Левиафан. Кровь Ангелов

– Но как нам именовать тебя? – спросил Ниску. – Есть ли у тебя имя?

– Вы создали меня, – улыбнулось существо, чья мощь превосходила силу самой могучей армии в тысячи раз. – Будет справедливо, если вы дадите мне имя.

– Тогда все просто, – уверенно проговорил Хаммурапи. Он недолго думал над ответом. – Позволь называть тебя Эрра. На языке северного племени, из которого происходит мой род, это значит «разрушительный свет». Ибо таков ты – ослепителен в своем величии, и разрушителен в своей ипостаси.

– Эрра? – бог будто пробовал слово на вкус. Неоднозначное выражение лица сменилось заинтересованностью, а потом губы его искривились в хищной улыбке. – Эрра! Еще не было в ойкумене того, кто оказался бы достоин этого имени. Ибо до сего дня не было в ойкумене меня!

Он едва заметно склонил голову, глядя в глаза Хаммурапи, а затем сделал ему и Ниске знак подняться. Далее они беседовали как равные, так захотел бог войны. А потом тело Ишуку окончательно истекло кровью, и Эрра был вынужден вернуться в бесплотную форму. С тех пор он всегда сопровождал войско Кадингирры – порой в своем истинном обличии, но чаще – вселяясь в смертельно раненных воинов и сея вокруг хаос и разрушение.

Легенды о бойцах, что были сражены, но восстали, дабы с утроенной яростью биться за царя Кадингирры, быстро облетели ойкумену. И скоро они достигли ушей Шамши-Адада, владыки грозного Ашшура. Шамши-Адад поспешил предложить союз Кадингирре и Хаммурапи, отлично понимая, что Ашшур является на данный момент крупнейшим государством ойкумены, согласился, не в силах противостоять соблазну заполучить столь прославленного союзника.

Так началось возвышение Кадингирры. Воины Хаммурапи покоряли царство за царством, один за другим пали Мари, Эшнунна, Сузиана, Элам, Ларса. Хаммурапи, памятуя о своей клятве, еще не раз возвращался в Малгиум, чтобы испепелить заново отстроенный город. Ашшур тоже оказался под властью Хаммурапи после внезапной (но случайной ли?) кончины Шамши-Адада.

Войско, благословленное Эррой, не знало поражений. Бог войны давал царю мудрые стратегические советы, наполнял сердца его воинов отвагой и жаждой сраженья. Единственное, что смущало владыку Кадингирры, это жестокость Эрры, – воплощаясь в телах смертных и ведя за собой лучших из лучших, он не останавливался, пока не вырезал всех на своем пути. Он убивал людей даже тогда, когда те молили о пощаде. Он стирал с лица земли целые поселения, вместе со всеми жителями, истребляя даже скот и сжигая за собой все, что могло гореть. Воины, что шли за ним, преисполнялись неистовства и сами становились подобны богам – их удары были неотразимы, а скорость движений позволяла им ловить стрелы и камни, выпущенные из пращей.

Вся ойкумена вскоре узнала об Эрре, который нередко сталкивался с другими местными богами, чаще всего – в бою. Тишпака, бога поединщиков, что покровительствовал Эшнунне, он сразил в своем истинном облике. Тогда на чистом безоблачном небе над двумя армиями блистали алые молнии и грохотал такой гром, что, казалось, свод небесный вот-вот расколется надвое. Но поединок двух незримых сущностей оказался недолгим и завершился кровавым дождем, обильно выпавшим по всему бассейну Диялы.

Участь Иншушинака, бога, который благоволил Сузиане, Эрра решил иначе. Они оба воплотились в смертных телах – Эрра, как обычно, занял тело павшего воина, но Иншушинак подчинил себе еще живой сосуд, испепелив дух, которому тот был дарован при рождении. Этот поступок привел Эрру в еще большую ярость – он жестоко играл со своим божественным врагом, позволив тому несколько раз зацепить себя длинным изогнутым клинком, а затем внезапно прикончил его единственным ударом в шею. Ударом, которого глаза смертных не различили.

А в следующее мгновение Эрра выкрикнул короткое слово, которого никто не понял, но каждый воин, услышавший его, ощутил, как ледяной холод пронзил ему позвоночник, а ноги предательски подогнулись. Бог войны подскочил к опадающему телу врага и с мерзким хрустом вскрыл его грудь голыми руками. Он достал трепещущее сердце, в котором силой его воли все еще была заключена суть бога Сузианы, и проглотил его, нереально широко раскрыв окровавленный рот.

В тот миг, когда воины Кадингирры взорвались ревом восторга от кровавого зрелища, Хаммурапи понял, что не только восхищается Эррой. Он переглянулся с Ниску и увидел, чего его военачальник чувствует то же самое. Страх перед жестоким чудовищем, которого они сами создали.

Однако Эрра был их самым верным союзником, он подарил Хаммурапи империю, о которой наследник Син-мубаллита грезил с малых лет. А в свободное от войны время бог предавался гедонизму в обществе других высших сущностей шумера и аккада. Его крутой привлекал внимание многих богинь и Эрра пользовался этим обстоятельством без всякого стеснения.

На перистых ложах небесных дворцов, созданных фантазиями, надеждами и фанатичной верой смертных, Эрра распалял страсть богинь (как юных, так и тех, что были много старше него) и утопал вместе с ними в бездне наслаждения. О, в этом смысле боги едва ли отличаются от людей! И также как многие смертные мужчины, Эрра никак не мог остановиться…

Сначала была Мами, потом Мамиту, ее сменила Нинхурсаг, затем были Дингирмах, Ки, Ураш, Нинсина, Нунгаль… вскоре он и сам запутался в именах. К слову сказать, Эрра бывал не только в небесных, но и в подземных дворцах. В темных галереях, что никогда не видели дневного света, и очень немногим богам посчастливилось созерцать их жестокое великолепие.

Именно такими были Чертоги Эрешкигаль, покровительницы Ир-каллы, «земли, из которой нет возврата». Так шумеры довольно пресловуто именовали посмертную реальность. Но Эрру это едва ли смущало, особенно когда он имел удовольствие созерцать стройную, исполненную внутренней силы фигуру Эрешкигаль в облегающих кожаных одеждах. Ее глубокие глаза цвета тени, что в лунную ночь пляшет у распаленного костра, покорили сердце бога войны, хотя многие (и он сам – в числе первых) были уверены, что нет у него никакого сердца.

Тем не менее, он положил немало лет на то, чтобы подобраться к таинственной богине, с которой смели заговорить разве что Ану, Энлиль и Мардук. Как он и предполагал, покров ледяной неприступности оказался напускным и служил лишь одной цели – отсечь лишние вопросы.

– Но едва ли таким образом ты избавишься от лишнего внимания, – философски заметил бог войны, потягивая кровавое вино из высокого бокала. Он расположился на краю узкого ложа, устланного шкурами гепардов, волков и гиен. Ложе было удобным, но явно рассчитанным лишь на одну персону. Эрра уже придумал, как решить эту проблему…

– Боги что люди, – усмехнулась Эрешкигаль, обходя разнежившегося Эрру по кругу и плавно покачивая изящными бедрами. В ее пластичных движениях угадывалась двусмысленность, больше чем обычно. – Они весьма любопытны. Но для ответов им всегда чего-то не хватает – времени, сил, храбрости. Чаще храбрости.

– Поэтому я сейчас здесь, – с нескрываемой гордостью, изрядно подпитанной кровавым вином, проговорил Эрра. Он беззастенчиво полулежал на мягких шкурах, опираясь на согнутые локти. Легкая туника эффектно подчеркивала рельефные изгибы его могучей фигуры. – Потому что из всех правил есть исключения.

– А что происходит, когда сближаются два исключения? – Эрешкигаль оперлась о край ложа и, по-кошачьи плавно перебирая руками, приблизилась к Эрре, остановившись так близко, что он мог уловить ее холодное, терпкое от вина дыхание. – Мудрецы севера говорят, что они неминуемо отталкиваются.

– Лгут, – прошептал Эрра, одним слитным движением обхватывая Эрешкигаль за талию и увлекая на шкуры. Теперь он оказался сверху. – Все лгут.

– А ты? – она отбросила бокал и осколки горного кварца со звоном разлетелись по каменному полу. Ее руки скользнули по его груди вверх и обхватили голову, нежно, но сильно.