Лев на площади

Лоу. Я всегда думаю о делах. Даже когда я сплю. Если человек не занят делом, он начинает думать о пустяках: один сочиняет стихи, другой целуется натощак, третий становится коммунистом. Здесь много таких метафизиков, оттого вы и гибнете. А мы — молодой народ, мы заняты делом. Почему мы стали первой нацией в мире? Потому что у нас много дел и много долларов. (Франсуа.) Еще один! (Бубуль.) Вот вы увидели, что я американец, и сразу ко мне подсели. Это понятно. Это как план Маршалла, это как шестнадцать наций… А если бы я сказал, что я русский, вы бы, наверно, убежали. Потому что русский не может вам ничего дать, русский может с вами любезничать. Угу. Я реалист, и я понимаю, почему вы мне улыбаетесь. Сейчас у меня ничего нет. Чековая книжка и перспективы. (Франсуа.) Еще один! (Бубуль.) Я не хочу вас обманывать… (Все более и более пьянеет.)

Бубуль. Вы меня уже обманули — вы сказали, что после восьми коньяков вы становитесь кавалером, а это девятый, и вы все еще не замечаете, что я женщина. Право, я предпочла бы, чтобы вы были русским.

Лоу. Вы коммунистка?

Бубуль. Избави бог!

Лоу. У нас за такие разговоры вас отвели бы в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности. Угу.

Бубуль. He нужно меня водить. У меня все документы в порядке. Вы можете спросить Франсуа, я ведь здесь бываю каждый вечер, это мой генеральный штаб.

Лоу. При чем тут штаб? Мы справимся с ними и без вас. Я видел одного русского, он даже не знал, что такое пылесос. Джим мне сказал, что русские прикатили в Берлин на наших машинах. Как тебя зовут?..

Бубуль. Бубуль.

Лоу. Глупо и безнравственно. А ее зовут «Гильда». Когда ее кинули в море, все острова разлетелись на кусочки.

Бубуль. Зачем вы это говорите? Я так боюсь! Когда нас бомбили, я кричала, как зарезанная. Неужели снова будет война?

Лоу. Угу. Обязательно. Пора с ними кончать — они нам мешают делать доллары. Джим сказал, что тридцать-сорок «гильд», и они разлетятся вдребезги.

Бубуль. Кто это Джим?

Лоу. Мой приятель.

Бубуль. Он, что же, пишет в газетах? Или генерал?

Лоу. Он, как я, — всесторонний ум. В газетах пишут пачкуны. А генералы — это техники. Один проводит электричество в квартире, другой устраивает десанты. Мы все проявляем инициативу. А Джим сейчас в Париже. С миссией… Угу.

Бубуль. Он, может быть, сенатор?

Лоу. Я тебе говорю, что он больше, чем сенатор, — он занят делом. Когда я встречаю в Джексоне нашего сенатора, я ему говорю: «Хелло, Джек, как дела?» — и он не знает, что ответить. (Франсуа.) Еще один!

Бубуль. Значит, вы знакомы с сенаторами?

Лоу. Знаком, когда хочу…

Вбегает продавец газет.

Продавец газет. Франс-суар! Приезд новых американских наблюдателей! Франс-суар! Последний выпуск!

Франсуа берет газету и весело подмигивает Бубуль.

Бубуль. Боже мой!.. Я ничего не понимаю… Неужели это правда?.. Вы не должны на меня сердиться, я не была никогда в Париже, я была только четыре дня в Марселе. А здесь нет высшего общества. Вы, наверно, познакомитесь с мэром, я его знаю. Хитрый, а дурак. Редактор мне больше нравится. Но что редактор? Это, как вы сказали, пачкун. Простите, если я вам сказала что-нибудь лишнее, я ведь никогда не разговаривала с такими высокопоставленными мужчинами. Скажите, вы здесь инкогнито? Тогда я не спрошу, как вас зовут.

Лоу. А тебя зовут Бубуль. Бу-буль. (Смеется.)

Бубуль. Боже мой, как это замечательно! Я думала, что такие вещи случаются только на экране. (Прижимается к нему.) Милый… Ты такой необыкновенный. Ничего, что я говорю тебе «ты»? Я от счастья теряю голову. Я сижу с человеком, который знает всех сенаторов. Это как в сказке… Милый, ты, может быть, знаком и с президентом?

Лоу. Угу. Недавно забежал в Белый дом, пожал ему руку. Откровенно говоря, он не производит большого впечатления. Я лично предпочитаю Джима. Но пока он президент — пускай. Он никому не мешает делать доллары.

Бубуль. Боже, никогда не думала, что мне так повезет! У меня есть подруга, она живет не здесь, в Арле. Ей тоже повезло — на ней хотел жениться американский лейтенант. Но ведь то был простой лейтенант, а ты знаком с президентом. И потом он на ней не женился. Он обещал ей прислать чулки и надул. Милый, ты ведь приехал сюда с важной миссией, правда? Я никому не расскажу…

Франсуа. Прошу прощения, сударь, закрываем — в одиннадцать выключают свет.

Лоу. Глупо и безнравственно.

Франсуа. Вот именно. Я читал, что в Германии кафе открыты до двенадцати. Почему же победители должны жить хуже побежденных?

Лоу. Я вас отправлю в комиссию по антиамериканской деятельности. Официант не должен философствовать, официант должен подавать. Когда человек занят делом…

Бубуль. Милый, ты выпил одиннадцать коньяков, и ты еще думаешь о делах?

Лоу. Угу.

Франсуа. С вас, сударь, тысяча четыреста франков. Чаевые не включены.

Лоу. Чаевые выключены. Как свет… У меня сейчас нет долларов. Чековая книжка и перспективы.

Франсуа (хозяйке). Мечтал о долларах без американцев, а получил американца без долларов.

Хозяйка (просыпается). Какой ужас! И ко всему эта бомба…

Свет гаснет.

Лоу. Угу. Знаешь, я, кажется, начинаю замечать, что ты — женщина.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Редакция газеты «Фламбо дю миди». Кабинет редактора. Большой стол завален газетами, гранками, письмами. Бутылка ликера, две рюмки. Цветы. Женская перчатка. На стенах фотографии актрис и лошадей. Маленький столик с пишущей машинкой. В кресле редактор, он просматривает газету. Перед ним репортер Пьер Желино, бедно одетый, с подбитым глазом.

Редактор (не глядя на Желино). Ну, собрали материал?