Лето. Орки. Любовь

Я сглатываю, ощущая вкус тех самых поцелуев. Наверное, мы делали это тысячу раз…

Наташа сверлит меня взглядом, и я задерживаю дыхание.

Интересно, она меня узнала?

– Очень приятно, Кирилл. А я – Наташа.

Значит не узнала. Ну и пофиг. Нашим легче…

Облокачиваюсь спиной о стену и мну кулаком торчащий вверх треугольник подушки. Так она, видите ли, лучше проветривается. А дядя Женя рассказывал, как в армии они подушку лыжами в квадрат отбивали, что вообще за гранью всякого понимания.

Кажется, в последний раз подушки треугольником я видел в тот день, что и Гордееву. Удивительное совпадение.

– Так значит… ты и я будем вместе, – обвожу взглядом комнату, – работать?

Гордеева подходит к столу и начинает перебирать какие-то бумажки.

– Я уже работаю, а ты так и будешь лежать? – косится на меня.

– Слушай, я же понятия не имею, что надо делать. Я тут по блату, ясно? Поэтому, чтобы ничего не испортить, лучше полежу. Окей?

– Ты это серьезно? – Гордеева кривит губы.

– Я полный профан, – киваю в ответ. – А обед скоро? Так есть хочется.

– Обед будет после того, как ты назначишь дежурных, пойдешь в столовую, накроешь на столы. Ах, да, и напомни всем правила поведения на территории и в столовой, – бормочет она, в такт слов похлопывая по бедру ежедневником.

М-да, годы берут своё. Гордеева превратилась в какую-то брюзгу. И куда только делась та улыбчивая девчонка, которая плевать хотела на любые правила?

– А что, просто поесть никак? Без вот этого алгоритма? – спрашиваю я, изображая указательными пальцами карусель.

Девушка пожимает плечами.

– Увы. Ты на работе, кол-ле-га.

Не пойму, это улыбка, или у нее нервный тик?

Но даже этот оскал ее не портит. Ещё эти глазища огромные! Синие-синие, и взгляд влажный, глубокий. В нем норму ГТО по плаванию сдать можно. Смотрит так, что мозги в трусы утекают, и в пустой голове гуляет ветер, принося дурацкие мысли. Например, о том, каково это – снова быть с ней? И все это за пару секунд. Просто феноменальная скорость мышления.

– Эй, кто-нибудь?! – из-за приоткрытой двери показывается темноволосая голова «пионерки», – там в первой палате пацаны дерутся!

– Как дерутся?! – изумлённо спрашивает Гордеева, роняя из рук листы бумаги. Она растерянно смотрит на меня и хмурит брови.

– Дерутся? Уже? – бормочу я с обреченным стоном.

Затем поднимаюсь и иду разруливать наш первый отрядный махач. Все лучше, чем пускать слюни по своей бывшей.

Глава 5

Наташа

Около минуты я в нерешительности стою над спящим Лисовским.

Что же мне с тобой сделать, дружок?

Обмазать пастой? Слишком просто. Не буду нарушать традиций и приберегу эту развлекуху на последнюю ночь. Тогда сбрить брови? Нет, слишком рискованно, сразу проснется. В идеале бы задушить его подушкой. Но это не очень гуманно. Я же всё-таки будущий педагог.

Осторожно касаюсь плеча парня и трясу его.

– Эй, вставай, сейчас начнется планерка! – и зачем-то шепчу.

Парень перехватывает мою руку и тянет на себя. Я заваливаюсь прямо на грудь Лисовскому.

– Ты что творишь?! – шиплю в считанных сантиметрах от его лица. – Живо отпусти… Как там тебя?!

Лисовский открывает глаза, а я подпрыгиваю, ощутив его ладонь на своей заднице.

– Зачем шумишь, коллега? – хрипло спрашивает. При этом смотрит, как волк на овечку.

Я пытаюсь освободить руку и брыкаюсь, как та самая стреноженная овечка.

– Ты оборзел?! Руку убрал и отпустил меня!

– Ой, и-и-извините! А можно сказать? – слышится неуверенный девчачий голос.

Приподняв голову, я натыкаюсь на ошарашенный взгляд девушки. Кажется, это Марина.

Изо всех сил дёргаю рукой и вырываюсь, затем слезаю с каменного торса Лисовского и, встряхнув копной волос, невозмутимо интересуюсь:

– Слушаю тебя.

– А скажите этим дебилам из первой палаты! Они мой телефон забрали, – девушка цокает языком, переводя взгляд с меня на Лисовского. Даже думать не хочу о том, что она сейчас вообразила. – И у нас в палате две дуры вейпят, а форточка не открывается! – жалуется она.

Лисовский начинает дико ржать.

Очень педагогично, придурок! Так держать!

Посмеявшись, парень встаёт и, указывая рукой на дверь, командует:

– Ты к девочкам, я к мальчикам, а потом продолжим.

Я фыркаю в ответ.

Каким был засранцем, таким и остался!

Поправив оголившую живот майку, с грозным видом направляюсь в палату девочек. Эти две, как выразилась Марина, дуры даже не пытаются шифроваться.

В воздухе стоит сладкий запах манго, и из облака тумана, разве что не сиреневого, проявляется физиономия девушки.

– Вы совсем обнаглели?! Ну-ка дайте это сюда! – строго говорю, встав у кровати, где устроилась парочка бесстрашных вейперш. Обе брюнетки, и лица наглые-наглые.

– Ага, разбежались! – усмехается одна.

– Больше тебе ничего не надо? – подхватывает другая.

Не думала, что скажу это в столь юном возрасте, но вот в мое время пятнадцатилетние не были такими оборзевшими.

– Девочки, вы понимаете, что так нельзя?! – я включаю училку. К концу третьего курса я научилась делать это с пол оборота. – Вы не дома, и не можете делать, что захотите! Здесь есть правила внутреннего распорядка, техника пожарной безопасности! Их нужно соблюдать! А это значит никакого курения, алкоголя и…

– Ну капец! – перебивает меня одна. – Скажи, Крис, в прошлом году у нас были такие крутые вожатые. Мы и курили вместе, а ещё они нам коктейли покупали и от воспитки отмазывали.

– Мы уже и с Кириллом курили, так что не надо нас лечить, – цедит вторая.

У меня на голове шевелятся волосы.

Лисовский совсем страх потерял?!

– Ну знаете! Я иду за Риммой Давыдовной! Приготовьтесь рассказать ей свою печальную историю о том, какая вам досталась некрутая вожатая!

– Стукачка, – злобно летит мне вслед.