Летящие к Солнцу 1. Вопрос веры

На этом, видимо, его способности к официальной речи иссякли, потому что далее прозвучало следующее:

– Я хочу сказать: кому какое дело до этого дохлого дрища и его подстилки? Этот недоумок вообще тут воду мутил по-страшному.

– К порядку! – Седой пристукнул молотком, а Русый нехотя заявил:

– Суд вынужден заметить, что Верховский Павел Иванович, более известный как Педро Амарильо, действительно уличался в экстремистской деятельности, был связан с подпольной газетой революционного толка и писал стихотворения, резко критикующие власть.

– Это в данном случае не является смягчающим обстоятельством, – вмешался Седой. – Убийство есть убийство. Семен Денисович, вы имеете еще что-то сказать?

Командир почесал в затылке.

– Ну, значит, армия заявляет ходатайство. Кажись, так.

– Принято, садитесь, – стукнул Седой. – Обвинение?

К трибунам вышла та же тетка, но уже с закрытой папкой. Переводя взгляд с одного из нас на другого и затем на третью, она принялась выплевывать слова:

– Обвиняемые жестоко убили человека в первые же секунды пребывания в Новом Красноярске. От дальнейших разрушительных действий их удержал только вовремя подоспевший взвод наших уважаемых защитников. В связи с этим обвинение настаивает на высшей мере наказания. Использование закостенелых убийц в качестве подпитки генофонда представляется крайне опасным, поскольку до сих пор нет исследований, опровергающих тот факт, что преступные склонности передаются следующему поколению…

– Гипотезу, – мягко заметил я, когда она остановилась.

Тетка зыркнула на меня с такой яростью, что мой эмоциональный двойник возликовал. «Скоро ты наешься до отвала», – пообещал я ему.

– Что, простите? – источая страшный яд, переспросила тетка.

– Не факт, а гипотезу, – пояснил я. – Иди речь о факте, вы бы просто сказали: факт. Но вы говорили об исследованиях, которые не могут опровергнуть этого. И немножко запнулись.

– Не нужно играть в слова, господин Риверос, – вздернула нос тетка. – Суть от этого не меняется.

– О, еще как меняется! – Я даже встал, продолжая мило улыбаться. – Выдавая спорную гипотезу за факт, вы подтасовываете обстоятельства и вводите в заблуждение суд. Я, конечно, не хочу сказать, что вы делаете это намеренно, нет, но вы, по всей видимости, просто некомпетентны в вопросах генетики и взялись рассуждать о них с позиции плебея. Вполне нормальный подход для более чем среднего представителя биомассы. Я же, будучи личностью по сравнению с вами выдающейся, просто указываю на оплошность. Не вам даже, а скорее досточтимому суду.

Тут я поклонился трибунам и сел обедать. Ярость, которую источала женщина, можно было наворачивать половником. Густая, горячая, бессильная…

– Протест принят! – врезался в трибуну молоток Седого. – Обвинение! Попрошу впредь тщательнее обдумывать слова.

Джеронимо подвинулся ко мне и шепотом спросил, какого черта я делаю.

– Тебе что, местные девчонки не понравились? – спросил я, но Джеронимо не дал мне еды. Улыбнулся и ответил:

– Поверь, если нас оправдают, тебе будет не до девчонок, потому что Вероника тебя кастрирует.

– Это точно, – подтвердила Вероника. – Но я постараюсь сделать все быстро, даже испугаться не успеешь.

– О, сестра, ты можешь не торопиться…

– Просто хочу успеть закончить, прежде чем меня оттащат.

Пока они беседовали через мою голову, перед трибунами вновь выступил командир. Он заявил, что солдаты – это и есть прирожденные убийцы, поэтому его лично такой генофонд не пугает. Потом тетка возразила, что с военными в городе и так явный перебор, и что именно против такого положения вещей писал стихи покойный Педро Амарильо, и что теперь использовать его убийц для подпитки толпы вооруженных бездельников будет еще большим глумлением над памятью поэта, чем то отвратительное деяние, которое я осуществил с его останками. Еще я из перебранки понял, что две гранаты, брошенные в люк бронетранспортера, вывели его из строя совершенно, и тяжеленную махину до сих пор не могут отогнать, чтобы высвободить лучшую половину Педро.

«Маразм какой-то!» – восхищенно шепнул мой эмоциональный двойник.

А я посмотрел на Черноволосого и обнаружил, что он не улыбается, а, напротив, смотрит на меня серьезно, даже хмуро. Вдруг он, сказав что-то Седому, сорвался с места и покинул суд. Седой проводил его недовольным взглядом, но никак не прокомментировал поступка. Мне же сделалось грустно. Как будто хороший знакомый вдруг взял, да и ушел, когда решается моя судьба.

Наконец, Седой прекратил прения, в очередной раз поколотив молоточком трибуну.

– Думаю, было сказано достаточно для вынесения приговора. Осталось заслушать обвиняемых. Ваше последнее слово, уважаемые. В порядке очереди, как сидите. Вероника Альтомирано!

Вероника поступила следующим образом. Влезла на столик, стоящий перед нами, подняла так и не открытую пластиковую бутылку на уровень глаз.

– С каждым, кто посмеет прикоснуться ко мне с генетической целью, будет так, – прозвучал ее спокойный голос.

Удар, нанесенный ребром ладони, оказался столь стремительным, что его, должно быть, заметили немногие. Зато все увидели, что бутылка перегнулась пополам, лопнула и оросила ближайшие ряды фонтаном. Изуродованные останки бутылки Вероника бросила в сторону трибун.

– Хватит! – Седой стукнул молотком. – Неуважение! Подсудимая, я правильно понимаю, что вы угрожаете убийством?

– Правильно, – сказала Вероника, садясь. После выходки, привлекшей внимание целого зала, она, очевидно, почувствовала себя лучше и положила ноги на стол. Я видел, как побагровел от ярости Русый, но сказать ничего не успел, потому что тут раздался радостный вопль командира:

– Вот это было от души! Ящик Чупа-Чупса этой бабе!

Пока доносились крики, стучал молоток, вернулся Черноволосый с небольшой книжкой в коричневом кожаном переплете. Заняв место за трибуной, он опять о чем-то переговорил с Седым. Казалось, Седой возмущается и спорит, но Черноволосый приводит веские аргументы. И Седой сдался.

– Может, зачитает что-нибудь из Библии? – предположил Джеронимо. – Я бы послушал про Иосифа в Египте.

Тремя мощными ударами по трибуне Седой призвал всех к молчанию.

– Тихо! – рявкнул он. – Исключительным правом на ходатайство со стороны религии пользуется младший член совета господин Никифор.

Черноволосый Никифор откашлялся. В наступившей тишине он перевернул несколько страниц книги и покивал, будто соглашаясь с какими-то своими мыслями.

– Я попрошу вас ответить на простые вопросы, – сказал он, глядя на нас троих. – Вы можете отвечать так, как вам будет угодно, вас никто не прервет. – Тут он выразительно посмотрел на коллег. Седой и Русый нехотя кивнули. – Итак, начнем. Николас Риверос. Пожалуйста, расскажите суду о вашем видении инцидента с Педро Амарильо.

«Он что, серьезно? – ужаснулся мой двойник, пока я протискивался мимо Джеронимо и выходил к трибуне. – Он позволит нам говорить?»

«Ешь молча, – осадил я его. – Говорить буду я».

Передо мной раскинулась равнина, усеянная людьми. Все они – мужчины и женщины, юноши и девушки – смотрели на меня, затаив дыхание. Они ждали. Кто я для них? Опасный и таинственный пришелец. Кто для них Педро? Для одних – герой, для других – клоун. Но для тех и других – член общества. Пожалуй, таких исходных данных достаточно.