Левиафан

Такие минуты в рубке Морев любил. Они отрешали от всего земного и давали ощущения первозданности и вечности бытия. От величия и вселенской тишины морских просторов веяло грозной силой и неизведанностью. И что в них человек? Песчинка разума, мгновение в пространстве.

Закончив осмотр водной акватории и отщелкнув в исходное рукоятки, Морев нажал кнопку и, проследив как перископ плавно опустился в шахту, ступил в темный зев люка.

В центральном, в призрачном свете боевого освещения и мерцании экранов, неверно вырисовывались абрисы вахтенных. Подождав, пока двое из них убрали навесной трап и задраили нижнюю крышку рубочного люка, командир уселся в свое кресло и кивнул вахтенному офицеру.

Тот отдал ряд негромких команд, и лодка стала погружаться. На пятидесятиметровой глубине в ее легком корпусе, на корме, бесшумно открылась сдвоенная аппарель, и во мрак скользнуло параванное устройство системы подводной связи. А немного спустя, из недр ракетоносца, в доли секунды, выплеснулся и унесся к поверхности, а оттуда в космос, импульс переданной информации. После этого, подобно рыбе-прилипале, параван подтянулся к кораблю, приник к его корпусу и исчез.

– Уходим на триста, – бросил Морев Корунскому, когда в центральный, от связистов, поступил доклад о завершении сеанса.

– Боцман, погружаемся на триста метров, – приказал тот сидящему за пультом мичману.

– Есть, – коротко ответил тот и едва уловимо шевельнул манипуляторами рулей. Субмарина послушно отреагировала и стала уходить на глубину. Бесшумно влекомая лопастями движителей в неизвестность, она скользила в холодном мраке над подводными пиками и каньонами, нарушая своим присутствием установившийся порядок жизни их обитателей. А их было немало.

В студеных, согреваемых Гольфстримом водах Норвежского моря жировали косяки трески и носились пугливые стаи сельди, которых преследовали хищные касатки. На некотором удалении за лодкой следовали вездесущие акулы, а порой, в глубине, мелькали огромные, расплывчатые тени финвалов.

Не было пустынным и дно. С древних времен это арктическое море бороздили черные дракары викингов и смоленые ладьи новгородцев, многие из которых находили здесь свое последнее пристанище. Покоились тут и английские суда северных конвоев, а также поросшие водорослями лодки немецких кригсмарине. Порой, на ржавом буйрепе, во мраке возникал силуэт глубоководной донной мины, по настоящее время ждущей свою жертву…

Когда необходимый маневр был завершен и из отсеков поступили доклады об их осмотре, Морев удовлетворенно качнул головой и встал с кресла.

– Ну, вы, Гарик Данилович тут пока руководите, – а я пройдусь по кораблю, сказал он вахтенному офицеру и спустился в люк, ведущий на среднюю палубу.

Помимо прочих многочисленных обязанностей, командирам лодок предписывалось ежесуточно осматривать отсеки в походе. И отличавшийся пунктуальностью Морев никогда не пренебрегал этим правилом. За свою службу он повидал всякое и самым бодрым докладам предпочитал личную проверку. Тем более, что, как и везде, придуманный каким-то идиотом «человеческий фактор», а попросту махровое разгильдяйство, в Вооруженных Силах набирал все большие обороты. Но одно дело, когда ты командуешь танком или сверхзвуковым истребителем, и совсем другое, когда это ракетный крейсер стратегического назначения. Да еще в море, которое не прощает даже малейших ошибок.

В свое время, высшие военачальники, именно на этот «фактор» и ссылались, прикрывая себя и оправдывая гибель «Комсомольца, а затем и «Курска». А этому, как и многие, Морев не верил, имея собственное мнение.

Обход, как всегда, он начал с первого отсека, где помимо обычных, приведенные в боевое состояние, в нижних торпедных аппаратах покоились торпеды с ядерными боеголовками.

Вахтенным снова был Ксенженко, который мурлыча что-то под нос, внимательно изучал разложенную на боевом пульте схему. При появлении командира он шагнул ему навстречу и доложил о результатах несения службы.

– Как тут наши красавицы? – кивнул Морев на опломбированные крышки нижних аппаратов.

– Чего им сделается? – прогудел мичман. – Лежат, ждут своего часа.

– А это что у тебя? – ткнул Морев пальцем в схему.

– Принцип работы электромагнитного взрывателя. Решил освежить в памяти.

– Что ж, похвально, а где трюмный? Что-то я его внизу не видел.

– В выгородке компрессора, товарищ командир, занимается профилактикой.

– Да? А ну- ка, посмотрим. И спустившись на среднюю палубу, они отдраили дверь выгородки.

Там, у массивной туши компрессора, в хитросплетениях трубопроводов и вентилей, скрючившись на пайоле, сидел трюмный и орудовал ключом на фланце одного из соединений. Увидев командира, вахтенный попытался встать и ткнулся головой в кронштейн.

– Сиди, Дараган, сиди, – положил ему руку на плечо Морев. – Чем занимаешься?

– Да вот, прокладку меняю, товарищ командир, – шмыгнул носом старшина. – Пробило при выходе.

– Ну, ну, – одобрил Морев. – Давай, старшина, трудись.

В течение последующего часа Морев обошел все отсеки и боевые посты крейсера, оставшись довольным состоянием несения вахты. Главная заслуга в этом была старпома, который отвечал за организацию несение службы на корабле и безжалостно разносил нерадивых. А такие были, как, впрочем, и везде. Многие, и в том числе офицеры, недолюбливали дотошного капитана 2 ранга, но Морева тот вполне устраивал. Старпом, как говорят, был на месте.

Напоследок командир решил зайти на пульт ГЭУ*, располагавшийся на нижней палубе третьего отсека. Помимо вахтенного инженера, там оказался механик и лодочный особист. Инженер объяснял старшему лейтенанту принцип управления ядерным реактором, а механик просматривал записи в рабочем журнале.

– Вот, знакомим контрразведку с азами ядерной энергетики, – кивнул он на особиста.

– И как вам, Геннадий Петрович, все понятно? – взглянул на того Морев.

– В общих чертах да, – кивнул старший лейтенант. – До чего все-таки могут додуматься люди. Фантастика!

– Это у вас первый поход?

– Первый.

– Ну что ж, хорошо, – сказал Морев и вышел из рубки.

Об особистах он был невысокого мнения. И к тому были причины.

В конце девяностых Морев служил помощником на атомоходе «Вепрь», в одном из северных гарнизонов и имел нелицеприятное общение с представителями этой конторы. Поводом к тому послужило чрезвычайное происшествие, случившееся на лодке.

Один из торпедистов – матрос срочной службы, в ночное время, при стоянке в базе, напав на вахтенного, оглушил того и отобрал автомат. Затем, спустившись в лодку, хладнокровно расстрелял восьмерых сослуживцев и, забаррикадировавшись в первом отсеке, стал угрожать взрывом корабля. На базе сыграли тревогу и о «чп» донесли в Москву. Там всполошились, ибо угроза была реальной и взрыв мог породить катастрофу почище чернобыльской. Из столицы на военно-транспортном самолете доставили «Альфу» и после недолгих переговоров моряка уничтожили.

А потом стали разбираться с виновными. Офицеров корабля допрашивали в контрразведке и прокуратуре, грозя всеми смертными карами. В итоге командира отдали под суд, а многих наказали и распихали по дальним гарнизонам. Мореву повезло. Отделался, как говорят, легким испугом. Но с тех пор всякое упоминание о контрразведке будило в нем скрытую неприязнь и тревогу.

Не нравился ему и вышедший в поход вместе с экипажем, новый особист. Прежний, обслуживавший лодку несколько лет и переведенный в Североморск, нелицеприятно охарактеризовал Мореву своего коллегу и порекомендовал тому держать ухо востро.