Летос
Шрифт:
Они выждали еще по меньшей мере минуты три, пока Мильвио не сказал:
– Думаю, что она ушла, сиора.
– Шестеро! – потрясенно произнесла Скела. – Что это было?
– Так ли это важно? Ночи Летоса темны. Не подходи к останкам. Они опасны, пока не придет указывающий.
– Я видела вас в гавани несколько дней назад. Разве вы не уплыли в Варен на «Морском коне», как собирались?
Чужеземец вытер меч, подобрал ножны, покосившись на отрубленную руку, валяющуюся неподалеку и все еще шевелящую пальцами.
– Я опоздал на него, сиора. Прощался с Шерон, и, когда вернулся, тот уже
Скела тихо ответила:
– Я до конца своей жизни буду благодарить Шестерых за ваше опоздание. Вы спасли мне жизнь.
– Мне было приятно это сделать.
– Ваша рана, Мильвио, – опомнилась девушка. – Нужен лекарь.
Он приложил к боку руку в перчатке.
– Лучше сперва предупредим указывающих.
– Это мне решать! – сурово ответила та. – Вы только что спасли мне жизнь, и я не позволю вам истечь кровью!
Он не стал спорить:
– Как прикажешь, сиора. Ты очень добра.
– Это меньшее, что я могу для вас сделать.
Они ушли, а голова того, кто был сойкой, продолжала открывать и закрывать зубастую пасть.
Глава четырнадцатая
Ночь откровений
– Поиграем в загадки, – сказал шаутт, когда луна скрылась за облаками. – Догадайся, кто я?
Маленький рыбацкий ботик с округлыми боками, шлепая единственным колесом, взбирался на крутую волну, а затем, перевалив через ее вершину, словно детские санки скатывался вниз, зарываясь носом в воду и опасно раскачиваясь.
Несмотря на плащ, Лавиани вымокла до нитки и сильно замерзла. Ей все время приходилось следить за переливающейся через борт водой и вычерпывать ее. Шерон взяла на себя заботу о хрюле, который безропотно крутил колесо. Подбадривала пыхтящего зверя, а тот отвечал ей гортанным и дружелюбным хрюканьем. Порой она поглядывала вперед, туда, где за валами волн скрывалась безлюдная земля. До нее было еще очень и очень далеко.
Акробат, сгорбившись, сидел на кормовой банке, крепко удерживая румпель.
Голова его была словно после пробуждения от кошмара, тяжелая и медленно соображавшая. Когда он резко перемещал взгляд, все вокруг на несколько секунд раздваивалось, принимая странные образы.
– Ты стал белым как мел. – Цепкий взгляд Лавиани, от которой ничего нельзя скрыть, задержался на его лице. – Дыхание поверхностное, зрачки сужены, на лбу испарина. Все так хреново?
– Если скажу «да», ты сможешь это как-то исправить?
Сойка отложила черпак, перешагнула через лежавшие на дне ящики с едой для хрюля, села перед акробатом на корточки, взяла за руку. Кончиками пальцев едва притронулась к пульсу и что есть сил надавила на только ей известную точку под запястьем.
Он вскрикнул от неожиданности, выпустил руль, и ботик вильнул, ударившись бортом о волну. Хрюль возмущенно замычал, сбиваясь с ритма.
– Ну как? Проясняется сознание? – Лавиани с усмешкой щелкнула пальцами перед лицом Пружины, проверяя реакцию. – От знака той стороны это не спасет, но ты хотя бы не будешь выглядеть как придурок, нажевавшийся листьев нефритовой ромашки. Запомнил, или еще раз показать?
– Запомнил.
Спасибо.Она увидела, как в его золотистые глаза возвращается жизнь, и сказала:
– Пожалуйста.
– Сами Шестеро мне вас послали, – устало перевела дух Шерон. – Не знаю, как бы я справилась с лодкой. Рулить, вычерпывать воду и командовать хрюлем одному человеку практически невозможно.
– Шестеро? Они здесь ни при чем. Это был шаутт, если ты забыла. – Лавиани с ненавистью посмотрела на воду у себя под ногами. – Гребанный шаутт, засунь Скованный его себе в задницу! Ну я понимаю – вы. Один вот-вот станет пустым, у другой приступ заботы о чужих детях. Но на себе я поражаюсь до сих пор. Я-то что тут забыла?
Она знала что. Свою жизнь, которую она потеряла в Нимаде. Ей обязательно надо двигаться к какой-то цели. Ну и конечно же Борг. Не довела дело до конца и теперь в бегах. Кто, спрашивается, в этом виноват?
– О чем задумалась? – Тэо прервал ее мысли.
Лавиани мрачно посмотрела на него:
– О том, закапывать вас или нет, если выживу только я.
– Ну лично мне будет уже все равно, – ответил Пружина, сделав вид, что не замечает ее язвительности. – Я буду где-то на той стороне. Так что можешь не утруждаться. А ты, Шерон?
– Никогда не думала, что будет со мной после смерти.
– А как же воскурения, молитвы Шестерым, погребальные обряды и прочее? – подначила ее сойка.
– Мы не на материке. Здесь, на островах, все суровее и проще. Люди умирают, и их зарывают в землю. И не устраивают вокруг этого события ритуалов, которые считаются правильными на юге. Смерть часть жизни. Не важно, как ты умрешь и как тебя похоронят. Важно, чтобы это случилось не ночью.
Справа раздался всплеск, и в бот впились светло-зеленые, очень длинные, похожие на барабанные палочки пальцы с узловатыми суставами, перепонками и синюшными ногтями. Лавиани выругалась, выхватила нож, но Шерон, от которой не укрылся этот жест, быстро сказала:
– Не надо!
Над бортом появилась голова с мокрыми, бесцветными волосами, которые липли к впалым щекам и низкому лбу. Рыбьи глаза с интересом уставились на Тэо, затем она заметила Шерон, и ее лиловые губы растянулись в глупой усмешке:
– Вдова! Я вижу это.
Указывающая побледнела, но ее лицо осталось холодным. Она сказала гостье резко:
– Пошла прочь!
Но та лишь хихикнула и прошелестела:
Ой, вдова-вдовушка, глупая головушка,не кляни стужу, не зови мужа.Муж твой утонул и в постель мою нырнул —выплачется, выспится, никогда не вырвется!Лавиани, потеряв терпение, ударила ножом по вцепившимся в борт пальцам, и те, будто щупальца осьминогов, упали на дно лодки. Шерон вскрикнула, словно это ее покалечили, а уина скрылась под водой.
– Зачем ты это сделала?! – В ее голосе слышалась ярость.
– С детства не переношу это племя! – с яростью произнесла сойка, брезгливо вытирая нож от нечеловеческой крови. – Не знаю, как насчет гвинов, но с уинами асторэ точно ошиблись.
Голова морской жительницы появилась далеко от ботика и крикнула: