Лев для Валерьянки

— Быстро к Валерианне на дерево и не смей ввязываться в бой! — Мааль не желал, чтобы хоть кто-то путался у него под ногами. — Потом с тобой разберусь.

— Превосходно. Все как нельзя лучше. — Барс оскалился. — Теперь не придется выманивать из особняка эту крылатую тварь. Для нее у нас тоже найдутся сюрпризы.

— Как и у меня для вас. — Невозмутимая мантикора приземлилась на ветку у Валерки над головой. — Привет, мамулька.

Кейтса хихикнула.

— Не переживай. Скоро парни прибегут и стража подтянется. Я так-то раньше вас прилетела, хотела посмотреть, как вы поженитесь. А Берт не виноват, я просто удрала. Но он кричал, что с Маерши скоро тоже прибежит. Запах скрывать мне всегда удавалось отлично, ну ты помнишь, я умела еще до того, как дар получила. Забавно было смотреть, ты ползала, как улитка. А зачем тебе столько сервизов?

В шкуре летающей хищницы девчонке море было по колено, и она щебетала, как птичка, как будто не осознавая всей серьезности своего положения.

Заговорщики, наоборот, сообразили, что в случае прибытия подкрепления их план провалится, и ринулись в бой. Ведь если граф умрет, то никто не посмеет бросить им обвинение или вызов. Они станут устанавливать порядки на этих территориях. По праву сильного.

Сцепившийся и воющий клубок из котов закрутился по поляне, а росомаха, не сводя глаз с Леры, бочком покралась к дереву, скалясь и облизываясь.

Глава 27

За боем хищной кучи-малы Лера не следила. Ей вполне хватало рева, воя, визгов и прочих звуков кошачьей драки. Девушка с замиранием сердца следила за неторопливыми и осторожными движениями крупной росомахи, Ньетоша.

Судя по намекам мерзкого тигра, этот двуликий был кем-то вроде маньяка и давно должен был быть уничтожен. Только вот какой-то идиот из старейшин решил оставить его при себе как оружие.

Даже Валерианна была в курсе, еще по земным книгам о живой природе, что эти звери не приручаемы. К тому же, судя по всему, конкретно этот красноглазый экземпляр мужского пола еще страдал расстройствами психики, а надеяться на сдерживающий, подчиняющий амулет было и вовсе глупо. То, что кто-то создал, всегда можно сломать, а хитрости и коварства у всяких психов побольше, чем у всех старейшин, вместе взятых.

— Р-р-рур-р-р, какие птички… — Пушистый коричневый зверь уже наматывал круги вокруг дерева. — Стоит мне подняться или сами спуститесь? Нет?

Казалось, Ньетош был крайне удивлен, что после его предложения девушки не спрыгнули прямо к нему в пасть.

— Все равно не достанешь. — Кейтса, почти уверенная в своей безопасности, показала ему язык. — Скоро появится стража, и с тобой разберутся.

— Как интересно. — Оскалившийся зверь свел глазки-бусинки в кучку. — Никогда не видел таких фиолетовых раздвоенных языков. Его я вырву первым и сожру. Надеюсь, он вкусный. Только надо сначала кое-что сделать.

Он оглянулся на сражающихся за главенство в графстве и прайде хищных котов. Те оттеснили графа Нейрандеса почти к противоположной кромке леса за алтарный камень. Ньетош удовлетворенно хмыкнул.

Миг — и вместо росомахи под деревом стоит двуликий в человеческом обличье.

Валерианну чуть не замутило.

— Уж лучше бы он оставался зверем, в шкуре он гораздо симпатичнее, — прошептала она мантикоре.

— Рад, очень рад, — расплылся в оскале, обнажая острые зубы, низкий, кривоногий и горбатый мужик. Рот его был изорван и изуродован шрамами, над крошечными, как и в облике росомахи, темными глазками нависали козырьком кустистые брови, а шерсть торчала клочьями на подбородке и даже из крупных оттопыренных ушей. — Тебя я буду жрать живьем и медленно, смакуя каждый кусочек плоти и каждый твой вопль именно в зверином облике. Пусть тебе будет приятно, лапулечка.

Он со смешком клацнул зубами, изображая укус, и опять облизнулся, не сводя с Кейтсы глаз.

— А пока надо позаботиться, чтобы твоя подруга перестала быть такой шустрой пичужкой. Еда должна дергаться и жалобно визжать или вопить от боли, но не бегать. Иначе кусать неудобно. — Философствуя, мужик печально вздохнул, всем своим видом показывая, что барышням надо бы быть посговорчивее и смириться со своей участью.

Похоже, болтовней псих-росомаха не только пугал, но и отвлекал, забалтывал и тянул время. Зачем — стало ясно очень скоро. Рука Ньетоша резко дернула цепочку ошейника с амулетом, и тот легко оказался у него в ладони.

— Глупцы. Такие штуки я научился убивать еще щенком, но все узнают об этом, когда уже слишком поздно, — глумливо усмехнулся он, покосившись на окровавленных и местами облысевших бойцов, сейчас на секунду замерших друг напротив друга. — Эта глупая цацка теперь сгодится как оружие. Люблю такие миленькие штучки, с виду невинные и бестолковые. Стоит их рассоединить, и они перестают работать. Я сожру их всех и их котят, я буду наводить ужас на все графство…

Лере и Кейтсе, на беду, уже надоело вслушиваться в жутковатые бормотания этого психопата, и они смотрели сейчас не на балабонящего дядьку под деревом, а на графа и его противников. Кейтса не успела среагировать на то, как росомаха почти неуловимо сильно дернул рукой, после чего тяжелый треугольный медальон, со свистом взвившись в воздух, одним из острых углов рассек перепонку крыла мантикоры.

Увернуться у девушки шансов не было, ветка была короткой и толстой. Удобной, чтобы сесть, и прочной, чтобы выдержать вес летающего зверя, но совершенно неприспособленной для любых других маневров.

Крик боли не сдержавшейся и взвывшей на миг мантикоры разнесся окрест и удвоил ярость Мааля и энтузиазм его противников. Хищники опять сцепились, а Ньетош, снова приняв облик росомахи, медленно полез на дерево, наслаждаясь испугом Валерианны и болью Кейтсы, баюкающей снова поврежденное крыло.

— Птичке подрезали крылышки, мням-ням, — облизывался и причмокивал психопат. — Пооткусываю все аккуратненько, глазки оставлю. Глазки должны видеть и плакать. Язык сожру! Орать могут и без него, жалобнее будет. А девка графская на десерт. Девка нежная, вкусная. Мням-ням.

Хорошо, что неторопливость этого ненормального в предвкушении расправы над слабыми девушками сыграла с ним злую шутку.

Крик Кейтсы был услышан не только на полянке.

Ньетош не успел преодолеть и пары метров высоты, посматривая то в сторону драки, то на своих жертв. Маньяк осторожничал, внимательно следя за все еще опасной мантикорой. Особенно за острыми когтями и ядовитым хвостом. Его хозяева, видимо, успели просветить хищника о том, как погиб глава рода Фырмыр, и разделить его участь росомаха не торопился.

Зато, как оказалось, спасать любимую торопился Берт. Наверное, никто и никогда не думал, что бинтуронги могут развить такую скорость, даже сам мьест Мохнатый. Белая зверюга гоночным болидом вылетела из леса и за доли секунды преодолела кусочек полянки, отделяющий его от дерева, на котором сидели наши пташки.

Бум!

Дерево загудело. Парень, не рассчитав и не успев затормозить, врезался в него с разбегу, но даже не взвизгнул, только молча затряс башкой, чтобы быстрее прийти в себя.

Лера чуть не свалилась со своего насеста, а Кейтса снова жалобно взвыла, потому что, пытаясь сохранить равновесие, невольно растопырила крылья. Разумеется, раненой перепонке это на пользу не пошло.

— Берт! — рявкнула мантикора, у которой из глаз ручьями хлынули слезы. — Ты что, самолично решил скормить нас этому ублюдку, стряхнув с дерева, как переспелые груши?

Росомаха, который благодаря огромным загнутым когтям легко удержался на стволе, даже с интересом свесил вниз морду, разглядывая белошкурого гиганта.