Летний домик с бассейном

— Странно. Тогда они ничего не нашли.

— Марк?

— Да?

— Ты как?

Я бросил взгляд на часы напротив стола. Еще пятьдесят девять минут отделяли меня от очередного пациента.

— Ничего, — ответил я.

На другом конце линии послышался вздох.

— Ты мне так и не позвонил. Не перезваниваешь, когда я оставляю сообщения.

Я выдержал короткую паузу. В тишине думал об анализе, о склянке с кровавым кусочком ткани из бедра Ралфа, которую выбросил в ведро.

— Работы было много, — сказал я. — Вдобавок хлопоты с Юлией. Мы стараемся понемногу наладить свою жизнь, но это не так уж просто.

Неужели я сам соединял эти слова во фразы? Причем довольно легко, поскольку сидел в кабинете один и Юдит не могла видеть мое лицо, а чтобы сосредоточиться, я еще и глаза зажмурил.

— Буду рад повидать тебя, — сказал я.

Так мы возобновили контакт. Каролине я обычно говорил правду. Иду выпить кофе с Юдит Мейер, говорил я. Она выбита из колеи болезнью Ралфа. Поначалу мы встречались в кафе, позднее все чаще у нее дома. Пациентов у меня осталось немного, я спокойно мог отлучиться на час, а то и больше. Или просто дожидался окончания приема. Алекс и Томас тогда были еще в школе, не стану оправдываться: большей частью мы не успевали даже дойти до спальни. Потом иногда навещали Ралфа в больнице. Первая операция не принесла желаемого результата, вторая «не обеспечила достаточных перспектив на улучшение», как заявили специалисты. Были предложены альтернативные методы лечения. Более тяжелые. Он мог сам выбрать, остаться ли для этого в больнице или каждый день приезжать из дома.

— Может, дома-то лучше, — сказала Юдит. — Я буду отвозить тебя каждый день.

Говоря это, она смотрела на меня, сидела на стуле возле кровати, рука лежала на одеяле, рядом с рукой мужа.

— С одной стороны, дома тебе, конечно, уютнее, — заметил я. — Но, возможно, будет весьма тяжко. Особенно по ночам. Здесь, в больнице, у них все под рукой.

В результате нашли компромиссное решение: всю неделю Ралф будет находиться в больнице, а на выходные ездить домой. Один-два раза в неделю я приходил к Юдит на кофе.

Не знаю, чем это объяснить — общим заторможенным состоянием, операцией, лекарствами и зачастую крайне неприятным лечением, — но он никогда не вспоминал тот осмотр в октябре минувшего года. Во время одного из наших визитов в больницу, когда Каролина отлучилась в киоск купить ему журналы, я воспользовался случаем.

— Странно, как иной раз бывает с такой болезнью, — сказал я. — Приходишь на прием с пустячным жировиком, а через месяц-другой все идет насмарку.

Я подвинул стул поближе к Ралфовой койке, но мне показалось, он не понял, о чем я.

— Однажды у меня был пациент, который решил, что у него случился сердечный приступ, — продолжал я. — И в панике прибежал на прием. Со всеми симптомами. Боль в груди, сухость во рту, потные ладони. Я посчитал пульс: больше двухсот ударов. Прослушал его фонендоскопом. Спросил: «Может, вы вчера ели сырное фондю?» Пациент удивленно воззрился на меня: «Откуда вы знаете, доктор?» А я спросил: «И вероятно, заодно налегали на белое вино?» И объяснил ему. Горячий расплавленный сыр, ледяное белое вино. В желудке все это снова застывает в большущий плотный ком, который невозможно вывести из организма. Большей частью едоки среди ночи попадают в интенсивную терапию, однако этот ровно в девять утра явился ко мне.

Ралф лежал, прикрыв глаза, но тут открыл их.

— Но это еще не все. Я отправляю пациента домой. Разумеется, совершенно успокоенного. А через две недели он вправду умирает от остановки сердца. Глупая случайность! Если рассказать об этом устно, в книге или в фильме, никто не поверит. Но так было на самом деле. Сырное фондю и остановка сердца были абсолютно не связаны друг с другом.

— У нас это называется невезуха, — сказал Ралф и тускло улыбнулся.

Я бросил взгляд на его тело под одеялом. Все то же большое тело, но вроде как местами опавшее — словно воздушный шарик на другой день после праздника, после дня рождения, уже наполовину сдувшийся.

— Верно. Дурацкая невезуха, — сказал я.

С Юлией между тем обстояло немного получше. По крайней мере, у нас сложилось такое впечатление. Она все чаще приводила домой подружек, за столом нет-нет да и рассказывала о событиях в школе, причем не дожидаясь наших вопросов, снова смеялась. Неуверенно, однако же смеялась. А в иные дни снова подолгу сидела одна в своей комнате.

— Тут дело еще и в возрасте, — говорил я.

— И это, по-моему, хуже всего, — говорила Каролина. — Наверно, мы уже никогда ничего точно не узнаем. Чему виной возраст, а чему… то, другое.

Временами я всматривался в лицо Юлии, когда думал, что она не видит. Ее глаза. Ее взгляд. Совсем иные, нежели год назад. Не то чтобы более печальные, но более серьезные. Обращенные внутрь, как говорится. Каролина права. Я тоже не знал, приписывать ли это ее взрослению или — так и не всплывшим в памяти — событиям на пляже.

43

Летний отпуск мы провели в Америке. Сменим обстановку, так мы решили. Другая обстановка, не как на пляже (или у бассейна). Путешествие, а не просто отдых на одном месте. Путешествие с массой развлечений, с новыми впечатлениями и нехваткой времени на раздумья — на размышления, на бессонные ночи.

Поездка, может, и «не поставит Юлию на ноги», но подействует оздоровляюще, рассуждали мы. Очистит чувства и мысли. Может, после поездки удастся открыть новую страницу.

Начали мы с Чикаго. Поднялись лифтом на верхний этаж небоскреба Сирс-Тауэр, окинули взглядом город и озеро Мичиган. Прокатились по улицам в открытом двухэтажном автобусе. Завтракали в «Старбакс». Вечерами ужинали в ресторанах, где заказывали любимые блюда Юлии. Итальянские. Пасту. Но и за столом она не вынимала из ушей белые наушники айпода. Не то чтобы совсем отключалась, нет, благодарно улыбалась, когда перед нею ставили тарелку равиоли и официант посыпал их тертым сыром. Клала голову на плечо Каролины, гладила мать по руке. Только почти не разговаривала. Иногда напевала песенку, которую слушала через айпод. В обычной ситуации мы бы что-нибудь об этом сказали. «Мы за столом, Юлия. Прервись, немного погодя можешь слушать дальше». Но мы молчали. Думали: пусть делает что хочет. Пока что определенно не время переворачивать страницу.

На прокатной машине, белом «шевроле-малибу», мы поехали на запад. Видели, как ландшафт мало-помалу становится более скудным и пустынным. Лиза на заднем сиденье восторженно вскрикивала при виде первого ковбоя и первого бизона. А Юлия сидела в наушниках. Чтобы привлечь ее внимание, приходилось кричать:

— Смотри, Юлия! Вон там, на голой скале. Стервятник.

Тогда она вынимала из уха один наушник.

— Что ты говоришь?

— Стервятник. Вон там. Нет, уже улетел.

В Национальном парке Бэдлендз [33] мы видели таблички, предупреждавшие о присутствии гремучих змей. Возле горы Рашмор [34] сфотографировали высеченные в скале головы четырех американских президентов. То есть сфотографировала Лиза, мы дали ей камеру. Мне самому никогда не хватало терпения фотографировать, Каролина еще делала снимки, когда дети были маленькие, но позднее тоже бросила. А Лизе это занятие нравилось, лет в девять она увлеклась фотографией. Поначалу снимала на отдыхе главным образом бабочек и цветы, потом все чаще семью.

33

Плато в штате Южная Дакота.

34

Гора Рашмор расположена в горах Блэк-Хилс (штат Южная Дакота), на ее отвесном склоне выбиты барельефы президентов Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Авраама Линкольна и Теодора Рузвельта.

Юлия старалась изо всех сил. На всех снимках улыбалась. Но вроде как ради нас. Или чувствуя за собой вину в собственной мрачности. В парке Кастера [35] , где мы на несколько дней сняли хижину, она в буквальном смысле попросила прощения:

— Sorry. Я, наверно, не самая веселая компания.

Мы сидели возле хижины за столом для пикника, рядом на жаровне шипели куски говядины и гамбургеры.

— Не говори глупости, Юлия, — сказала Каролина. — Ты у нас самая милая и самая веселая дочка. Делай что тебе хочется. Для того и каникулы.

35

Достопримечательность штата Южная Дакота, в этом парке пасутся стада бизонов и одичавших ослов.