Летающие киты Исмаэля(сборник)

— И ты на самом деле вошел с ней в таверну? — изумилась Дина.

— Не. Я попытался уже было, но меня начало трясти. Пришлось сказать, что я не могу этого сделать. Она у меня спрашивает, почему. Я отвечаю, что не знаю. Не могу с тех пор, как был еще совсем молодым. Она назвала это… э… неврозом, но я называю это просто табу. Тогда Элкинс и эта малышка идут к Джеку и берут шесть бутылок холодного пива, несут сюда, и мы уезжаем.

— Что дальше?

— Вот так мы и ездили с одного места в другое, хотя и оставались всегда в переулках или тупиках. Она сказала мне тогда, что это очень смешно, набраться на задних дворах пивных баров. Тогда я осмелел и направился пропустить двойное в Серкл–бар. Они за мной. Там мы ввязались в драку с одним деревенским парнем с бакенбардами, одетым в кожаную куртку. Он пытался подцепить четырехглазку и забрать ее с собой.

Обе женщины раскрыли рот от удивления.

— Приехала полиция?

— Если и приехала, что было уже поздно. Я схватил этого чурбана за кожаную куртку своей рукой — самой сильной рукой во всем мире — и швырнул его через всю комнату. А когда ко мне подступились его дружки, я стал колотить себя по груди, как разъяренная горилла и делать страшное лицо. Тогда они плюнули на все это и стали слушать свою деревенскую музыку. А я подхватил цыпочку — она так смеялась, что чуть не поперхнулась, — и был таков. Бледный, как простыня после прачечной. Элкинс бежал за мной, и вот мы здесь!

— Да, дурак старый, вот вы и здесь! — закричала Дина. — Приводишь сюда девчонку в таком состоянии! Когда она проснется и увидит тебя, то подымется такой крик, что у тебя голова отвалится!

— Смотри, чтоб у тебя не отвалилась, — прохрипел Пэли. — Сначала она меня побаивалась и старалась держаться подальше. Но потом я ей понравился. Можно так сказать. Да и запах мой перестал ей быть противен. Я знал, что он ей обязательно понравится. А кому, скажите, он не нравился? Женщины этих Неправильных не в силах сказать «нет», стоит им только хоть чуть–чуть к нему принюхаться. У нас, у Пэли, этот дар в крови!

Дина рассмеялась:

— Ну когда ты перестанешь хвастать, как бык на ярмарке? Совсем обезумел!

Пэли нахмурился.

— Я, кажется, уже говорил тебе, чтобы ты никогда не называла меня чокнутым. Говорил? — и он хлестнул ее по щеке. Она отпрянула назад и ударилась о стенку, держась за лицо и крича:

— Ты, старая, вонючая обезьяна, ты ударил меня, дочь людей, ботинки которых ты недостоин лизать! Ты посмел меня ударить!

— Да, и ты разве не рада, что я это сделал? — умиротворенным тоном промычал Пэли и положил руку на спящую девушку.

— Ух, какая плотная. И ничего не отвисает.

— Зверюга! — вскричала Дина. — Пользуешься беззащитностью девчонки.

Она как кошка прыгнула на него, выставив вперед когти.

Хрипло засмеявшись, он схватил ее руки за запястья и так скрутил, что она упала на колени и вынуждена была сцепить зубы, чтобы не закричать от боли. Гамми хихикнула и протянула Старику бутылку. Чтобы взять ее, ему пришлось отпустить Дину. Она поднялась, и все трое, как будто ничего не случилось, уселись за столом и начали пить.

Где–то на заре гортанный звериный рев разбудил девушку. Она открыла глаза, но смогла различить только какие–то три фигуры, так как все плыло у нее перед глазами. Она протянула руку за очками, но не нашла их.

Старик, чей рев разбудил ее, взревел снова.

— Говорю тебе, Дина, еще раз говорю, не смейся над Стариком, не смейся над Стариком. Скажу тебе еще раз — не смейся над Стариком!

Его невероятный бас просто завывал от ярости.

— Твои мозги набиты соломой, что ли? Я привожу тебе одно за другим доказательства, а ты все сидишь на своих яйцах, как глупая квочка, и согласна скорее разбить их, чем понять, что ты их уже высидела. Я, Пэли — Старик Пэли, — могу доказать то, что я сказал, а я сказал, что я — Настоящий!

Он неожиданно, рывком вытянул свою руку через стол по направлению Дины.

— Пощупай кости моей руки! Вот эти две кости не прямые и тонкие, как у вас, Ненастоящих! У меня они толстые, как флагштоки, и они изогнуты, как спины двух котов, готовых подраться за рыбью голову на куче. Они устроены так, что служат по–настоящему крепкими опорами моим мускулам, которые толще, чем у Ненастоящих. Ну–ка, давай, попробуй. И посмотри на мои надбровья. Они такие же, как и у очков, которые носит эта девушка.

И пощупай форму моего черепа. Это не мяч, как у вас, а буханка хлеба.

— Ископаемого хлеба! — подразнила его Дина. — Твёрдого как камень, куда ни ткни.

Старик совсем взъерепенился.

— Пощупай кости у меня на затылке, если у тебя достаточно силы для того, чтобы подавить мои мышцы. Они наклонены вперед, а не…

— О, я и без этого знаю, что ты — обезьяна. Ты не можешь запрокинуть голову, чтобы посмотреть, что падает тебе на башку — птичий помет или просто капля дождя, не сломав себе при этом спину.

— Что? Обезьяна? Черт побери! Я, я — настоящий человек! Взгляни на мою ногу! Она совсем не такая, как у Ненастоящих!

— Вот поэтому ты, Гамми и все ваше отродье ковыляете, как шимпанзе.

— Смейся, смейся.

— А я и смеюсь! Только потому что ты — ошибка природы, чудище, кости которого еще в материнском чреве стали расти совсем не туда, куда положено. Ты же выдумал для себя фантастический миф, будто бы ты происходишь от неандертальцев!

— Неандертальцев… — прошептала Дороти Сингер. Стены закружились перед ее глазами.

— И все эти бредни о потерянной шляпе Старого Короля, — продолжала Дина, — и о том, что, если тебе удастся ее найти, ты сумеешь снять проклятие, из–за которого вы, так называемые неандертальцы, обречены прозябать на черных дворах, среди отбросов…

— Нарываешься! — заорал Пэли во всю мощь своих легких. — Нарываешься, паршивка, чтобы я опять отколотил тебя

— Она этого только и хочет, — пробормотала Гамми. — Давай. Отлупи–ка ее хорошенько. Хватит ей насмехаться. И эту милашку пора уже будить.

— У этой красавицы будет такое пробуждение, какого еще никогда не было. Вот только Старик положит на нее свои ручки… — пробурчал Пэли. — Приятель в Небе, скажи, ведь она не просто так встретилась со мной и очутилась в этом доме? Клянусь своим запахом, она не сможет от меня отцепиться. Гамми, послушай, может быть, она родит мне ребенка? У нас здесь нет детей уже лет десять. Мне как–то недостает моих ребят. Ты подарила мне шестерых, которые были Настоящими, хотя я не совсем уверен в Джимми. Он был так сильно похож на О’Брайена. А теперь ты высохла, стала такой же бесплодной, какой всегда была Дина, но ты еще в состоянии растить детей. Хотела бы ты воспитать ребеночка от этой студенточки?