Левиафан. Кровь Ангелов

– Думаю, нереально, – кивнул Карн. – Вряд ли меня можно назвать специалистом в области спортивной фармало… форлоко… тьфу, бля! Короче, я не то, чтобы спец по химии, но знаю, что на определенном этапе прогресс останавливается, ограничиваясь физиологией и объективными возможностями конкр… конкретного организма. Начинают сыпаться суставы и связки. Рвутся мышцы. Конечно, тут еще играют роль врожденные…

– Я тебя понял, дружище, – мягко перебил Салава. – Но знаешь, упорный труд – это то, что позволяет человеку преодолеть даже талант и генетическую предрасположенность. Я ведь не сказал, что мой товарищ сумел при своих достижениях сохранить отменное здоровье! Да и не это важно. После того, как он достиг пика своей карьеры, добившись буквально всего, чего хотел, он ушел из спорта. И из общества он тоже ушел. Уехал в тибетский монастырь. Ему и тридцати не было. В крайнем письме, которое я получил от него из Самье, он рассказывал, как трое суток лазал по горам в поисках древнего святилища. Думал, помрет!

– Как я понимаю, не помер? – хмыкнул Карн. – Хочешь сказать, что он сорвался в Тибет просто так? Безо всяких причин?

– Нет, не просто так, – Салава мотнул головой. – Он многое знал. Его интересовала эзотерика, но парень все никак не мог найти собственный путь. Хотя его отец был инициирован в элевсинские мистерий, и даже пытался чему-то учить сына, но ушел слишком рано. Так было нужно. Друг мой, кстати, так и не узнал, кем на самом деле был его батя.

– А ты знал, но не сказал, – констатировал Карн. – Почему?

– Потому что это повлияло бы на его выбор, – без запинки ответил Салава. – Отец уступил бы ему, ведь он отец, и обучил бы парня продвинутым практикам. Но тогда мой друг не достиг бы того, чего достиг.

– Чемпионства? – уточнил Карн. – Но кто сказал, что это было именно то, чего он на самом деле хотел?

– Никто не сказал, – согласился Салава. – Но кто я такой, чтобы решать за человека, чего он хочет? Повторяю – это его выбор. Кроме того, я не имел права раскрывать тайну отца – если он решил ничего не говорить сыну, уверен, у него были на то причины.

– Знаешь, на самом деле, это не ново, – Карн потянулся за шотом, который в мгновение ока наполнился темно-коричневой жидкостью. – Я не раз читал о бизнесменах, которые, заработав миллионы, внезапно бросали свое дело и уезжали куда-нибудь в деревню.

– Это другое, – ухмыльнулся Салава. – Ты читал лишь начало истории. И ты не знаешь, что бизнес человек не бросал, а передавал родственникам или доверенным лицам. Ты не знаешь, что через несколько месяцев, ну, может, лет, он возвращался и продолжал свое дело. Потому что бизнесменами, как бы странно это не прозвучало, не становятся. Ими рождаются. Шелковый путь в крови!

– Действительно, – потупился Карн и выпил. – Но как раз с этим я соглашусь на все сто! Мне кажется, у русского человека просто нет этого скила. Делать деньги на ближнем.

– Верно, это расовый скил, – серьезно ответил Салава. – Но это уже совсем другая история. За которую, кстати, посадить могут.

– Это да, – кивнул Карн. – Но к чему был весь разговор? К тому, что своего друга трусом и беглецом ты не считаешь? Потому что он сумел не только выжить в обществе, но и победить его, достичь своей цели? И уже потом, находясь на пике, понял, чего все это стоит. И решил выбрать другой путь. Так?

– В точку, парень, – кивнул Салава. – Ты не можешь отказаться от того, что тебе не принадлежит. А общество принадлежит людям, достигшим успеха. Тем, кого знают, кого слышат и видят.

– Разумно, но шероховато. Тут можно еще долго спорить, – зевнул Карн. Внезапно он ощутил чудовищную усталость. Посмотрел на часы – без двадцати двенадцать. Полпути.

– Можно, но мы, кажется, уже допили ром, – удивленно констатировал Салава. – Что ж, это к лучшему. По прибытии тебе нужно быть в здравом уме.

– Это с чего ты взял? – удивился Карн. – Я ж тебе не говорил, куда и зачем я еду.

– А это не важно, – улыбнулся его странный попутчик. – Утро всегда нужно встречать в здравом уме. Так мне говорил отец. Пойдем покурим, да будешь ложиться спать.

Они вышли в тамбур, и Карн вновь подкурил от зажигалки Салавы. Парень понял, что ошибся – это не «зиппо». Форма характерная, но такое ощущение, что механизм действует иначе. Искра ярче, мощнее, да и пламя необычное, с тонким черным контуром по краю. Такого не бывает ни у бензиновых, ни у газовых зажигалок.

– Погоди, – севший голос Карна внезапно нарушил мерный гул постукивающих колес. – Ты сказал, «пойдем покурим, да будешь ложиться». Почему «будешь», а не «будем»?

– Потому что я не буду, – Салава глубоко затянулся.

– А как же встретить утро в здравом уме? – крякнул Карн. – Или тебя это правило обходит стороной?

– Совсем наоборот, – с улыбкой выдохнул Салава. – Но дальше ты продолжишь свое путешествие уже без меня.

– Выходишь на следующей остановке? – уточнил Карн.

– Чуть раньше, – прищурился попутчик. – Подскажи ка, сколько сейчас времени?

– Без пяти двенадцать, – отвел парень.

– Что ж, тогда мне действительно пора, – Салава протянул Карну руку, тот машинально пожал ее, все еще не понимая, что происходит. – Рад был пообщаться с тобой лично. И передавай привет моему названному братцу!

С этими словами он подошел к двери тамбура, но не к той, что вела обратно в вагон, а к той, где за мутным окошком в смазанной ночной тьме мимо проносились корявые силуэты деревьев. Салава приложил руку к замку и краем глаза Карн уловил движение воздуха между ладонью мужчины и скважиной. Замок щелкнул, Салава рывком распахнул дверь. В тамбур влетел бушующий поток ледяного ветра, мгновенно пронизавший разгоряченного Карна до самых костей. Салава подмигнул парню и нырнул в темноту, захлопнув за собой дверь и неестественно при этом выгнув руку. Замок вновь щелкнул.

Карн докуривал сигарету в абсолютной тишине. Ни одна мысль не рискнула потревожить его сознание, в котором багровым пламенем горел единственный вопрос – как? Как это вообще возможно? В последние месяцы он видел достаточно фокусов, так что мог бы и не удивляться. И тем не менее, это было уже слишком.

Хотя в действительности парня поразила не сама выходка странного попутчика, а то, как в последний момент изменился его взгляд. За мгновение до того, как Салава выпрыгнул из поезда, радужка его глаз стала огненной. Но совсем не такой, как у Эрры или Локи. Это был другой огонь, темный, почти черный.

«Все-таки это был бог», – констатировал про себя Карн. Он вернулся в купе и обнаружил, что Салава оставил после себя лишь смятую газету. Постель он не раскладывал, а его небольшой саквояж исчез вместе с владельцем. Парень взглянул на газету, лениво пролистал ее. Ничего, ни единой пометки, хотя карандашом он тут шерудил – будь здоров.

Тут же обнаружился и карандаш, он вывалился из газеты, когда Карн взял ее со стола. Парень поднес карандаш к глазам и внимательно осмотрел. От предмета исходило колкое тепло, а то место, где обычно располагается стерка, было искусно стилизовано под… Карн не совсем понял, но это определенно морда какого-то животного! А если бы он разбирался в биологии, то знал бы, что неведомый мастер с филигранной точностью вырезал на навершии карандаша голову африканского трубкозуба.