Лето волков

– Олексеевич, – подсказал Глумский. – Только он вроде не член партии.

– Положено, – нашелся ястребок. – Помер, значит, пламенный член партии.

– Ну, взяли? – спросил Иван.

Гнат тоже взялся за конец веревки, продолжая напевать. Опустили гроб.

– Ровно лег, – сказал Попеленко. – Добрая примета.

Взялись за лопаты. Холмик вырос быстро. Сверху поставили обелиск.

«Штебленок Н. А., боец истребительного батальона, погиб смертью храбрых при защите жителей села Глухары».

Выпили, закуску брали грязными пальцами. Гнат пел с набитым ртом. Лейтенант смотрел на обелиск, на плохо покрашенную настойкой маренника звезду, вытесанную из доски.

– Надпись надо обновить. Краска до первых дождей.

– Керамическую плитку окисями распишем, поглазируем, обожжем, – сказал Глумский. – Навечно будет.

– «При защите жителей села», – сказал Иван. – А у каких жителей он квартировал?

19

Иван поднял выпавшую из тына штакетину. Во дворе бродили две курицы. Собачонка виляла хвостом. В мутном оконце мелькнули бледные пятна лиц. Лейтенант стукнул штакетиной по приоткрытой двери. Ответа не было. Вошел.

– Здравствуйте…

В ответ посыпались делано радостные голоса:

– Заходьте, заходьте! Гость какой! Дуже радые!

Хозяин протирал сонные глаза. Он был тощий, а жена округла, как ядро. Оба босые. Из-за немытых окон было сумрачно.

– Светло, а мы спать. Экономия! – объяснял Маляс. – Як спишь, нет потребности пищи.

– Не видел вас на похоронах…

– Я за курами бегала, – сказала Малясиха. – Петуха нема. Чужие кочеты уводят наседок, а я шукаю, где яечки поклали.

– Мы с удовольствием, – подтвердил Маляс. – Гражданский долг! Я, по социальному рождению, с малоимущих охотников. – Указал на старую одностволку.

– Да что вы со мной так… первый раз видите?

– Так то вы в пацанах состояли, а зараз при должности, – сказал хозяин.

– Где у вас Штебленок размещался? – спросил Иван.

Маляс указал на замусоленную занавеску. Лейтенант откинул ее. Топчан, табурет, полки со штопаной одежонкой. На подоконнике два стакана. Иван стал просматривать вещи.

– Ще осталось. – Хозяйка принесла сложенную латаную рубаху. – Постирала та зашила. Нам чужого не надо.

Лейтенант откинул соломенный тюфяк. Пусто. Заглянул на полку.

– Вы, на охоте, в лесу, видели кого-нибудь с собакой? Вроде охотничьей, помесь. Крупная. Ошейник веревочный. – Иван спрашивал по ходу осмотра.

– Не, – Маляса понесло на другую тему. – Мы с тех, кто сопротивлялся оккупантам. Ни продуктов с нас, ни квартеры. Что возьмешь? Пролетарьят!

– Почему же Штебленок жил у вас?

– Недорого, – пояснила Малясиха. – У ястребка какой доход, если честный?

– Он был честный! Достойная личность, – подтвердил Маляс.

– Куда он в последний день пошел?

– А хто ж знае, який его день последний, – сказал Маляс. – Взял та ушел. По правде, личность не полностью достойная. Насчет отношения до алкоголю.

– Часто пил?

– Не часто. Неделю прожил, токо раз пять напивался. Сядем за стол…

Жена толкнула охотника локтем: это не ускользнуло от Ивана:

– О чем он говорил?

– Молчал. А я толковал насчет вреда от алкоголя. Исключительно.

– Как выпьет, плакал! – Малясиха шмыгнула носом. – Но ни словечка!

– Крутитесь вы, как вьюны в грязи, – сказал Иван.

Он бросил рубаху на кровать.

…Маляс догнал лейтенанта у калитки.

– Не подумайте, товарищ лейтенант… Мы всегда… А есть недостойные. Сотрудничали!

– Кто?

– Кузнец Крот. Сполнял заказ для немца… склонность к богачеству. Жену довел до повреждения лица.

Иван пошел к калитке. Маляс шел следом. Тронул гостя за рукав и зашептал:

– Я к чему? Штебленок ходил до кузнеца. Пошел, и боле его не видели…

20

Кузня стояла на отшибе. Еще издали слышался звонкий перестук. В больших деревянных воротах была маленькая дверца.

В кузне светились два оконца да горн у дальней стены. Помещение было заполнено всяким лежащим и висящим инструментом, зубилами, прошивнями, бородками, кантовашками… В землю была глубоко вкопана бочка с водой. Отдельно лежали главные орудия: клещи, молотки-ручники, рабочий молот, кувалда. Однорукий Крот ковал отрез для сохи, левый рукав был заткнут за фартук. Помогало существо с закутанной головой.

– Он туда, туда стукни, потемнело…

Существо стукнуло ручником по указанному месту, и Крот с силой опустил туда рабочий молот. Еще и еще раз.

– На палец до меня…

Молот работал равномерно.

– Все, отпустить надо! – кузнец, бросив молот, ловко ухватил большие клещи, прижав одну рукоять к боку. Окунул отрез в кадку.

– Шо надо, Иван? – спросил сквозь облако пара.

– Два-три вопроса…

– Допроса? Токо в ястребки, сразу допросы?

Существо чуть размотало полотно. На Ивана смотрели красивые женские глаза. Один глаз был оттянут книзу, но самого шрама не было видно.

– Муж погано слышит, – сказала она. – Работа дуже шумливая. Извините.

– Чего извиняешься? Кто с допросом? Ванька Капелюх! Пацаном тут ошивался.

– Тогда по-свойски, – прокричал Иван: – Штебленок куда от вас пошел? Зачем заходил?

– Куда пошел, неведомо. А зашел тому, шо я запросил. Кабанчика забивал, так надо акта. Щетину ж я обязанный державе сдать.

– Ну, подписал он, а дальше?

– Не подписал ни черта. Сказал, на минутку. Вышел с карабином, и все.

– А може, вы подпишете? – спросила жена.

– Шо ты сразу с просьбами, дура! – сказал Крот. – Шо к твоей двоюродной ходит, так уже родня?

– Зачем ты, Олексеич, – жена смутилась. – Не деликатно так.

– Я подпишу, – сказал Иван.

– От спасибо, – глаза над повязкой улыбнулись.

Крот отнес кусок металла к горну, сунул в угли.

– Поддуй трохи, – бросил жене.

Жена, сдвигая длинные рукояти мехов, поспешно, опасаясь мужа, сказала:

– Ты, Олексеич, отдай книгу, шо он оставил…

– Знов про ерунду. На шо она лейтенанту, та книга?