Лето для тебя
Шрифт:
Да, Джейн сгорала от нетерпения и мечтала о продолжении. Берн задержал дыхание и рванулся вперед, но тут же почувствовал, как испуганно сжалась, напряженно застыла любимая. На глазах выступили слезы, однако она не вскрикнула и не застонала — нет, вместо этого укусила его за плечо. Берн с готовностью принял часть боли, которую сам же и причинил. Неожиданное ощущение принесло благотворный побочный эффект: помогло сдержаться и не броситься в неудержимо манящую пучину страсти. Боль кольнула и мгновенно прошла; теперь предстояло доставить наслаждение.
Медлительно, нежно Берн провел ладонью по шелковой коже, приподнял
Берн без страха поддался ритму вожделения, не забывая поцелуями увлекать за собой Джейн. Сейчас она жила только новыми чувствами, о существовании которых прежде даже не догадывалась. Неумолимая волна влекла ввысь, на неведомую вершину. С каждым движением все острее хотелось чего-то… чего-то большего.
Хотелось, чтобы каждый дюйм горячей кожи касался ее кожи. Хотелось, чтобы руки дерзко ласкали, проникая в самые сокровенные уголки. Хотелось света синих глаз. Хотелось тепла жадных губ — давно, с тех самых пор, как несколько месяцев назад довелось увидеть его выходящим из воды. Разум освободился от всех мыслей, кроме одной: сладостные минуты воплотили тайные мечты, тайные желания. Разве подсознательно, не отдавая себе отчета, они не тянулись друг другу еще до того, как познакомились и получили возможность общаться? Джейн много раз замечала его во время светских раутов, да и он не мог пройти, не обратив на нее внимания.
Внезапно чаша переполнилась. Волна подхватила и понесла, захлестнув восторгом, от которого хотелось смеяться и кричать. Джейн вздрогнула, и Берн крепко обнял ее, прижал, чтобы вместе пережить миг блаженства.
Он продолжал двигаться — теперь уже быстрее, торопясь взойти на собственную вершину. Тяжело и неровно дыша, увлекал ее за собой, словно боялся остаться в одиночестве, а она гладила его по спине, ногам, бережно проводила пальцем по безобразному грубому шраму. И вот наконец Берн тоже достиг освобождения.
Несколько мгновений прошло в неподвижности: не было сил поднять голову, открыть глаза. Когда же он наконец пришел в себя, то первым из тумана выплыло плечо Джейн: на нежной коже остались следы его страстных объятий. Почему-то грубые отметины вызвали не сожаление, а гордость, словно символ безусловной победы.
Да, отныне она принадлежала ему.
Он поднял голову и встретил недоуменный взгляд: Только сейчас оба начали постепенно возвращаться к действительности, о которой совсем забыли. Но прежде чем окончательно спуститься на землю, Джейн с улыбкой прошептала те сокровенные слова, ради которых пришла в темноте на берег озера. Признание родилось только сейчас, в состоянии полной отрешенности и свободы.
А когда Берн заправил за ухо рыжий локон и повторил те же слова в ответ, то едва не засмеялся от счастья: впервые в жизни он получил все, что хотел, и не имел иных желаний.
Кроме одного: не расставаться.
Они лежали долго — может быть, несколько минут, а может быть, несколько часов. Свеча на столе догорела, а небо за окном из черного превратилось в серое. Погружаясь в сон, Джейн почувствовала на щеке теплые губы и услышала:
— Спокойной ночи, Джейн.
Казалось, пожелание принес летний ветерок.
Нет, уже не летний. Полночь миновала,
а это означало, что наступил первый день осени.Глава 24
Виктория проснулась в чрезвычайном волнении. Первый день осени обещал долгожданный праздник: бал в доме герцога Рейна. Как же не волноваться, если событие объединило огромную работу и огромные ожидания? Ночью не удалось сомкнуть глаз — сон отказывался приходить. К счастью, главная проблема разрешилась: нога уже совсем не болела. Но оставалось множество деталей, которые еще предстояло проверить, и мелких вопросов, требующих неотложного внимания. Поэтому предрассветные часы прошли в размышлениях и составлении дополнительного списка срочных дел.
К полудню хлопотливая особа едва не падала с ног от усталости.
— Немедленно ложись и постарайся уснуть, — приказала леди Уилтон, провожая младшую дочь в спальню.
— Но если бумажные фонарики закрепят плохо, то может загореться сад! — воскликнула Виктория, позволяя матери расстегнуть пуговицы на платье и расшнуровать корсет.
— Ну-ну, успокойся, — увещевала леди Уилтон. — Вот увидишь, бал пройдет великолепно. Я тобой горжусь. — Слезы послышались в голосе так явственно, что не заметить их не могла даже усталая дочь. — Не терпится увидеть, что вы с Джейн придумали.
— Трудно поверить, что ты удержалась от участия в подготовке. — Виктория вздохнула. Конечно, разговаривать с матерью подобным тоном не следовало, но соблюдать этикет не хотелось.
К счастью, леди Уилтон всего лишь усмехнулась.
— Признаюсь, удержалась с большим трудом — только потому, что понимала, насколько вам с леди Джейн важно скрепить дружбу общим делом.
Хотелось пояснить, что мисс Каммингс принимала в общем деле не столь активное участие, как можно было бы ожидать, но Виктория благоразумно сдержалась и задала матери давно назревший вопрос:
— А как насчет Джейсона? — невозмутимо произнесла она и почувствовала, что пальцы на спине застыли. — Тебе не хотелось, чтобы я скрепила дружбу и с ним тоже?
— Маркиз — очень приятный молодой человек, — спокойно, даже равнодушно ответила леди Уилтон.
— Мама, — Виктория повернулась, — ты же знаешь, что маркиз… мне небезразличен. — Она посмотрела внимательно, пытаясь почувствовать непосредственную реакцию. — Услышав, что молодой лорд Каммингс приезжает в Рестон, я даже купила новое платье. Так почему же ты никогда не пыталась подогреть мой интерес к нему? И его ко мне?
Леди Уилтон принялась разбирать постель.
— Разве не достаточно разбитого сердца твоей сестры?
— Во-первых, это было давным-давно, а во-вторых, с сердцем Пенелопы не случилось ничего страшного. Напротив, оно даже расцвело, — возразила Виктория. — Мама…
Леди Уилтон выпрямилась и очень тихо приказала:
— Ложись в постель.
Виктория послушалась, однако твердо решила получить ответ на жизненно важный вопрос.
— Почему же?
— О, милая, — вздохнула леди Уилтон. — Лорд Джейсон Каммингс, возможно, самый завидный жених в наших краях. Возможно, я непростительно пренебрегаю материнским долгом, не прилагая усилий к вашему сближению. Но… — Она замолчала и снова тяжело вздохнула: — Но он тебя не замечает. Ни разу не посмотрел так, как мужчина должен смотреть на женщину.