стены зала тоже были зеркально гладкими. Они плавно переходили в куполообразный потолок. В отличии от украшенных статуями наружных стен замка внутри стены были голы, как внутренность раковины.

Он медленно пошел вперед, колени его были чуть согнуты. Он был готов прыгнуть назад при малейшем звуке или прикосновении. Тьма сгущалась вокруг него. Она как будто вливалась в глаза, уши, ноздри, наполняла его собой. Он оглянулся и уже не увидел очертаний огромной арки, через которую он вошел.

Но Кармода не сомневался. Он действовал по собственной воле, у него была своя определенная цель.

Он шел очень медленно. Шаг за шагом он прошел полмили, часто останавливаясь и прислушиваясь. Наконец, когда он уже решил, что ходит кругами, нога его коснулась чего–то твердого. Он опустился на колени и пощупал рукой. Это была первая ступень. Он поднял ногу, поставил ее на ступень и прислушался. Все было спокойно. Тогда Джон Кармода стал потихоньку подниматься по лестнице, пока не добрался до трона.

— Посмотрим, — пробормотал он. — Кресла смотрят в сторону входа. Значит, если я пойду прямо от них, то доберусь до маленькой дверцы в стене. А там…

А там, как ему говорили, находится Арча Босита — Святая Святых. Чтобы попасть туда, нужно было войти в эту дверь. Туда допускались только избранные из избранных. Высшие жрецы и жрицы, государственные деятели и, конечно, выжившие после Ночи Света.

Это была комната, где совершались главные таинства. И именно здесь, если верить рассказам, родились Месс и Алгул. Здесь иногда появлялась сама богиня Босита. И здесь она становилась женой семи праведников или семи грешников, чтобы вновь родить своего сына Месса или своего сына Алгула.

Дверь никогда не запиралась. Ни один карренец, который не чувствовал себя достойным, не осмеливался войти туда. Даже избранные при входе подвергались страшной опасности.

Босита не очень привередлива в еде, и она часто голодна — такова была пословица на планете. Тот, кто произносил ее, никогда не объяснял смысла пословицы, хотя было ясно, что он знает гораздо больше, чем говорит. Возможно, он боялся, так как после высказывания всегда следовал жест, который должен был защитить от гнева богини.

Раньше Джон Кармода был убежден, что религия на этой планете, как и все остальные религии, была основана на мошенничестве, а уж потом — на суеверии. Теперь он уже не был так уверен в этом. На этой планете происходило слишком много такого, чего не могло произойти нигде.

Его вытянутая рука коснулась стены. Камень был теплый, чересчур теплый, как будто по другую сторону стены был разложен костер.

Он толкнул, и стена поддалась. Открылась дверь. Ни один луч света не пробивался из–за двери — там было темно, как и здесь.