Летнее солнцестояние

— Значит, вы знаете о Не-тий, которую привел в мой дом жрец Гора, Гор-энт-йотф.

— Все знают. Самка кобры в цветочной корзине. Почему бы вам не избавиться от нее?

— Чушь. Он найдет кого-нибудь другого. А пока она там, где я могу присматривать за ней.

Маркар пожал плечами. — Это, конечно, зависит от вас. Но риск для вашей жизни — не только в этом. Есть еще кое-что.

— А?

— У вас будет гость. Самый замечательный гость, издалека. Мне хочется сказать, что он бог, но я знаю, как вы относитесь к богам. Как и вам, Эратосфен, ему грозит большая беда. Но вы можете помочь ему, и он может помочь вам.

Математик усмехнулся. — Вот это, друг с болот, и есть предсказание. Конечно, через много лет. Всегда можно с уверенностью предсказать то, что произойдет через десять лет.

Маркар усмехнулся. — По приметам он прибывает в первый день Нового года.

— Вы снова за свое. Какой Новый Год? Новый год, когда Сириус впервые появляется в рассветном небе, объявляя, что Нил начнет свой подъем? В самом деле, завтра, за час до восхода солнца? Или вы имеете в виду Новый Год по нынешнему египетскому календарю, первый день Тота, до которого на самом деле еще двести дней? Я напоминаю вам, что египетский календарь основан на 365 днях, а не на 365 с четвертью, как показывают звезды, и что он теряет один полный год каждые 1460 лет. В последний раз календарь был правильным 1171 год назад. Он не будет правильным еще 289 лет с настоящего времени. Итак — какой Новый Год, благороднейший шарлатан?

Глаза Маркара заблестели. — Ваш Знак Рак. И как ни рассчитывайте, о, великий геометр, Рак начинается сегодня в полночь и объявляет первый день летнего солнцестояния. В темном утреннем небе действительно будет виден Сириус, возвещающий Новый год и пробуждение Хапи, который вы, греки, называете Нилом, с большими празднествами, начинающимися во всех городах и деревнях по всей длине реки и продолжающимися в течение двадцати одного дня, с кутежами, весельем и потреблением морей ячменного пива.

Эратосфен от души рассмеялся. — Я так понимаю, самый проницательный астролог, что в этом потоке риторики погребено утверждение, что мой важный Новый Год наступит в предрассветные часы завтрашнего утра, начиная с восхождения Сириуса?

— Вы все понимаете, мудрый Эратосфен.

— Я вижу, что вы мошенник, более колоссальный, чем любая пирамида в Гизе.

— Милорд переполняет меня своей лестью. Он наклонился вперед. — Теперь, когда ваш желудок ослабел от смеха и ваша аргументация сломлена, мы можем поговорить о вашем проекте солнца?

— Это немного преждевременно.

— Во всяком случае, вы, вероятно, уже определили форму Земли? Может быть, вы расскажете об этом старому другу?

— Сначала я доложу об этом Птолемею. И вы это знаете.

— Конечно, конечно. Тем не менее, что плохого в намеке... в строжайшей тайне?

Картограф ухмыльнулся. — Я слышал про шанс диска — два к одному, цилиндр — поровну, три к одному против квадрата и десять к одному против сферы. Он поднялся, чтобы уйти. — Позже, Маркар. Позже. Я обещаю.

— Если останешься живым, — прошептал астролог.

Посетитель остановился. Он медленно обернулся. — Вы нарисовали гороскоп Гор-энт-йотфа? Это был удар ножом в темноте, вспышка — чего? Психическое озарение? Глупость?

Маркар как-то странно посмотрел на него. Наконец он сказал: — Почему вы спрашиваете?

— Неважно. На самом деле это не мое дело. Но он знал. Астролог приподнял завесу над предвещающим несчастье египтянином, и тот не понял, что увидел. Давить на провидца дальше было бессмысленно. Одно было, несомненно — судьбы Эратосфена и Гор-энт-йотфа были неразрывно переплетены, как узоры в погребальном саване.

Он поклонился и вышел.

* * *

6. Тень

И теперь домой, подальше от запахов, шума и грязных улиц. Эратосфен кивнул привратнику и пошел по обсаженному пальмами входу в центральный сад. Он остановился под колоннадой и посмотрел в сторону центра внутреннего двора. Там, как он и приказал, сидел писец Бес-лек, скрестив ноги, перед тенью, отбрасываемой высоким гномоном — столбиком-указателем солнечных часов, и пел. Бес-лек выбрал свой собственный хорал, на самом деле гимн, обращенный к Богу Солнца Гору, не слишком длинный, но и не слишком короткий. Грек наблюдал, как клерк закончил свою невнятную литанию, обмакнул тростниковое перо в маленький горшочек с угольными чернилами и нарисовал крошечную точку на кончике тени гномона на круглой каменной плите. Затем он начал снова. — Гор, даритель света, сын Осириса и Исиды, воссияй на нас в своем путешествии по небу... Это было на египетском языке, и смысл хорала, между чуждостью языка и искаженным бормотанием был в значительной степени потерян для библиотекаря.

Эратосфен пошел по гравийной дорожке по направлению к певцу. Бес поднял глаза и увидел, что он приближается, но его монотонное бормотание не дрогнуло. Геометр окинул белые пометки критическим взглядом. Бес сидел прямо внутри вогнутой кривой из точек. Он начал примерно за час до полудня, а теперь было уже около часа пополудни. Точки показывали более длинные тени в начале, становясь короче, когда приближался полдень, а затем, снова становясь длиннее, когда миновал полдень. Ближайшая к базе гномона точка — это точка полудня. Это было то, что нужно было измерить. — Бес, — сказал он, — мой верный друг, я вижу по отметкам, что ты прекрасно записал курс бога над головой. Дело закончено, за исключением измерения полуденного угла. Вставай, вытяни ноги, а потом помоги мне с угловой рейкой.

— Да, спасибо, хозяин. Маленький человек простонал с большим красноречием, с трудом поднимаясь на ноги. — Такое напряжение, такая забота. Мои бедные суставы. Я буду болеть несколько дней. От боли, возможно, милорд мог бы выделить два дополнительных пунша прекрасного ячменного пива.

— Два?

— Да, один для моей жены. Милое создание берет на себя все мои страдания. И учитывая, что сегодня вечером начинаются празднества.

— Тогда два. Скажи управляющему. Но сначала подержи угловую рейку. Поставь конец на ту внутреннюю точку, которая ближе всего к гномону. Да, именно так. Держи, пока я приложу верхний край к верхушке гномона. Хорошо, хорошо. Хороший угол. Теперь позволь мне провести точное измерение дуги транспортиром. Да. Семь градусов, двенадцать минут. Сейчас, я возьму рейку.

— Все готово, хозяин?

— Еще одно измерение. Мне нужно знать расстояние от точки до основания гномона. Он приложил рейку к основанию гномона и рядом с полуденной точкой. — Хм. Проверь меня здесь, Бес. Какую цифру ты читаешь?

Писец прищурился. — Это одна с четвертью единиц, и все же это добрая четверть.

— Мы назовем это одна с четвертью. — «Он не спрашивает почему», — подумал Эратосфен. — «Он не удивляется. Ему все равно. Ни одного уханья совы Афины в Гадесе. Он получает свой хлеб насущный, иногда с дополнительной порцией пива. У него есть свои боги и свои праздники, и он счастлив. Истинный сын Нила. Ну, почему бы и нет? Кажется, это работает на него». И он сказал: — Передай охраннику кухни, что я велел дать тебе три куска хорошего коричневого хеса, подходящего для собственного стола Птолемея. Один для тебя, один для твоей жены, и один — чтобы положить на алтарь Гора, бога солнца-ястреба, который благоволил нам сегодня.

Бес низко поклонился. — Хозяин ошеломил меня.

— «Он даже не саркастичен», — подумал Эратосфен. — Иди, — сказал он.

А теперь вернемся к расчетам. Гномон был высотой в десять единиц. Измеренный размер ноги, то есть катета был один с четвертью. Таким образом, тангенс угла наклона солнца составил ноль целых сто двадцать пять тысячных. Каков был угол? Следует проверить, что он должен быть довольно близко к семи градусам, двенадцати минутам. У него в библиотеке были тригонометрические таблицы, которые дали бы значение. Проверить. Подтвердить. Перепроверить. Накапливать данные. Это единственный безопасный способ.