Левиафан. Пути Древних
Шрифт:
Вампир не ответил, но его взгляд был красноречивее любых слов, и Мидас в очередной раз убедился, насколько ошибочным было его мнение о роде Каина. Арминиус сожалел. В его взгляде фригийский царь читал вину. Вину за то, что он оказался в тупике и не мог больше исполнять свое призвание – помогать людям. Это ранило каинита, как могло бы ранить существо, обладающее душой.
– Никто из нас не знает, как пересечь порог Яви, – медленно проговорил Пересвет. Мальчишка сдвинул брови к переносице и сощурил глаза, демонстрируя активную мыслительную деятельность. Он поджал губы, сосредотачиваясь.–
– А кто знает? – спросил у него маленький Рад, сидевший на руках у Дары. Едва ли малыш понимал, о чем идет речь, но вопрос был правильным.
– Думаю, знает тот… кто привел нас сюда! – брови Пересвета взметнулись к короткой русой челке. Его глаза засияли, а рот приоткрылся в немом восторге. Он забегал глазами по лицам сидевших рядом мужчин и женщин, понимая, что больше не нужно ничего говорить. Он уже все сказал. Он нашел выход!
– Что там насчет уст младенца? – Мидас изогнул бровь и посмотрел на Карна, потом на Арминиуса.
– Это невероятно, – покачал головой вампир. – Мальчик прав.
– Я уже не мальчик! – Пересвет вздернул подбородок и Мидас увидел, что каинит улыбается. По-настоящему, как это делают люди. Не только губами, но и глазами.
– Тогда немного передохнем, и попробуем изловить гарпию, – констатировал Карн, вытягиваясь прямо на голой земле. Поверхность казалась холодной, но парень понимал, что последнее, чего ему сейчас стоит опасаться– это застудить почки. Гораздо важнее дать телу хоть немного отдыха.
– А ты сумеешь?– Мидас серьезно посмотрел на друга. В его голосе не было и тени сомнения, но ему нужно было знать, что об этом думает сам Карн.
– Не сомневайся во мне, – ответил парень, широко улыбнувшись. – А не то я сочту это за оскорбление. Ты ведь не хочешь оскорбить Левиафана, а?
Каинит бросил короткий взгляд на парня, потом уставился на Мидаса, молчаливо требуя пояснений.
– Долгая история, – отмахнулся фригийский царь. – Как-нибудь позже.
– Если выживем, – невозмутимо добавил Пересвет, ковыряя землю скрамасаксом.
Глава 19. Возвращение
Трудно сказать, сколько времени они провели внутри Кровавого круга. Мидас даже успел вздремнуть, взяв пример с малюток Хорта и Рада, которым, казалось, все нипочем.
Стареет, подумал Карн, глядя на мерно вздымающуюся грудь фригийского царя, распластавшегося на голой земле. Сам он, несмотря на усталость, заснуть не сумел. Так и лежал, уставившись невидящими глазами в призрачную глубину пронизанных алыми отсветами небес. Чужих небес.
А когда парень почувствовал, что, возможно, готов окунуться в объятия Морфея, как по команде проснулся Мидас. Каинит ощутил его пробуждение и поднялся на ноги. Он, само собой, не спал и вообще не двигался с места все это время.
Женщины, сидевшие на земле с малышами на руках, встрепенулись и заскользили тревожными взглядами по лицам воинов. В их заплаканных и раскрасневшихся глазах читалась надежда. Последнее, что им оставалось.
– Они ведь где-то рядом? – спросил фригийский царь, водя головой из стороны в сторону. Серую безжизненную прогалину, на которой они прятались от погони в Кровавом круге, со всех сторон обступали пологие холмы, покрытые
плотным строем вывернутого наизнанку леса.– Да, – кивнул Карн. Он сидел, скрестив ноги, и фокусировался, расширяя до предела свой ментальный локатор. – Они на удивление умны. Знают, что мы не могли просто исчезнуть, поэтому не уходят. Летают взад-вперед. Но это гарпии, гончих я не вижу.
– Надо выманить один трикветр, – каинит озвучил очевидное. – Я могу поддерживать Кровавый круг на расстоянии. Так что можно на время покинуть его, чтобы привлечь внимание.
– Я скажу, когда рядом будет лишь одна группа, – Карн отключил все физические рецепторы, сосредотачиваясь на ментальных ощущениях, чтобы не упустить ни единой детали. У него нет времени на ошибку, так что рисковать нельзя. – Большая часть гарпий отдалилась, здесь они оставили что-то вроде дозорных отрядов. Шанс есть.
Ждать пришлось недолго. Вскоре хаотичные маршруты дюжины трикветров сложились таким образом, что один из них прошел в непосредственной близости от Кровавого круга, тогда как другие разошлись в стороны от него.
– Пора, – проговорил Карн, ощущая приближение исполненных злобы созданий. Парень с облегчением вернул себе физическое восприятие.
Каинит тут же шагнул за пределы круга. Посеребренная маска уставилась в небо.
– Не чуют, – тут же доложил Карн.
– Делай что-нибудь, – развел руками Мидас. – Привлеки их. А то мимо пройдут.
Посеребренная маска повернулась к фригийскому царю. Каинит повел рукой, предлагая Мидасу сделать все самому. Древний бог цокнул языком и вышел из Кровавого круга.
– Выродки пернатые! – заорал он изо всех сил. Женщины в испуге дернулись, Паресвет ухмыльнулся. – Ну! Кто еще хочет комиссарского тела!?
– Сработало, – улыбнулся Карн. Он увидел, как ближайший трикветр изменил траекторию движения и вскоре должен появиться за деревьями. – Только больше не ори, привлечешь других. И у нас мало времени.
– Вот так это делается, – Мидас деловито задрал подбородок иоттопырил нижнюю губу, глядя на Арминиуса. Тот вместо ответа неуловимым для взгляда движением извлек на свет оба гладиуса. Бог фыркнул и нарочито медленно достал клинок Стража рассвета.
– Оставайся здесь, – бросил Карн Пересвету, ощущая в ауре парнишки натуральную жажду крови. – Защищай женщин, если что-то пойдет не так.
На самом деле едва ли что-то могло пойти не так, ведь Кровавый круг был надежной защитой ив крайнем случае они могли отступить под его тенета. Но не имело смысла рисковать пареньком, а переубедить Пересвета мог лишь более достойный мотив, чем слепое желание убивать. Карн дал ему такой.
Гарпии появились над верхушками деревьев и синхронно издали негромкий клекот, в котором Мидас почувствовал удивление, а Карн буквально увидел его в аурах монстров. Существа не понимали, откуда появились их враги, поэтому не налетали всем скопом, как обычно, а приближались осторожно, обходя воинов с разных сторон. На миг парень подумал, что у них хватит мозгов позвать подкрепление, но даже если подобные мысли и вспыхивали в непостижимых умах порождений Лимба, то жажда человеческой крови оказалась сильнее, в зачатке подавив любые проявления осмысленности.