Лето в большом городе
Шрифт:
— Но сколько это будет продолжаться? — стонет Тензи. — Что у них может быть общего? О чем они говорят?
— Может, они не говорят, — отвечает женщина.
— У этой девочки есть родители? Кто вообще позволит своему ребенку общаться с мужчиной на десять-пятнадцать лет старше?
— На дворе восьмидесятые, — примирительно вздыхает женщина. — Девушки сейчас другие. Они очень смелые.
Тензи встает и уходит в кухню. Я практически вываливаюсь из окна, в надежде услышать их разговор дальше, но не выходит.
Онемев от стыда, я валюсь на кровать. Если они говорили правду, значит, я только пешка в пьесе Бернарда. Которую он разыгрывает в реальной жизни,
Марджи. Ее имя ввергает меня в дрожь.
Почему я решила, что смогу победить ее в борьбе за расположение Бернарда? Видимо, не смогу. По крайней мере, Тензи в этом уверена.
Я в гневе кидаю подушку в стену. Зачем я сюда приехала? Зачем Бернард втянул меня в это? Тензи, должно быть, права. Он использует меня. Возможно, он сам не отдает себе в этом отчет, но для других это очевидно.
Есть только один способ сохранить лицо. Я должна уехать. Я попрошу Бернарда отвезти меня на остановку. Я распрощаюсь с ним и больше никогда не увижу. И потом, после чтения моей пьесы, когда я вернусь в свой маленький городок, он осознает свою ошибку.
Я бросаю одежду в свой старый чемодан, когда улавливаю его голос.
— Тензи! — зовет он.
Я перегибаюсь через подоконник.
Он расхаживает по лужайке и выглядит несколько беспокойным и раздраженным.
— Тензи!— снова кричит он, и та появляется во внутреннем дворике.
— Да, дорогой?
— Ты не видела Кэрри? — спрашивает он.
Я замечаю, что она пожимает плечами с долей разочарования.
— Не видела.
— Так, где она?— спрашивает Бернард, оглядываясь кругом.
Тензи выставляет вперед ладонь.
— Я не ее няня.
Они оба исчезают в доме, и я с триумфом кусаю губы.
Бедный Бернард, думаю я. Настал мой черед спасать его из мира Тензи.
Я быстро хватаю книгу и укладываюсь в кровать. Конечно же, Бернард стучится ко мне через минуту.
— Входите!
— Кэрри? — он открывает дверь. — Что ты делаешь? Я ждал тебе в бассейне. У нас сейчас обед.
Я опускаю книгу и улыбаюсь.
— Прости. Мне никто не сказал.
— Глупая гусыня, — говорит он и подходит, целует меня в макушку. Он ложится рядом.— Люблю бикини, — шепчет он.
Мы бы отлично пошалили, если бы не услышали, как Тензи выкрикивает наши имена. Это злит меня и вызывает смех у Бернарда. И это как раз тот момент, когда я позволяю нарушить собственное правило. Бернард будетмоим. Этой же ночью. Я проскользну в его комнату, и мы, наконец, сделаем это. Прямо под мелким подрезанным носом Тензи.
Глава 32
За ужином благоверный Тензи, Питер, выполнил свою угрозу и меня посадили рядом с президентом Боливии. Он крупный мужчина, с изрытым оспой лицом. Вдобавок, от него так и веяло властью, что откровенно пугало. Ничего не зная о Боливии и её политике, я решила держать язык за зубами. Иначе, чего доброго, выгонят из-за стола.
К счастью, el president, как называл его Питер, даже не смотрел в мою сторону. Мы едва развернули наши салфетки и положили их себе на колени, когда он бросил на меня взгляд, понял, что я не представляю особой важности, и повернулась к женщине слева от него. На другом конце стола Тензи посадила Бернарда справа от себя. Я сижу слишком далеко, чтобы услышать их разговор, но Тензи, которая улыбается и жестикулирует, по-видимому, продолжала владеть вниманием своей маленькой группы.
С того момента, когда начали прибывать первый гости, Тензи стала другим человеком. Нет и следа той тонкой, расчетливой злобы, которую она источала сегодня днем.Я принялась за свою рыбу, понимая, что я становлюсь унизительно скучной. Единственная вещь, которая держала меня на плаву — мысль о Бернарде, и о том, что позднее мы будем делать вместе.
Интересно, Питер в курсе про Тензи и Бернарда? Тихонько вздохнув, я пригубила вина и подцепила на вилку второй кусочек рыбы, гадая, стоит ли себя мучить этой гадостью. Рыба сухая и безвкусная, словно кто-то решил, что еда должна быть наказанием, а не удовольствием.
— Не любите рыбу? — голос Питера доносится слева.
— На самом деле, нет, — Я улыбаюсь от того, что хоть кто-то заговорил со мной.
—Эта ужасна, не так ли? — он отодвигает свою рыбу на край тарелки. — Это все новомодная диета моей жены. Никакого масла, соли, кожуры, жира и специй. Все это часть тщетной попытки жить вечно.
Я хихикаю.
— Не уверена, что жить вечно — это хорошая идея.
—Не уверены? — повторяет Питер. — Это кроваво ужасная идея. Как вас угораздило оказаться среди этих людей?
— Я встретила Бернарда и…
—Я имею в виду, чем вы занимаетесь в Нью-Йорке?
—О, я - писатель, — просто отвечаю я. Я сажусь немного прямее и добавляю. — Я учусь в Новой Школе, и на следующей недели состоится первое чтение моей пьесы.
—Отлично сработано, — говорит он, кажется, впечатленный этим. — Ты уже говорила с моей женой?
Я уставилась в тарелку.
— Не думаю, что ваша жена интересуется мной или моей пьесой, — я обвожу стол взглядом и смотрю на Тензи.
Она пила красное вино, и ее губы стали слегка фиолетовыми.
— С другой стороны, мне вовсе не нужно одобрение вашей жены, чтобы добиться успеха.
В этот момент часть моего маленького эго выплыло на поверхность.
— Вы очень уверенная в себе юная леди, — заметил Питер. А затем, чтобы подчеркнуть тот факт, что я зашла слишком далеко, он одарил меня одной из тех невероятно вежливых улыбок, которая, возможно, поставила бы на место саму королеву Англии.
Я застыла в позоре. Почему я просто не могу держать язык за зубами? Питер просто пытался быть дружелюбным, а я только что оскорбила его жену. В дополнение к предполагаемому греховному высокомерию. Это приемлемо в мужчине, но не в женщине. Или просто не в этой обстановке, во всяком случае.
Я хлопаю Питера по руке.
—Да? — повернулся он. Не было никакой резкости в его голосе, лишь смертельная незаинтересованность.
Я уже было собиралась спросить его, если бы я была мужчиной, стало бы он судить меня так резко, но его выражение лица остановило меня.
— Вы не передадите мне соль? — спросила я, тихо добавив. — Пожалуйста?
Я пыталась замять это в течение всего обеда, пытаясь быть интересной, рассказывая долгие истории о шотландском гольфе, о котором Питер рассказывает нашему краю стола. Когда тарелки стали пусты, я надеялась, что мы с Бернардом можем улизнуть, но вместо этого мы прошли на террасу на кофе и десерт. После чего была игра в шахматы в гостиной. Бернард играл с Питером, в то время как я облокотилась на край стула Бернарда, делая вид, что плохо играю. Правда в том, что каждый, кто хотя бы на половину хорош в математике, может играть в шахматы. И после того, как Бернард сделал уже несколько неверных ходов, я начала тихонько давать ему советы. Бернард начал побеждать и небольшая толпа начала собираться, чтобы стать свидетелями такого зрелища.