Лев и Аттила. История одной битвы за Рим
Шрифт:
"Поэтому ариане, исполнившись к нему сильной завистью, не раз с помощью различных хитростей пытались его убить, — рассказывает современник тех событий. — Но, как я убежден, Господь сразу постигал их замыслы и освобождал своего пастыря из рук злодеев. Его смерть горестно оплакивали бывшие пленники, ибо они вообразили себя неминуемо отданными в руки варваров, раз он отправился на небеса. Случилось же это через три года его пребывания в сане епископа. Тело достойного священника народ, исполненный любви и скорби, смог быстро укрыть…"
Бывший манихейский епископ Виктор, который потратил лучшую часть жизни на дело, не угодное Господу, теперь искупал свою вину тем, что продолжил заботы Деограция. Вскоре это делать стало невозможно. Вандалы хватали тех римлян, которые после освобождения находились в базиликах и имели неосторожность на короткое
Епископ Виктор, с несколькими товарищами, удалился в суровые Атласские горы и основал монастырь в здешних пещерах. Впрочем, суровыми эти места были только для тех, кто не пытался познакомиться с ними ближе, а берберы, обитавшие здесь, считали свои горы лучшим местом на земле. Вот и епископ, желавший прожить остаток жизни среди трудностей, которые явились бы наказанием за прежние преступления, скоро понял, что желаемого здесь не найдет.
Сложный для жизни и передвижений горный ландшафт стал неоспоримым преимуществом, когда в Африке появились вандалы. Эти пришельцы настолько не терпели препятствия для действий собственной конницы, что даже срыли стены и засыпали рвы захваченных городов. Все же они из любопытства приблизились к Атласу и на некотором отдалении двигались вдоль этой горной цепи. Отряд вандалов соблазнился стадом овец, которое мирно паслось у русла немноговодной горной реки, которую жители равнин назвали бы ручьем. Однако в этих местах и капля воды имела свою цену, потому подле ручейков, полностью пересыхающих жарким летом, бурлила жизнь. Не успели вандалы приблизиться к овцам, которых уже посчитали заслуженной добычей, как стадо сначала пришло в оживленное движение, а затем скрылось в расселине среди скал. Когда воины Гейзериха попытались догнать мгновенно пропавших овец среди зарослей леса и кустарника на непривычной неровной почве, им на головы полетели камни: огромные, катящиеся с высоты и сметающие все на пути силой собственной тяжести, и другие, обгонявшие их, маленькие — выпущенные из пращи. Вандалы достаточно скоро поняли, что соприкоснулись с миром, совершенно непохожим на тот, что встречался им ранее; и этот мир не будет им подвластен. С тех пор у вандалов более не возникало желания искать добычу у жителей гор. Хотя со временем они наладили кое-какие торговые отношения с берберами и покупали у них лес для постройки кораблей, изделия из дерева, шкуры животных, взамен поставляя им зерно и одежды.
Первое время берберы настороженно относились к монахам, избравшим для обитания пещеры, в которые лишь изредка забредали вездесущие обезьяны да охотившиеся на них хищники. Новые жители не делали обитателям гор ничего плохого, а наоборот, старались во всем быть им полезными. Они помогали берберам устраивать террасы и таскали на них ил из ближайшей горной реки, сооружали бассейны для хранения запасов воды, которая использовалась для полива в засушливое время года. Заниматься земледелием в горах было необычайно сложно, это дело требовало гигантских усилий, и все же товарищи Виктора были рады, что не ушли в пустыню, как первоначально хотели, а избрали горы. Так, помогая берберам, обмениваясь с ними знаниями, монахи учились выживать в горах. Временами отшельникам было даже неудобно перед Господом и людьми; они ушли из мирской жизни… и оказались среди невиданных красот высокогорных лугов, покрытых цветами, подле величественных лесов из атласского кедра и пробкового дуба.
Семь лет монахи обитали в горах, никем не тревожимые и в дружбе с окружающими берберами. Когда они уже позабыли о мире за пределами Атласа,
к ним неожиданно пожаловала гостья — весьма известная во всех частях света.Незнакомый мужчина вошел в пещеру, ставшую для отшельников монастырем, и неуверенно произнес:
— Моя госпожа хотела бы встретиться с отцом Виктором.
Епископ не интересовался, кем являлась женщина, отправившая слугу туда, куда ей путь был закрыт, Виктор не задавал множества вопросов, которые вырвались бы из уст любого другого человека, а только спросил:
— Где она?
— Дожидается у входа.
Виктор сразу же узнал женщину, хотя не видел ее много лет:
— Рассказывай, Евдокия, что привело тебя в обитель и чем могу я помочь.
Невестка короля вандалов (это была именно она) встала на колени и, опустивши голову, устало произнесла:
— Спасения и покоя желаю я найти.
— Разве жизни родственницы Гейзериха, жене его наследника может что-то угрожать?
— Не жизни, но гораздо хуже — душе моей, — призналась Евдокия. — Гунерих и ранее с презрением относился к христианам, которые признавали своим духовным отцом Великого понтифика Льва. А затем и вовсе решил истребить их в королевстве вандалов. Да разве ты не от несправедливостей моего мужа и моего тестя укрылся в горах и здесь служишь Господу?!
— Все так, Евдокия, — признался епископ. — Мне стало больно видеть, как несчастные люди подвергались гонениям, а я ничем не мог им помочь.
— Теперь мой муж потребовал, чтобы я перешла в арианскую веру. Я была покорна Гунериху долгие годы — с того мгновения, как моя нога ступила на африканскую землю, но последнего требования исполнить не смогла. Я стала испытывать отвращение к мужу и не могла далее оставаться с ним не только в одной постели, но и под одной крышей. Сейчас вандалы ведут тяжелую войну с восточными римлянами; все — Гейзерих и Гунерих, а вместе с ними вся стража — оставили карфагенский дворец и ускакали к войскам. Мне удалось незаметно покинуть Карфаген с преданным слугой и добраться до твоей обители.
— Что думаешь делать дальше, сестра во Христе?
— Я хочу, как ты, основать в горах женский монастырь. Надеюсь получить у тебя благословения и буду рада, если укажешь подходящее место для будущей обители.
— Тяжелый крест ты избрала для себя, Евдокия.
— Корона вандальской принцессы оказалась тяжелее креста. Меня не страшат трудности на избранном пути. Более всего печалит то, что в Карфагене остался мой любимый сын — Хильдерих, и я его никогда не увижу. Я хотела взять Хильдериха с собой, — призналась Евдокия, — но Гунерих устремился бы на поиски наследника со своим войском, и не было бы пощады всем оказавшимся на пути его ярости.
— Думаю, сестра, Гунерих не позволит тебе просто так исчезнуть и будет искать несмотря на то, что наследник остался в Карфагене, — после некоторых размышлений произнес Виктор. — Сама посуди: не каждый муж сможет спокойно перенести бегство супруги, а Гунерих посчитает это позором, который надлежит смывать только кровью. Слишком хорошо я знаю твоего мужа.
— Ты прав, Виктор, если мне удалось найти твою обитель, то не составит труда и Гунериху отыскать ее по моим следам, — согласилась та, что не пожелала оставаться королевой могущественнейшего государства. — Более всего я не желаю своим присутствием доставить неприятности здешним жителям и всем, кто пожелал укрыться в горах от гнева вандалов.
— Ты можешь оставаться у нас сколько угодно. — Виктор поспешил исправить свою оплошность. Ведь он подтолкнул Евдокию отказаться от прежнего замысла и, как ему казалось, нарушил закон гостеприимства. Хотя он заботился только о безопасности необычной гостьи.
— Завтра я продолжу путь. — Женщина не изменила решения, только что ею принятого.
— Я могу узнать, куда ты намерена направиться?
— Надеюсь, Господь укажет мне путь.
Виктор понял, что Евдокия не имеет даже представления, в какую сторону ей идти, и предложил:
— Завтра два монаха из нашей обители отправляются в паломничество к святым местам. Ты можешь к ним присоединиться, если пожелаешь посетить Иерусалим. Путь неблизкий, но в этом городе ты стала бы не досягаемой для вандалов.
— Я уйду с ними, если эти добрые люди согласятся меня взять с собой! — Евдокия с радостью приняла предложение Виктора. — Я должна добраться до земли, по которой ходил Иисус, должна увидеть места, где Он проповедовал, где пролилась Его кровь. В Иерусалиме погребена моя бабушка — августа Евдокия. Так что там я не буду одинока.