Лето мафии
Шрифт:
— О чем? — встрепенулся я.
— Я попросил его объяснить то, что произошло сегодня, — сказал Сидни. — Я имею в виду, когда мы возвращались домой из библиотеки.
— Ты имеешь в виду Колуччи?
— Прыгун рассказал, почему этот парень так зол на тебя. Это из-за меня.
Развернувшись, я буквально заорал:
— Что?
Сидни повернул ко мне лицо.
— Из-за того, что ты тратишь так много времени на меня, ты не занимаешься тем, чем должен.
— Это тебе сказал Прыгун? — Я уже орал во весь голос.
— Не злись на него… он просто пытался помочь.
Я не мог поверить в то, что только что услышал, — хотя нет, на самом деле я как раз верил. Прыгун был настолько
— Послушай, Сидни, — как можно небрежнее произнес я, — то, что произошло, имеет отношение только к Нику Колуччи и ко мне — ты тут ни при чем. Сейчас происходит много разных событий. Наверное, ты слышал, как я упомянул про некоего Недотрогу Грилло. Это очень плохой тип, и я с ним в натянутых отношениях. Возможно, случившееся как-то связано с этим — я не знаю. Но я знаю, что сегодняшняя встреча имела целью нас запугать. Если мы испугаемся, верх одержит Колуччи. Ты хочешь, чтобы он одержал верх?
— Нет. Я просто не хочу, чтобы ты оказался проигравшим.
— Неужели ты действительно считаешь, что Колуччи может меня одолеть? — спросил я, изображая изумление.
— Я не хочу, чтобы он даже начинал. Я понимаю, что все это из-за меня. Даже мой папа все понимает. Он сказал, такие Ники Колуччи были всегда.
— Сидни, послушай меня. Ты мой друг. И ты совсем не такой, как остальные мои друзья. Ты показал мне то, о чем я даже не подозревал, научил меня тому, что я не знал. Никто, ни Ник, ни сотня таких ников не смогут помешать нашей дружбе. Я сказал все, и давай больше не будем возвращаться к этому.
Сидни предпринял последнюю попытку:
— Хорошо, Винни, как скажешь… но, может быть, нам следует хотя бы некоторое время воздержаться от походов в библиотеку…
— Согласен! — объявил я. — Завтра мы никуда не идем.
— Но ведь завтра же суббота.
— Знаю.
— А по субботам мы никогда не ходим в библиотеку.
— И это тоже знаю.
Сидни долго молча смотрел на меня, осмысливая мои слова. Наконец уголки его губ взметнулись вверх, и он улыбнулся — затем прыснул — и, наконец, громко расхохотался.
Я присоединился к нему, и через какое-то время в соседних окнах начал зажигаться свет.
Глава 22
Я проснулся усталым и истощенным. Перекрашивать грузовик, удаляя логотип компании доставки свежей рыбы, мы завершили только к трем часам ночи, — а после разговоров с отцом и Сидни я ни черта не спал. Я крутился и ворочался в постели до восьми утра, затем встал, постоял под ледяным душем и позвонил Бенни. Он ответил, что тоже не мог заснуть, а в половине девятого утра к нему заявились Мальчонка и Прыгун со свежими пирожными, потому что и онитакже не могли спать. От Порошка и Луи пока что не было никаких известий, но я рассудил, что все должны быть возбуждены до предела. Единственным исключением мог быть Рыжий… его ничто не могло вывести из равновесия. Вероятно, он будет дрыхнуть до полудня. Я сказал Бенни, что отправляюсь будить Рыжего, затем еду за Луи и Порошком, после чего мы все вместе соберемся в половине десятого.
Просторная квартира над
«Ирландским пабом» О’Мары состояла из кухни, обеденного зала и коридора, который вел из гостиной к трем спальням и двум ванным комнатам. В конце коридора была дверь, выходившая на черную лестницу, по которой можно было спуститься в переулок за пивной. Квартира была уютная и красиво обставленная, поскольку дела заведения шли очень неплохо. Разумеется, Рыжий ее ненавидел.У меня не было никакого желания встречаться с отцом Рыжего, поэтому я поднялся по черной лестнице и осторожно вошел в квартиру. Дверь, как всегда, была незаперта: мать Рыжего, зная, что сын нередко возвращается домой только к рассвету, не хотела, чтобы он будил отца, громыхая в темноте мимо родительской спальни. Колин спал очень чутко, и она старалась избегать ненужных столкновений.
Как только я открыл дверь, мне в нос ударил острый аромат вареной капусты. И тотчас же затрезвонил будильник. Звук доносился из спальни Рыжего — первая дверь налево. Открыв дверь, я увидел Рыжего — он лежал на спине, раскинув в стороны руки и ноги, и храпел, словно слон. Будильник гремел так, что мог бы разбудить и мертвого, но Рыжий продолжал храпеть как ни в чем не бывало. Он был в одних трусах, постель была смята, а вентилятор на ночной тумбочке медленно водил струей воздуха по его вспотевшему телу. Поскольку по субботам в пивную доставляли товар, Рыжий поставил будильник на девять утра, однако преспокойно его проспал. Как я и предполагал, события прошлой ночи нисколько его не тронули.
Выключив будильник, я тряханул Рыжего, пытаясь его разбудить. Он открыл глаза, но прошло еще какое-то время, чтобы его взгляд смог сфокусироваться. Я объяснил, что мы все собираемся у Бенни. Молча кивнув, Рыжий встал и побрел в туалет. Ни «привет», ни «как поживаешь?» — вообще никакой реакции. Услышав, как Рыжий включил душ, я стал ждать. На ночной тумбочке лежал справочник «Пистолеты и боеприпасы». Я его взял и полистал. Через пару минут вернулся Рыжий, вытираясь полотенцем. С улицы донесся металлический лязг, и я выглянул в окно. В переулке стоял грузовик, и водитель выкатывал из кузова по откидному пандусу алюминиевые канистры с пивом и составлял их у лестницы, ведущей в погреб. Температура воздуха уже вскарабкалась под девяносто, и влажность не отставала. У меня мелькнула мысль, что по такой жаре спускать двадцать канистр с пивом в погреб будет адским мучением. Кроме пива, по субботам привозили также несколько десятков ящиков виски и содовой. Рыжий мучился со всем этим с тех пор, как ему стукнуло двенадцать. Это была одна из причин, почему он ненавидел пивную.
Я оставил дверь в спальню открытой, и пока Рыжий натягивал футболку и штаны, мы услышали донесшиеся с кухни голоса. Это спорили отец и мать. Молли О’Маре было под пятьдесят. Она сама не рада была своей излишней полноте, однако до сих пор не вызывало сомнений, что в свое время она была очень привлекательной женщиной. У нее были овальное лицо, золотисто-соломенные волосы и выразительные зеленые глаза, которые, казалось, сверкали, когда она сердилась. Кроме того, своим зычным голосом Молли могла остановить грузовик.
Сейчас она как раз произносила гневную тираду. Молли говорила на свою излюбленную тему, и ее голос был выразителен и наполнен чувством. Если верить Рыжему, его отец, хотя и сознавал тщетность своих усилий, никогда не отказывался от попыток урезонить жену.
— Молли, — сказал Колин, — мне просто не нравится твой подход ко всему этому…
— Я буду поступать так, черт побери, как считаю нужным! — крикнула Молли. — Но ребята, которые сражаются за правое дело в Белфасте, должны получить все необходимое! И не тебе учить меня, что я должна делать!