Лети, звезда, на небеса!

На жутко неудобном пластиковом кресле пришлось промучиться еще около трех часов, прежде чем объявили посадку на мой поезд.

Я так устала за эти страшные сутки, что в купе смогла только дождаться прихода проводника за билетами. После чего отключилась.

И это хорошо. Правда, воспоминания о том, что в точно таком же купе мы с Лешкой вдвоем ехали в Минск в прошлый раз, пришлось удрученно изгнать и припрятать гигантские носовые платки, предназначенные для продолжительных рыданий.

Утром платки тоже не пригодились, поскольку обладательница воспоминаний нагло и бесчувственно продрыхла практически до самого Минска.

Саша, приготовившаяся увидеть расплывшийся кисель, была, вероятно, слегка удивлена суровым и сосредоточенным лицом подруги. Это был просто какой-то член реввоенсовета перед судом над белогвардейской сволочью.

Короткими, рублеными фразами член РВС наметила промежуточный пункт назначения, после посещения которого смогла, наконец, адекватно воспринимать реальность.

А реальность оказалась очень даже ничего. Кондиционированный салон сверкающего лаком «Лексуса» манил меня своей прохладой.

Долго манить не пришлось. Я с удовольствием юркнула… хм, опять выдаю желаемое за действительное! Увы, не юркнула, а довольно неуклюже устроилась на мягком кожаном сиденье.

– Анетка, не забудь ремень пристегнуть, у нас с этим строго, – Саша повернула ключ зажигания, двигатель отозвался ласковым мурлыканием.

– Александра, ты видишь перед собой самого дисциплинированного в мире человека! – пафосно сообщила я, щелкая ремнем безопасности.

– Вы хотите об этом поговорить?

– Именно, именно об этом!

Всю дорогу до Сашиного дома мы болтали и об этом, и о том, и еще о сем. В общем, о чем угодно, только не о причине моего бегства из Москвы.

Саша жила в очень красивом новом доме, построенном из темно-красного кирпича. Огороженная территория, консьерж, шикарные квартиры да плюс к этому великолепию – лес за окном. И пусть это всего лишь остатки леса, но дышится здесь легко.

– Вот мы и дома, – Саша распахнула передо мной дверь. – Проходи.

– А где твои дети?

– Слава – в оздоровительном лагере. Он каждый год туда вместе с одноклассниками ездит, а в этот раз у них прощальная гастроль. Не волнуйся, через три дня явится. А пока наслаждайся покоем и тишиной.

– Со Славой все ясно. Но ведь у тебя вроде еще ребенок был? – я свела глаза к переносице, изображая мучительные размышления. – О, девочка вроде! Да?

– Ты гений! – Саша восхищенно всплеснула руками. – Как есть гений!

– Как есть не буду, – угрюмо пробурчала я. – Сами их ешьте. Так где девчушка-то?

– Девчушка в Германии, у бабушки. Проходит интенсивный курс немецкого языка. Она же в Берлинский университет поступила, на юридический факультет.

– Еще бы не поступила, у нее ведь золотая медаль, да?

– Вика у меня молодец. И преподаватели навстречу пошли, помогли ей. Ведь мало того, что она пропустила половину четверти, так потом еще почти две недели в клинике неврозов лежала.

– Зая моя!

– Ничего, – Саша улыбнулась, – мы справились. Экзамены Вика сдала на «отлично».

– А как Слава после всего, тоже в клинике лежал?

– Ты знаешь, нет. Он очень повзрослел, пережитое смыло всю шелуху, и теперь это совсем юный, но мужчина. Сильный, честный, добрый и очень заботливый. Детство, конечно, еще поигрывает, ему ведь четырнадцать всего, но в целом я своими детьми могу гордиться. И горжусь.

– А с отцом они как?

– Никак, – Саша налила воды в электрический чайник и включила его.

Мы сидели с ней в просторной кухне. Беседуя, Саша одновременно накрывала на стол. Наверное, следовало бы принять душ с дороги, но меня так разморило в этом уютном доме, что сил хватило лишь добраться до славного диванчика, расположившегося у окна.

Мы помолчали, слушая бульканье закипавшей воды. Щелчок чайника послужил выстрелом стартового пистолета.

– Знаешь, – Саша нервно крутила в руках изящную кофейную чашечку, – я одного не могу понять: как за все эти годы я не смогла разобраться в своем муже? Почему не разглядела рядом такую мразь? Неужели Андрей всегда был таким, или это деньги его испортили? И чего в результате он добился? Семи лет колонии строгого режима? Достойный финал жизни! Гниет теперь там, всеми забытый и никому не нужный. Дети о нем даже слышать не хотят. Представляешь, – Саша криво усмехнулась, – и Вика, и Слава собираются добиться лишения Андрея родительских прав. Они не хотят иметь с Голубовским ничего общего. Фамилию мы тоже меняем на мою девичью. Демидовы мы теперь. Надеюсь, ты не начнешь зудеть, что дети обязаны чтить отца своего?

– Не начну. Тем более, – я судорожно вздохнула, пытаясь вместе с воздухом втянуть побольше сил, – что твой Андрей…

– Он не мой.

– Прости, я по привычке. Так вот, господин Голубовский вовсе не собирается гнить в колонии. У него явно иные планы на будущее.

– Что ты имеешь в виду?

Я рассказала все, что знала. Все, что накопилось, наболело, все, что сожгло и растоптало мою жизнь.

Саша молчала, только бледнела все сильнее и сильнее. К концу моего рассказа цвету ее лица позавидовал бы любой утопленник. Но заливаться слезами и громко сморкаться в салфетку она не стала. Этот вариант развития событий был возможен полгода назад, но не сейчас.

– Прости, – глухо выдавила она, отвернувшись к окну.

– Ты-то тут при чем?

– Если бы я не втянула тебя тогда во всю эту историю…

– Если бы да кабы, – я горько улыбнулась. – В истории нет сослагательного наклонения. Произошло то, что произошло. И нам с дочкой нужно как-то жить дальше. Причем так, чтобы поменьше видеть и слышать Алексея Майорова.

– Но почему ты не хочешь за него бороться?

– Потому что он нас предал. Он слишком легко и просто поверил во всю эту гнусь.

– Но ведь…

– Все, Саша, все. Закрыли тему. Мне и так больно.

– Извини, – Саша вскочила и занялась приготовлением кофе. – Так, мы сейчас с тобой кофейку хлопнем с пирожными, сахар питает мозг, вот мы его, мозг-то, и подкормили перед штурмом. А как там твоя малышка?

– Замечательно. Уже толкается.

– Молодец! Соображает, чем отвлечь маму – хорошим пинком в пузо. Чтобы дурью мать не маялась.

– Поучи, поучи ребенка, злыдня, – проворчала я, откусывая восхитительно нежное пирожное. – Привыкла после муштры МакКормика кулаками махать.

– И теперь машу, форму поддерживаю. Я в кабинете Голубовского спортзал оборудовала сейчас. Там теперь тренажеры, боксерская груша, маты на полу. Каждый день по часу занимаюсь, мне нравится.

– Нравится – ключевое слово. Мнямочки, вкусно-то как! Я уже три штуки слопала, остановите меня! Сашка, я у тебя поживу какое-то время, ладно?

– Попробуй только не поживи! И учти, – деловито сообщила Саша, – теперь тебе от меня долго не удастся избавиться. Я уже все придумала.

– Уже?