Летописи Нэпэла

Император вынул из сумки, закреплённой на поясе небольшую коробочку эбенового дерева; поставил её перед собой на землю. Сняв всё оружие, Нэпэл завернул его в свою одежду, — сам облачился в простую белую рубаху и кожаные брюки, достав из той же сумки, — отвалив гранитную плиту в сторону, руками сделал в обнажившейся мягкой и мокрой земле углубление, распугав многоножек, ждавших под камнем наступления ночной прохлады. Опустив туда свёрток, — свою прошлую жизнь, символы того, чего он добился, — он поставил плиту на место. На шероховатой поверхности серого монолита он выбил надпись: «Здесь лежит один из великих Императоров, правивших когда-либо на Земле». Сделал это без тени хвастовства, ибо зачем хвастать человеку, уходящему в забвение вечности?

Взяв чёрную шкатулку, он отправился на запад. Он шёл, пока хватало сил; когда силы кончились, шёл, одной только волей заставляя передвигать ноги. Он углублялся в континент; уходил, пересекая речки, минуя пустыни и саванны, пока сень могучих деревьев тысячелетнего леса не укрыла его. Здесь, под разлапистой кроной, он присел на землю, облокотившись спиной о могучее древо, поставил на колени шкатулку и отпер её. Два чёрных шарика катались по отполированному дну.

Император взял шарики и, покатав между пальцев, подумал о том, что держит в руках свою судьбу. Прежде чем проглотить, подержал на языке, наслаждаясь горечью. Что такое была эта горечь по сравнению с тем горем одиночества, что сопровождало его всю жизнь, и с той химерой счастья, что маячила вдалеке, иногда приближаясь так близко, что, казалось, её можно ухватить за крыло? Почувствовав, что его конечности перестают слушаться, и последний в этой жизни сон одолевает его, Нэпэл забросил чёрный ящик так далеко, как мог. Склонив голову на узловатый корень древа, он смиренно ждал своего нового рождения и избавления от мук прежней жизни.

Здравствуй, новая эра!..

Он не знал, что делает ещё хуже…

«Кто я?» — человек без имени приподнялся с земли и застонал от боли. Расстегнув рубашку, он с ужасом увидел ряд дырок в своём животе. Поспешив закрыть раны, он всё-таки встал и пошёл через лес наугад.

«Может, я земледелец?» — думал он, разглядывая руки, выпачканные в земле. — «Нет, грязь не въелась под кожу. Таких мозолей не бывает от мотыги. Я воин? Я воин».

Вскоре воин вышел на просёлочную дорогу и зашагал по ней на запад.

Глава селения поднялся с резного деревянного кресла, завидев как из леса вышел высокий человек. На белой рубашке краснели огромные пятна. Вождь ждал, пока человек приблизится.

— Кто ты, явившийся на мои земли?

— Я не знаю. Не помню. — «Твоё имя никто, меня зовут никак…», промелькнуло почему-то в голове.

— Тогда ты мой раб. Наколи дров, раб!

Нэпэл поглядел туда, куда указывал ему человек. Рядом с поленницей и заготовленными для рубки дровами стоял огромный пень железного дерева, в трещине, рассекавшей годичные окружности, торчал топор.

Нэпэл перевёл взгляд влево. Под деревянным навесом, между свисавших с потолочных крючьев туш, лежала покрытая коричневой коркой, иссечённая колода.

Нэпэл проснулся. Неспешно открыл глаза. Рабыня лежала между его левой рукой и стеной, уткнувшись мордочкой в плечо. Это была дочь, или племянница, — подробности Нэпэла не интересовали, — человека, наказанного им за дерзость. Нэпэл мысленно усмехнулся. Тот, кто сказал, что хочет быть свободным, лишь прикрывал словами желание иметь своих рабов.

Люди в поселении боялись его — обрубок тела вождя, прибитый к колоде, ещё жил. Жило туловище, — воин позаботился о том, чтобы разум нанёсшего оскорбление умер. Боль мало посодействовала этому, а вот точечная лоботомия надёжно прервала те слабые мыслительные процессы, что электронными разрядами не давали коре головного мозга погрузиться в леность и спокойствие. Конечно, лишившись разума вождь лишился и своей законной доли мук, но зато Нэпэл предупредил возможность бунта по приказу вождя. Поэтому Нэпэл мог позволить себе такую медлительность пробуждения. И мог позволить всё остальное.

Воин повернулся к женщине. Обнял её за тонкий стан и притянул к торсу, потирая себя её телом. Для того, чтобы разбудить её и свой голод.

Насытившись, воин аккуратно уложил женщину и поднявшись, вышел из дома. По праву победителя он занял дом вождя — самый большой дом в деревне. Но роскоши в нём не было. Всего лишь три жилых комнаты и десяток кладовых, заполненных подношениями, которыми благодарное население одаривало своего царька при жизни.

Едва заселившись и смыв кровь, — дочери вождя поливали, а напарница по сегодняшней ночи тёрла бугры мышц мягкой губкой, вскрикивая, когда попадала кончиками пальцев в открытую рану (все остальные прикрывали глаза, чтобы не видеть разорванной плоти), воин лишь ухмылялся — обшарил весь дом в поисках оружия. Надо сказать, не без интереса рассматривая попадавшиеся под руку необычные вещи, которыми были набиты кладовые.

Добиться понимания от женщин ему так и не удалось: как он ни требовал принести ему оружие, те лишь растерянно смотрели на его жесты. Когда он начал выводить на песке контуры меча, они засовещались и удалились. Воин решил, что его наконец поняли, но помрачнел, увидев, как группка женщин тащит на плечах длинную лодку из толстой кожи, натянутой на костяной каркас. Обтекаемая форма чем-то напомнила им рисунок воина. Разозлившись, он стал показывать им, что ему нужно: длинное, острое… Быстро сориентировавшись, женщины вытянули под навес кресло, стол, и принесли пару вертелов с зажаренными дикими поросятами.

Воин махнул рукой, решив вести поиски после плотного обеда. Однако хорошо поесть ему не удалось — разорванный желудок не располагал к еде.

Закончив перевязку ран, воин принялся за доскональное изучение сундуков вождя. Он выносил их под навес, открывал и вынимая вещи, передавал женщинам. Те протирали пыль и выкладывали на стол. Под кипой новенькой одежды, — воин приказал женщинам сжечь своё старьё и переодеться, — лежал гибкий деревянный лук и пучок стрел. В шкатулке с золотыми монетами нашёлся стилет с рукоятью, богато инкрустированной жёлтыми лалами.

Решив, что столь скудным снаряжением не обойтись, воин сделал на поясе петлю для топора. Того самого, что предназначался для разделки туш, но попробовал вчера человеческой крови.

Вооружившись, воин прошёлся по улице, — единственной в селении, — женщины следовали за ним на почтительном расстоянии. Проходя мимо скотобойни, одна из женщин отделилась от стаи и вытащив из кармана припасённый пакетик, щедро посыпала солью раны вождя. Воин провожал её удивлённым взглядом. Потом на него снизошло озарение.

Когда женщины объяснялись с ним в первый раз, то указывали на вождя и хлопали себя ладонью по животу. Это и послужило причиной того, что воин вопреки логике принял их за дочерей вождя. Теперь он поразился собственной наивности, — женщины были наложницами.

Прогулявшись по деревне и убедившись, что всё в порядке, воин возвратился в дом. Следовало обдумать дальнейшие действия.

Он забыл всю свою прошлую жизнь. На теле ужасные раны. Враги… Они постарались… Но он вспомнит их, и придёт за их жизнями. И будет это совсем скоро.