Левиафан. Кровь Ангелов
Шрифт:
Он углубился в лес и стал петь песни, славя богов и героев древности. Он хохотал и плакал, клялся и умолял, заливал глотку вином и обнимал землю, деревья, камни. Но внезапно Мидас ощутил чье-то присутствие. Рефлексы воина сработали быстрее разума, затуманенного вином. Он выхватил клинок и принял боевую стойку, слегка при этом покачнувшись, ибо хорошо известно, что от вина человек становится храбр, как лев, но неповоротлив, как ядозуб.
– Покажись! – взревел Мидас. – Коли ты враг мне, так бейся со мной! Коли друг, так предстань пред царем своим!
– Ты не царь мне, – прошептал чей-то голос из ветвистой кроны прямо над
Забавно, но так бывает. Бывает, что чары, пусть даже самые сильные и древние, бесполезны перед сознанием, которое не владеет собой. Старый Сильван, наблюдая за этой сценой с далекого пригорка (ибо зрение у короля фавнов получше орлиного), посмеивался. Ведь проклятье князя нагов не сработало на Мидаса лишь потому, что фригийский царь был мертвецки пьян.
Да только Фавна этого не знала.
– Будь моей, прекрасная дева! – глаза Мидаса вспыхнули, он стал похож на одержимого. – Я подарю тебе Фригию! Я подарю тебе Фракию! Я подарю тебе всю Асию! Да что там Асия, я подарю тебе мир! Ибо я – величайший из царей!
– Не сомневаюсь, – холодно ответила девушка. – Но даже если бы ты приглянулся мне, о величайший, вместе быть нам не суждено. Древний наг перед смертью проклял меня. Он сказал, что парой мне может стать только муж, подобный богу.
Фригийский царь пьяно раскатисто захохотал.
– Да я и есть подобный богу! Разве ты не видишь? – изумился он.– Эта земля процветает! А скоро я покорю весь мир, и он тоже будет процветать. Тогда не станет войн, ибо не за что будет воевать. А потом я соберу лучших знахарей и жрецов, и они истребят болезни. Навсегда! Кто, как не подобный богу сможет сделать это?!
Фавна улыбнулась, но губы ее не дрогнули. Конечно, она слышала об амбициозном юнце, который имел все шансы стать величайшим героем Асии. Он был молод и горяч, хорош собой и чертовски умен. Он был в равной степени безупречен в бою во главе своего войска, и на месте полководца в защищенном арьергарде. Однако огонек надежды, вспыхнувший на миг в сердце вечной охотницы, тут же угас. Пусть он первый из мужчин, кто за столетья обратил на нее внимание, но проклятье змея все еще живет в ней, она это чувствует. Как бы не был велик Мидас, он всего лишь смертный.
И она ушла. Просто растворилась в предрассветной дымке. Мидас кричал, умолял ее вернуться, приказывал ей повиноваться, но все без толку. С тех пор он изменился. Он позабыл обо всех своих грезах, ибо в его сердце поселилась она, девушка из леса, прекрасноликая льдинка, которая отвергла величайшего из царей. Он не отдавал себе в этом отчета, но в тот же миг полюбил ее. С первого взгляда, с первого слова, произнесенного ее медовыми губами.
Вернувшись в Келены, Мидас тут же отбыл в Лидию к Марсию, легендарному оракулу-огнепоклоннику, которому, как говорили, тысяча лет от роду. Мидас поведал
Марсию о том, как встретил Фавну и рассказал древнему жрецу о проклятье нага.– Возможно, возможно, – покряхтел Марсий, сидя на стуле без спинки, который, судя по его внешнему виду, был одногодком оракула, коли уж легенды о его возрасте не лгут. – Муж, подобный богу? Непростое это дело, великий царь, весьма непростое. Ибо есть люди. И есть боги. Третьего не дано. Не бывает «подобных богам»! Сказывают, такими были Геркулес и Ахилл, но то полубоги по рождению. Ты же, несмотря на слухи о твоей матери, лишь смертный.
– Что же мне делать? – вскричал Мидас. – Отвечай, волхв! Если не ты, то кто знает, как стать мне «подобным богу»? Завоевать целый мир? Принести в жертву тысячу тысяч белых быков?
– Боюсь, даже если ты завоюешь весь мир, то все равно останешься смертным, мой царь, – ответил оракул. – И даже все быки Асии, принесенные в жертву, не дадут тебе желаемого. Прости, но я не могу помочь.
Мидас пошел к другому оракулу. А потом к третьему, пятому, седьмому. Но никто не мог дать ему ответа. Царь перерыл все библиотеки Фригии, он посетил все храмы и просил каждого из богов одарить его, предлагая взамен все, что имеет, но боги не ответили. И когда царь совсем отчаялся, когда он готов был броситься со стен собственного дворца, ибо жизнь без Фавны не казалась ему достойной, случай помог великому правителю.
Он в очередной раз покинул дворец с бутылкой вина под туникой, и отправился в свою любимую рощу, где часто беседовал с ветром. И там он нашел спящего Силена, козлоного лесного божка, помощника Диониса. Силен был пьян, как и сам Мидас, и храпел на всю рощу. На звук его храпа пришли волки, они уже обнажили клыки, чтобы разорвать беззащитное тело сатира, но Мидас помешал им. Он метнул кинжал и пробил шею вожаку. Великий царь Фригии никогда бы никому не признался, но на самом деле он метил в сердце волка. Так или иначе, стая разбежалась.
А наутро, когда Силен очнулся, он воздал хвалу Мидасу за то, что тот спас ему жизнь. Оказалось, что Силен был послан Дионисом в Индию для решения каких-то политических вопросов с местным богом. И если бы сатира съели волки, ситуация могла обернуться прескверно, вплоть до войны между двумя богами.
Силен пообещал, что за его спасение Дионис наградит Мидаса, подарит ему все, что пожелает великий царь. Глаза фригийца засияли, он понял – это его шанс!
Дионис, один из древнейших богов земли, некогда приплывший в Асию с Крита, снизошел до разговора с Мидасом в старом лесном храме, куда он явился по зову Силена. Выслушав рассказ нерадивого слуги, высокий и статный Дионис отвесил ему звучную оплеуху и выгнал прочь. Затем он взглянул на Мидаса. Его вишневые глаза впились в царя Фригии, но тот выдержал взгляд могучего существа, равных которому, может статься, не было в этом мире.
– Нужно сказать, что я впервые в долгу у смертного, – проговорил Дионис заносчиво-надменным тоном, в котором, однако, чувствовалась глубокая, таинственная сила. – Изволь, царь Фригии, поведай мне, чего желаешь ты? И будь добр, поскорее. Меня от всех этих перипетий мутит. А гадкий Силен свое еще получит.
– Желаю стать подобным богу! – тут же выпалил Мидас.
– Бессмертия что ли? – изогнул тонкую бровь Дионис. – Всего то?
– Нет, о великий, ты не понял, – горячо поправился Мидас. – Я не хочу бессмертия.