Лето ночи

Несчастный случай, произошедший с Харленом, и долгое пребывание в больнице коренным образом изменили его отношение к смерти. Теперь это было что-то, что он слышал и чувствовал и к чему подошел почти вплотную… старик в соседней комнате, которого утром там уже не было, когда все эти нянечки и доктора ворвались туда с тележкой… И он больше не собирался подходить к этому опять – по крайней мере в ближайшие шестьдесят – семьдесят лет. Нет, не дождутся. Смерть Макбрайда потрясла Джима, себе-то он мог в этом признаться, но такого рода неприятности всегда могут произойти, когда вы живете на какой-то вшивой ферме и возитесь со всякими тракторами и тому подобным дерьмом.

Теперь мама уже не проводила с ним вечера. Она рявкала на него, когда он не убирал за собой постель или не мыл после завтрака посуду. Он все еще жаловался на головную боль, но тяжелый гипс сменила легкая повязка через плечо, которую Харлен, впрочем, находил даже несколько романтичной и вполне способной произвести впечатление на Мишель Стеффни, когда она пригласит его на свой день рождения четырнадцатого июля. Но, к сожалению, у матери эта повязка уже не вызывала сочувствия. А может, она просто исчерпала весь свой запас нежности к сыну. Иногда мать была к нему внимательна и разговаривала тихим, чуть виноватым голосом, как в первые недели после инцидента, но все чаще и чаще огрызалась или замыкалась в молчании, которое так долго висело между ними.

В конце недели она вообще перестала приходить домой на ночь.

Сначала она наняла Мону Шепард, чтобы та присматривала за Джимом. Но скорее это Харлен присматривал за Моной, стараясь ненароком прикоснуться к груди шестнадцатилетней девочки или заглянуть ей под юбку. Иногда Мона поддразнивала его, например оставляя дверь уборной приоткрытой, а потом орала на Харлена, когда он крадучись приближался к ней. Но по большей части она игнорировала его – это с успехом могла делать и мать, если уже на то пошло, – и часто рано прогоняла в постель, чтобы позвонить своему приятелю и привести его в дом Харленов. Джим ненавидел звуки, доносившиеся из гостиной, и ненавидел себя за то, что прислушивается к ним. Иногда он размышлял, правда ли, как говорит О’Рурк, что тот, кто подглядывает за такими вещами, может ослепнуть. Как бы то ни было, однажды он напугал Мону, заявив, что расскажет матери о ее развлечениях на диване в гостиной, и после этого она исчезла. Мама была обескуражена тем, что Мона теперь всегда оказывалась занята, как и девочки О’Рурк – они тоже иногда подрабатывали таким образом, но в это лето увлеклись встречами с поклонниками на задних сиденьях машин.

Итак, Харлен подолгу оставался дома один.

Иногда он выходил покататься, хотя доктор запретил ему садиться на велосипед до тех пор, пока не снимут повязку. Но управлять одной рукой было совсем нетрудно. Черт, да он прекрасно умел ездить вообще без рук, как и все ребята из этого глупого Велосипедного патруля.

Девятого июля он отправился в парк на бесплатный сеанс, ожидая, что опять покажут «Кто-то там наверху любит меня», [78] фильм про бокс, который всем так нравился, что мистер Эшли-Монтегю привозил его каждое лето. Но вместо фильма Харлен увидел пустой парк да несколько фермерских семей из самого захолустья, до которых тоже не дошел слух о том, что третью субботу подряд бесплатный сеанс отменяют из-за гнусной погоды.

78

«Somebody Up There Likes Me» (1956) – фильм режиссера Роберта Уайза (Robert Wise) о чемпионе в среднем весе Рокки Грациано. Роль выросшего в нью-йоркских трущобах бойца сыграл Пол Ньюман. Премии «Оскар» (1957) за лучшую черно-белую операторскую работу и лучшую работу художников; номинация на «Оскар» за лучший монтаж.

Но в эту субботу погода не была такой уж гнусной. Ночной грозы вроде не ожидалось, и вечерний свет низко стелился вдоль длинных лужаек, где трава подрастала прямо на глазах. Харлеи теперь ненавидел эти длинные лужайки, хоть трава на них была аккуратно подстрижена. Заборов почти нигде не было, и трудно было определить, где кончается одна лужайка и начинается другая. Он и сам не знал, почему их ненавидит, но ему казалось, что лужайки должны быть совсем не такие – по крайней мере, по телевизору они выглядели совсем иначе… В фильме «Обнаженный город», [79] например, и вообще не было никаких дурацких лужаек. Миллионы разных историй – и никаких лужаек.

79

«Naked City» (1958–1963). Один из самых популярных полицейских сериалов американского телевидения (всего было снято 138 эпизодов). Неоднократный лауреат премии «Грэмми».

В тот вечер Харлеи допоздна катался по городу, не обращая внимания на наступившие сумерки, пока летучие мыши не начали чертить в воздухе загадочные письмена. По привычке он старался держаться подальше от школы – в этом состояла одна из причин того, почему он не любил заезжать к Стюартам или еще каким-нибудь дуракам из тех, кто жил возле Старой центральной. Но даже колеся по Мейн-стрит или по Брод-авеню, он чувствовал, что нервы у него шалят.

Харлеи свернул налево по Черч-стрит, чтобы не проезжать мимо дома Двойной Задницы, не вполне отдавая себе отчет, почему он так делает, быстро миновал несколько темных улиц, где дома казались меньше, а фонари встречались реже и были менее яркими. Возле дурацкой церкви О’Рурка и дома священника было довольно светло, и Джим чуть помедлил, прежде чем свернуть на Вест-Энд-драйв, узкую и плохо освещенную улочку, которая вела к его собственному дому и старому депо.

Он ехал очень быстро, изо всех сил нажимая на педали, уверенный, что никто, выскочив из темноты, не сможет схватить его – разве только они просунут что-нибудь между спицами, опрокинут велосипед наземь и набросятся на него. Никто его не поймает. Харлеи покачал головой и продолжал крутить педали, подставляя короткие волосы прохладному ветру, чтобы выбросить из головы тревожные мысли. «Черт ее возьми. Ведь не явится домой до часу или двух, а то и позже. Тогда я снова посмотрю по телевизору передачу для взрослых. Хотя нет, провались оно все. Сегодня этой передачи не будет. По девятнадцатому каналу сегодня показывают какой-то ужастик. Ну уж нет, увольте. Лучше ничего смотреть не стану».

Харлен решил, что включит на всю мощь радио, а может, снова залезет в мамочкин тайник со спиртным. Он обнаружил, что если отлить немного из бутылки, а потом добавить воды, то она ни о чем не догадывается. Даже не замечает – то ли потому, что вечно ставит туда новые бутылки, то ли потому, что берется за старые, когда уже изрядно наклюкается. Потом он будет слушать радио, включит как можно громче рок-н-ролл и приготовит себе коктейль с кокой, как он любит.

Мимо депо он проехал на максимальной скорости – это место не нравилось ему, даже когда еще он был маленьким, – и быстро миновал широкий перекресток Депо-стрит. Улица протянулась на три квартала. В нормальном городе их было бы целых семь или восемь, он точно знал, но здесь кварталы длиннее, потому что улиц мало. Все три квартала представляли собой сплошной темный туннель, сквозь плотную листву деревьев едва пробивался свет уличных фонарей. Около домов Стюарта и старины Грумбампера было темно.

Как и возле школы.

Он покачал головой и свернул на подъездную дорогу, скользнул к стоянке у гаража и оставил велосипед под навесом.

Мать еще не приехала, стоянка была пуста. Свет горел во всех окнах, как он и оставил его. Харлен подошел к задней двери.

Что-то вдруг появилось в круге света в его комнате наверху.

Харлен приостановился, держась за ручку двери. Мать, оказывается, дома. Наверное, эта проклятая машина опять сломалась или же маму довез один из ее новых приятелей, потому что она слишком набралась. Господи, ну и влетит же ему за то, что он вышел из дому после наступления темноты. Он скажет ей, что за ним заехал Дейл со всем их богоспасаемым семейством и что они взяли его на бесплатный сеанс. Она в жизни не узнает, что кино отменили.

В круге света снова появился темный силуэт.

«Какого дьявола она сунулась в мою комнату?» Со внезапным чувством вины он вспомнил о новых журналах, которые взял у Арчи Крека и спрятал в шкафу. Пока он был в больнице, мать нашла и выбросила все старые. Хоть и ни словом не обмолвилась об этом за все время, что он дома.

Покрасневший, напуганный мыслью о предстоящем скандале, особенно если она порядочно на взводе, Харлеи сделал три шага назад, отступив к гаражу и пытаясь быстренько что-нибудь придумать. Может, сказать, что это журналы Моны? Ну да. Или одного из ее приятелей. Она сунула их в кладовку. Если же Мона будет отрицать это, то он расскажет маме о том, что, когда она была здесь в последний раз, он нашел в унитазе презерватив.

Джим набрал в грудь побольше воздуха. Это, конечно, не идеальный выход из положения, но все-таки лучше, чем ничего. Он снова бросил взгляд наверх, пытаясь догадаться, заглядывала ли мать в кладовку.

Но в доме была не мама.

Женщина наверху вновь пересекла комнату и оказалась около освещенного четырехугольника окна. Джиму в глаза бросился прогнивший насквозь свитер, сгорбленная спина, космы белых волос, свисающих со слишком маленькой головы.

Харлен как слепой двинулся прочь от двери и ударился о велосипед. Тот с оглушительным лязгом упал на землю.