Лето и осень сорок пятого

Все это было взвешено, оценено и понято в тот короткий временной промежуток, который понадобился Петрову, чтобы войти в кабинет Шалашова и подойти, к вытянувшейся во фронт переводчице.

Нисколько не стесняясь своего роста и худобы, за которую от "добрых" людей получила прозвище "вешалка", она спокойно стояла на средине комнаты, в ожидания официального представления Шалашовым. Её холодные синие глаза внимательно разглядывали полковника, быстро и четко составляя о нем первое впечатление. Легкое движение бровей выдало удивление переводчицы от нестандартной внешности полковника, но она быстро справилась с собой.

– Знакомьтесь Георгий Владимирович, ваш новый переводчик - старший лейтенант Захарова Мария Владиславовна. Отличное знание языка, большой стаж работы и исключительно положительные отзывы. Так что прошу любить и жаловать - выдал краткое резюме особист, сделав едва заметный нажим на последней фразе.

– Большой стаж или большой опыт работы?
– с подковыркой уточнил Петров, вопросительно посмотрев на особиста. Внутреннюю суть души своего нового переводчика он понял, остался доволен, но при этом решил проверить.

– Опыт работы переводчиком двенадцать лет, товарищ полковник. Хотите услышать весь послужной список?
– мгновенно отреагировала Захарова, не дав Шалашову и рта раскрыть.

– Нет, благодарю. В этом нет необходимости, - повернул голову к переводчице Петров.
– В наших анкетах и характеристиках, очень часто, одно понятие ловко заменяют другим. Схожим по звучанию и противоположным по значению. Будем знакомы.

Полковник протянул руку, но пожал Захаровой не всю ладонь, а только кончики пальцев. Уроки общения с дамами, хорошо сохранились с далеких тридцатых годов.

– Когда у тебя назначена встреча с французами?
– спросил у Петрова особист.

– На двенадцать ноль-ноль.

– Понятно. Встреча, плавно перетекающая в обед - Шалашов придирчиво осмотрел до блеска выбритого Петрова и перевел взгляд на свисающую до плеч копну волос Захаровой.
– Значит, у Марии Владиславовны ровно сорок пять минут на наведении красоты лица и создания прически. Французы, однако.

– Разрешите идти?
– холодно вздернула подбородок молодая женщина. Всего два часа назад, она сошла с самолетного трапа и сразу же явилась на доклад к Шалашову.

– Идите - кивнул особист и переводчица, с достоинством покинула кабинет.

Дождавшись пока за Захаровой закроется дверь, и стук её каблучков замрет в глубине коридора, Шалашов продолжил беседу с Петровым.

– Ну и как тебе эта зубастая столичная штучка?
– Вопрос был задан в доверительном тоне, с расчетом на мужскую солидарность и откровенность, но полковник не поддержал призыв особиста поговорить по душам.

– Поживем, увидим - неопределенно сказал Петров, однако Шалашову такого ответа было явно мало.

– Конечно, горда, и своенравная, но при этом имеет массу достойных качеств - не унимался особист.

– Ты имеешь в виду рост за метр семьдесят и третий номер груди?
– не удержался от едкости полковник.

– Причем здесь это? Мария Владиславовна прекрасный и грамотный специалист, много знающий и думающий человек.

– А также ответственный, надежный и проверенный товарищ. Слушай Шалашов, кончай расхваливать свою креатуру. Дали нового переводчика и дали. Я не буду требовать её замены.

– Причем здесь моя креатура?
– изобразил удивление Шалашов.
– Просто я сразу вижу грамотных и толковых работников.

– Притом, - коротко отрезал полковник.
– Что французы?

По лицу особиста было видно, что у него было много весомых аргументов, способных доказать Петрову его неправоту, но он решил не мешать мужскую трепотню с государственным делом.

– А что французы? По всем приметам у них вот-вот начнется первое действие Марлезонского балета, как писал Дюма-отец - блеснул эрудицией особист, но Петров пропустил мимо ушей его книжную феерию. За время общения с Шалашовым, он заметил за особистом одну особенность. Чем хуже шли дела, тем больше шуток и юмора появлялось в его словах.

– Я понял, что плохо. Говори коротко и конкретнее, что и как.

– Если коротко и конкретнее, то сильно жмут недруги генерала де Голля. Так сильно, что он слегка испугался и дал согласие созвать в Париже примирительную комиссию, на которой решиться его бодание с генералом Жеро - пояснил Шалашов.

– Что-то мне не очень вериться, что де Голль испугался эти кабинетных крыс, - не поверил особисту Петров.
– Генерал не из робкого десятка человек. За его спиной война и пафосным гудением о судьбе страны его не прошибешь.

– Милый мой полковник, мирная политика это тебе не война, где все можно решить одним ударом и заставить проигравшую сторону подписать полную и безоговорочную капитуляцию. Ты пойми - война кончилась и де Голль вынужден считаться с мнением тех, кто всю войну просидели в углу и ничего не делали, кроме кухонных разговоров о спасении Отечества. Вчера они ему ноги как освободителю целовали, а теперь у них прорезался голос и чувство собственного достоинства, и генералу приходится с ними считаться.

– Почему? Ведь своим бездействием во время оккупации они себя полностью дискредитировали!?
– искренье удивился полковник.
– Как можно их вообще в расчет принимать!

– Да очень просто. Раз на них нет крови и сотрудничества с немцами, значит они чистенькие и хорошие, и к ним нет никаких претензий. Вот такое оно, гнилое нутро буржуазной демократии, во всем своем блеске и обаянии - мрачно усмехнулся особист. Петров хотел что-то сказать, но Шалашов только махнул рукой.
– В каждой избушки свои погремушки и с этим ничего не поделаешь.

– Понятно.

– Вот и отлично. Едим дальше. Освобождая Францию, генерал де Голль сделал несколько нелицеприятных заявлений в адрес столичного политического бомонда и потому, они ему всячески вставляют палки в колеса. Вместо того, чтобы выразить де Голлю свою поддержку как временному главе республики и осудить заигрывание Жеро с американцами, они настояли на создание примирительной комиссии. Костьми легли, но заставили генерала согласиться на это. Так что скоро мятежный генерал должен будет прилететь в Париж из Лиона для переговоров.