Летопись Линеи: Чему быть, того не миновать
Шрифт:
— Великолепная история, — Леон задумался и продолжил. — Прошу меня простить, мне нездоровится.
— Если передумаете, вы знаете где менять искать, я могу неплохо согреть вашу постель, — хлопая глазками, ответила девушка, не желая так просто отступать.
— Согреть постель может каждая, а вот сердце, — одна единственная. Доброй вами ночи, Жасмин. — добродушно отозвался Леон.
По пути к хижине он переживал, думая о том не обидел ли он девушку своими словами, не звучали ли они хамовато? Из деревянного домика доносился смех, а сквозь узкие щели струился мягкий свет и манящее тепло.
«Кто же нашел повод для радости в столь горестных вечер?» — подумал Леон, заходя внутрь.
Там он застал Готфрида и солдата форта. Они состязались в армрестлинге и не давали унынию составить им компанию, прогоняя его шутками.
—
Беатриче победоносно кружила своего хозяина.
— Если бы я сразу выпячивал всю свою силу, враги бы бежали, лишь завидев меня и я остался без сражения!
У здоровяка через левое плечо был перекинут черный плащ Готфрида.
— По крайней мере в кости тебе еще стоит поучиться играть, — солдат похлопал черный плащ у себя на плече.
— Ты что проиграл свой плащ в кости? — поразился Леон, прекрасно знавший, как в некоторых рыцарских орденах за потерю плаща назначались страшные наказания, вплоть до исключения из ордена.
— Не плащ, а то, что от него осталось! Домой вернемся, новый себе закажу. Как себя чувствуешь, друг мой?
— Голова слегка кружится и в сон клонит, хотя и так без малого проспал почти весь день.
— Ты там снаружи с Жасмин беседовал? — хитро спросил Готфрид.
— Интересная девушка, рассказала мне легенду о цветке, что носит в волосах.
Солдат с остатками плаща Готфрида на плече рассмеялся и снова хлопнув себя по коленям, высказался.
— Она эту байку всем в постели рассказывает, у нее их в запасе как астэров в королевской сокровищнице!
— Балда ты Габран, испортил моему другу всю романтику! Думать же башкой надо, прежде чем говорить, а хотя, чего уж там, на твоей башке только дрова колоть или даже ей! — отчитал Готфрид своего соперника по игре.
— Приму за комплимент, голова у меня крепкая, аж стрелы отскакивают!
— Павших солдат забрали? — поинтересовался Леон и веселье сразу прекратилось. Мужчины враз стали хмурыми и задумчивыми.
— Забрали, не без хлопот вышло… но забрали. Мне пришлось отправиться с новым отрядом, показать это место, будь оно проклято. Руки так и чесались пришибить пару атабов!
— Хлопот? Снова атабы?
— Единорог так и лежал подле Ивельетты и никого не подпускал…
Леон затаил дыхание, предчувствуя дурное.
— Увы, его пришлось убить, из уважения к Ивель его тоже привезли в лагерь. Солдат уже отправили в последний путь на погребальных кострах, пока ты спал. Ивель похоронили по традициям сильвийцев, — в земле подле дерева. Рядом с ней покоится и ее единорог.
— У меня нет слов, чтобы выразить как это ужасно, — вымолвил Леон, отягощенный тем, что только что узнал.
— Иди спать, Леон, завтра на рассвете мы уезжаем.
Леон последовал совету друга, а на рассвете, покинув форт, рыцарь собрал букет полевых цветов и принес на могилу Ивель. Лук альвийки оставили подле вырезанной из дерева глории. Так на языке альвов называли бабочку и этим же словом сильвийцы обозначали свое внутреннее «я», говоря словами людей — душу. Сильвийцы верили, что при смерти их сущность в виде глории покидает тело и отправляется в вечно цветущий сад. «Ушел или ушла в сад» — так говорили альвы об умерших. Как ни странно, но среди людей существовало поверье, что если рядом с домом роженицы замечали бабочку, то считалось, что в ребенке перерождается душа сильвийца. На сильвийских захоронениях и не только там, располагалось множество символов так или иначе изображающих бабочек. На могилу погибшего сильвийца принято ставить вырезанную из подручных материалов бабочку. Самих же альвов хоронили в древесной листве и обязательно в сени дерева. Альвы ни в коем случае не использовали погребальные костры. Среди них это считалось диким варварством и надругательством над телом. Ивель для Леона и Готфрида была никем, они знали ее несколько часов, но Леон не мог отделаться от мысли, что если бы не его затея, то девушка была бы жива, как и шесть других стражей гарнизона. Почтив память павших солдат, друзья отправились в путь. Надо отдать должное знахарю, от его припарок шишка заметно уменьшилась, а длительный сон унес с собой и боль с головокружением.
— Что-то ты совсем плох, лев. Тебе нужно развеяться, остались
силы на охоту и баньку?— Если бы я не знал тебя с детства, то счел бы крайне черствым человеком, ведь думать о таких вещах, после вчерашнего… И все же, я считаю, что ты прав, мне нужно перестать думать об этом. Во тьму Затмения все сомнения и колебания, — жизнь продолжается. Как говорил вождь сильвийцев Гилай: «Отсутствие ответа — тоже ответ». Я считаю, что опыт есть опыт, не важно приносит он счастье или боль. Я буду драться за каждого из вверенных мне людей еще яростнее и защищу их во что бы то ни стало. Память о павших всегда будет со мной, я не забуду их имен и лиц никогда.
— Вот это мой друг! Мой неунывающий друг-романтик, теперь уже рыцарь-романтик! А представляешь, спустя годы, когда ты прославишься за тобой закрепится прозвище, что-нибудь в духе, — рыцарь грез. Что думаешь?
Леона пронзила молния удивления, на мгновенье вернув воспоминания далекого детства и его любимой сказке, о Фиале Грез.
— Весьма недурно, пожалуй, мне даже нравится.
— Не будем терять времени! Хватит там Зотику в окружении бабенок прозябать, поспешим ему на помощь!
— Барышни, Готфрид, барышни! — укоризненно поправил Леон друга и вздохнув, пришпорил коня, чтобы нагнать друга. Видят Боги, если бы не оптимизм Готфрида, Леон бы совсем раскис и продолжал терзать себя виной.
========== Глава IV — РАСХИТИТЕЛЬНИЦА ГРОБНИЦ ==========
Без каких-либо приключений, друзья добрались до Луковок. Уютные деревянные хаты сопели тонкими струйками дыма, орала ребятня, где-то недовольно хрюкали свиньи — жизнь в деревне кипела на жарком, летнем огне полуденного солнца. Поле подле деревни вспахивал мощный завр, прозванный среди крестьян рогатик или трешка, из-за такой яркой черты как три крупных рога на морде. Трешка имел один рог сразу над ноздрями и два метровых рога над каждым глазом, которые он использовал для защиты от хищников. В задней части черепа животного располагался относительно короткий костяной воротник. Завр имел схожее с носорогом тело и толстые конечности. От внимания Готфрида не укрылось то, что статуя исчезла, как и роскошная ткань при некоторых хатах. Зотик обрадовался рыцарям так, словно они и вовсе не заезжали к нему на днях и сообщил, что к охоте готов. Готфрид не переставал удивляться, откуда в этом человеке столько энергии, оптимизма и сил хохотать? Весь день эквилары провели в деревне, набираясь сил к предзакатной охоте и проветривая одежду, чтобы избавиться в меру возможностей от лишних запахов. Доспехи естественно оставили дома у Зотика, то-то радости было Петру — малец с ума от радости сходил, хотя даже до конца не понимал, что перед ним.
— В сынишке моем, дух рыцаря, не иначе! — зарделся от гордости Зотик.
Рыцари сменили латы на куда более практичную для их целей вареную кожу и когда тени удлинились, выдвинулись на охоту под особенное громкие, вечерние концерты сверчков. План Зотика был прост и хорош одновременно — караулить зверя у кормового поля. По пути друзья болтали с другом, Зотик все интересовался как там дела на границе и отчего Леон ходит с черной повязкой на голове, точно разбойник какой. Беатриче спала или делала вид, что спит растянувшись на плече Готфрида.
— Надеюсь в этот раз обойдется без призраков, редких тварей с болот и странных стариков, — заметил Готфрид, а про себя добавил «и атабов».
— Эт верняк, я до сих пор в себя прийти не могу! — согласился Зотик. — Впечатлений столько, что внукам рассказывать буду на ночь, вместо сказок.
Засеянное овсом поле не было убрано с прошлого года и стало отличной кормушкой для многих зверей. Зотик даже полагал, что бескормица родных места могла привлечь крупного кабана к этому полю. К тому же, оно располагалось к западу от деревни, как раз там откуда по ночам был слышен странный стук. Друзья шли через лес без факелов, уповая лишь на свет звезд и луны, ну и само собой отличное знание местности Зотиком — в конце концов он живет тут всю жизнь и знает каждый куст. Лошадей оставили чуть загодя, не доезжая до места охоты. У края поля Зотик указал на изрытую дерновину, свежесть покопки указывала на то, что сегодня звери еще не заглядывали на поле. Оно и понятно, такие животные как кабаны днюют, спасаясь от летней жары в грязевых ямах. Тут же был пожеванный овес и тропы, вытоптанные кабанами.