Летние сумерки (сборник)
Шрифт:
Даюнов жил настоящим; точно бабочка-однодневка, проживал каждый день как маленькую жизнь, и, если в этом дне не было любви, если он был незапоминающимся, рассматривал его, как невосполнимую утрату. Разумеется, при его возможностях (и при наличии объемной записной книжки) таких дней почти не было; напротив, были дни с несколькими «любовными делами», и можно только поражаться здоровью поэта.
Даюнов с детства отличался подвижностью, жизнеспособностью и любвеобилием. Первый раз он влюбился, когда ему было шесть лет — в воспитательницу детского сада. Потом в соседку, перезревшую девицу, которая учила его целоваться. В школе у него уже был целый букет возлюбленных; он носил их портфели, писал им стихи и тискал при каждом удобном случае. Ну, а в институте он уже развернулся по-настоящему. Даюнов специально поступал в медицинский институт, чтобы пребывать в женском обществе. В институте
В нем было что-то такое, что действовало на женщин; он имел заурядную внешность — средний рост, расплывчатые черты лица, но был начитан и остроумен, умел веселиться, мог из ничего устроить праздник; единственно что студенток настораживало — это его «вечная озабоченность»; от девушек не ускользал его бегающий взгляд (он не пропускал ни одной юбки) и блуждающий вкус (ему нравились почти все), а поскольку каждая хотела быть единственной, Даюнову, чтобы добиться расположения, приходилось стараться изо всех сил.
Естественно, трудно устоять, когда тебе каждый день отпускают комплименты по поводу необыкновенных глаз, волос, украшений (Даюнов в них неплохо разбирался), говорят, что из-за тебя не спали ночь, и дарят цветы, и посвящают целые поэмы, при этом поглаживают твою руку, дружески обнимают за плечи и талию — ненавязчиво, как бы сдувая пушинки. Даюнов ухаживал легко, изобретательно — можно сказать, талантливо рассыпал перед женщинами отраву. Одну студентку-интеллектуалку три раза пытался провожать до дома, но как только они подходили к троллейбусной остановке, она говорила:
— Пожалуйста, не провожайте меня дальше. Я хочу побыть в одиночестве, дать отдых душе.
На четвертый раз, когда она вошла в троллейбус, Даюнов купил букет цветов, поймал такси и, опередив троллейбус, встретил «одинокую душу» на ее остановке.
— Откуда вы взялись? — недоуменно вскинула глаза строптивая барышня.
— Ехал на крыше троллейбуса! — засмеялся Даюнов, протягивая букет. (Позднее, рассказывая об этом Левутину, он, как всякая творческая личность, несколько приукрасил свой подвиг — в его рассказе девушка уезжала поездом в Крым, а он прилетел туда самолетом и встречал ее на вокзале с корзиной цветов).
Девушка оценила старания Даюнова — улыбнулась, поблагодарила за цветы, а на следующий день разрешила проводить ее не только до дома, но и до квартиры (по пути Даюнов без передышки импровизировал на тему: «поэзия — любовь — молодость — быстротечность жизни — счастливый случай»). А еще через день на том же троллейбусе они проехали мимо ее дома прямо к нему — Даюнов заговорил барышню до смерти, она не соображала, что делает, будто находилась под гипнозом.
Знающие люди (уже из медицинской среды) утверждали, что Даюнов, действительно, обладал неким чародейством, мог влюбить в себя помимо желания его избранницы.
Вокруг другой студентки «строгих правил, ждущей принца», Даюнов, словно паук, целый месяц плел сети — понятно, из нитей тургеневских времен и даже из еще более отдаленных, когда были принцы и принцессы, при этом себя изображал неким строгим королем, ревностным хранителем пуританских устоев, но все-таки королем-шалуном, склонным к некоторым слабостям. К этим слабостям Даюнов относил ни много ни мало — секс. Крайне ограниченный секс с одной единственной возлюбленной, один единственный раз, при полном соблюдении тайны. Конечно, даже такой, строго дозированный таинственный секс не вязался с дворцовыми нравами, но здесь Даюнов делал скидку на современную эпоху, и против этого неуступчивой студентке было трудно что-либо возразить. Он не скупился на королевские подарки, в виде щенка королевского пуделя и ежедневных коробок эскимо (девушка проговорилась, что любит мороженое); эти подарки Даюнов перемежал стихотворными посланиями, которые заканчивались осторожным, завуалированным намеком на «волшебную ночь и ограниченный секс», который, кроме всего прочего, «полезен для здоровья и помогает избежать прыщиков» (в его посланиях частенько присутствовали особо сближающие медицинские мотивы).
Наконец на одной вечеринке Даюнов дождался, когда девушка после шампанского, на удивление самой себе, наперекор «правилам», развеселилась и ей захотелось «романтических приключений» (на вечер забыла о принце, а может быть устала его ждать). Даюнов вмиг предложил «романтическую прогулку по вечернему городу». Естественно, маршрут прогулки, как бы случайно, пролегал вблизи «его королевства», где «витал дух прошлого века» и была «бутылка вина тоже из достаточно отдаленных времен». Даюнов,
как никто, умел выбрать «счастливый момент» и цепко хватался за него (он-то прекрасно знал, что все счастливые случаи и моменты — хорошо подготовленные ситуации). Реальный Даюнов быстро вытеснил зыбкого принца из сердца девушки, через неделю она поделилась с подругами:— Он меня так любит! Такая страсть!
После этого пронесся слух о том, что Даюнов «отличный любовник, неиссякаемый на выдумки в постели». Этот сексуальный факт привлек к себе внимание студенток, из числа блудниц, которые имели поклонников, и они тоже бросились в цепкие объятия Даюнова. Так и получилось, что он каждый вечер ходил на свидание, да еще имел два-три запасных варианта.
Одна за другой студентки сдавались Даюнову; через год он охватил всю симпатичную часть своего курса и начал присматриваться к старшекурсницам. Конечно, не обходилось без сцен ревности, пощечин, слез, но во время этих сцен Даюнов так искренне бичевал себя и раскаивался, так замаливал грехи, что долго всерьез на него никто не злился, ему все сходило с рук. Ну, таким он родился! И пусть бегает за другими, но тебя-то явно выделяет из всех, с тобой так трогательно обходителен, отзывчив, нежен, такой пылкий в интимной обстановке, такие говорит слова, которых от других не дождешься! (известно, отпетые ловеласы, как и крупные мошенники, обладают недюжинным обаянием и потому вызывают доверие).
Не обходилось у Даюнова и без «модных веселых» заболеваний (параллельно он практиковал встречи и с сомнительными девицами). «Веселые» заболевания Даюнов относил к издержкам своего образа жизни и «довольно весело» справлялся с ними, занимаясь самолечением (как медик, это было первое, что он освоил досконально). Нелишне упомянуть еще одну немаловажную вещь: как будущий врач, Даюнов хорошо знал женскую физиологию, и поэтому студентки шли на близость с ним без опасений за последствия.
После защиты диплома, Даюнова оставили в институте преподавать, и здесь уже студентки сами прибегали к нему в кабинет и, по его словам, «без стеснения снимали трусики».
Наш второй герой Левутин внешне превосходил всех сверстников: высокий, спортивного телосложения, одетый по последней моде, с блестящей от геля, зачесанной на пробор, шевелюрой. Приплюсовав к этому твердый подбородок и прищур серых глаз, получим законченный портрет покорителя женских сердец.
Еще будучи в пионерском лагере, лет в пятнадцать, Левутин переспал с медсестрой. Две смены приставал к ней, являлся в медпункт и, без всяких слов, прерывисто сопя, как бычок, лез обниматься. Медсестра, тоже молчаливо, отбивалась, но с каждым разом ее сопротивление ослабевало и, наконец, однажды ослабло совсем — она помогла ему похитить себя в луга. В разгар наслаждения Левутин вдруг заметил на пригорке отряд пионеров с вожатой — разинув рты дети и вожатая смотрели на редкостную сцену с неописуемым интересом. Медсестра тоже заметила пионеров и потеряла сознание. В тот же день любовников выгнали из лагеря, но именно в тот день Левутин сделал важное открытие: оказалось, можно добиться женщины, не говоря ей о любви. С того дня он никогда и не произносил этого слова, и вообще не знал, что оно означает. Спустя много лет, в его пятидесятилетие, одна из лучших женщин, которых он встречал в жизни, скажет ему:
— Вы самый несчастный человек на свете, потому что никогда не любили, потому что не умеете любить…
И эти слова будут самой жестокой пощечиной из всех, полученных им за пятьдесят лет.
До окончания школы Левутин еще «познал» двух одноклассниц и старшую сестру одной из них, соседку по теткиной даче — бывшую гимнастку, и ее подругу — стюардессу. Все эти девочки, девушки и женщины не смогли устоять перед напористым парнем прежде всего потому, что от него исходила властная сила; он, вроде Даюнова, обладал даром магии, но с определенным сексуальным давлением — заставлял терять волю и в большинстве случаев добровольно подчиняться ему. Следует напомнить — он был красавцем, пусть холодным, без обаятельной жилки, но этаким киногероем суперменом, а, как известно, женщины падки на мужскую красоту и силу, хотя и говорят, что это для них вторично, а главное — ум и талант. Вдобавок, Левутин был неглупым и не без литературных способностей; в стихах он не воспевал слабый пол, как Даюнов, а уничижал, и это задевало тонкие женские натуры, они были уверены, что поэту просто не повезло, он встречал далеко не самых прекрасных представительниц прекрасной половины человечества; некоторые пытались разубедить Левутина и раскрыть свои лучшие душевные качества (вероятно, с надеждой быть воспетыми и увековеченными в поэзии), но Левутину было мало душевных качеств, ему нужно было раскрытие и всего остального.