Левый автобус и другие веселые рассказы

Они когда поженились, природа прямо руками всплеснула, мол, во дают, ну ничего себе!!! Растерялась, засуетилась, забегала… природа… И понятно. У гнома кто может родиться? Только гном. Ну у божьей коровки разве может родиться теленок симментальской породы, белый с рыжими пятнами, с хвостом, игривый? Так и здесь. Но, к счастью, родился обыкновенный Васька с папиными пушистыми ресницами, синими глазами с черным ободком и острыми ушками, спокойный и большой, как мама. И ужасно шармантный. Как папа Францик Горецка.

Которому ничто человеческое не чуждо. Выпивает.

Он по пятницам с друзьями встречается, в баре «Пингвин». И надирается до безобразия. Ему ведь что, разве ж много надо, тяпнул наперсток водки, и вот тебе пожалуйста – уже пьяный. А с ним Петюня Рябка, исполин, грузчик мясокомбината, давний друг, еще с детства. Сидят за рюмочкой, философствуют. Францик: «Время бежит-бежит, а потом раз – и останавливается. А часы, Петюня, – говорит Францик убежденно, – часы – это признак жизни. Тик-так, тик-так! А если нет часов, это все тогда! Ти-ши-на… Надо очень тщательно понимать на часы! Понимать на часы, Петюня, значит понимать на время. А понимать на время значит понимать на жизнь. Понял?!» – с угрозой спрашивает захмелевший Францик. «Понял-понял», – успокаивает друг Петюня Рябка, он понимает, а как же! Особенно друга Францика. Рябка берет маленького часовщика на руки и бережно выносит из бара, а у входа уже ждет Бируте. Она свои шармантные кадры хорошо знает, поэтому ждет терпеливо. Рябка передает пьяненького друга на руки жене, Францик сладко чмокает губами, наваливается головой Бируте на плечо, спит, вздыхая тяжело в воротник: «Нема покоя, нету…» Бируте перехватывает его удобно под коленками и тащит домой. Маленький-то маленький, но крепенький и тяжелый.

Зимой, когда снег, легче. Тогда Васька Горецка, сын Францика, приходит с санками. Отца кладут на них, укутывают старым одеялом и везут…

Францик перед сном сыну, когда тот был совсем маленький, книжки читал. Стихи и сказки детские. По-украински, по-польски, по-русски… Жена его по-русски не очень, не очень… Она ему песенки поет про кукушку, про ветерок там, про сверчка…

А Францик по-русски – сыну Чуковского, ну что обычно все другие родители детям читают.

«Маленькие дети, ни за что на свете не ходите в Африку, в Африку гулять…»

Это такие специальные страшные стихи Чуковского, чтобы воспитывать в детях отвагу. И чтобы немножко бояться. Дети, знаете ли, вообще-то любят немного бояться, когда неопасно… Понарошку бояться. Мои дети, например, любили сильно побояться, когда рядом мама и папа. И если еще и дедушка, то вообще можно хоть гром. Они тогда прижимались к папе или к деду, вжимали мордашки им в грудь и боялись в свое удовольствие. И все дети так делают. Папа и дед, они ведь большие, сильные.

Ну вот, а тут читает Францик-часовщик Ваське про Ванечку и Манечку, которые сбежали в Африку вечерком. Идиоты такие, куда их родители смотрели… А в Африке там полно всякой несимпатичной живности, которая только и ждет, чтобы кусать, бить и обижать. Ко всему, если повезет, можно встретить Бармалея, а этот вообще из рук вон, хулиган и уголовник… И Ваське, конечно, страшно. И даже не понарошку. А прижиматься к кому? Бируте на дежурстве в больнице. Васька-сын мелкий, Францик-отец еще меньше… Сидят, оба трусятся от страха, дрожат мелко, боятся… Маленькие… Нет покоя, нету…

Вон они, эти Горецки, отец и сын, скорей сын и отец, потому что сын ведет отца за руку, а не наоборот. Васька идет вприпрыжку. Францик ступает важно, как мандарин китайский, сурово поглядывая по сторонам.

Отец мультяшным голосом:

– Зачем нам новые елочные игрушки, у нас шары есть всякие, большие красные и желтые шары. Большие такие шары.

А сын низко, бархатно:

– Какие же они большие? Они не очень большие. То для вас, татусь, они большие. А так они ж даже почти средние. Даже чуть-чуть маленькие.

– Щас как ты получишь у меня!!! – угрожает Францик-часовщик, закидывая голову назад. – Щас как дам тебе! Ты как с татком разговариваешь?! Они для всех большие! Шары эти! Не дразнись на меня! – сурово так пищит и кулачком машет. – Нет, нема покоя… Нету…

– Татусь, а татусь! – подлизывается сынок. – А знаете шо?

– Ну? Шо?

– А мне в классе все пацаны завидуют, от шо!

– И чого? – удивляется настороженно татко, действительно, чему там завидовать. – Чого это?!

– А шо у меня татко игрушечный!

Ну, думаю, все, сейчас как разорется Францик-часовщик, как распищится на весь магазин, растопается своими кукольными ногами в детских башмаках, как завоет, что нет ему покоя… А он, знаете, – совсем наоборот! Как расхохочется! Увидел меня опять:

– Эй, ты, слышь, у моего Васьки – татко игрушечный! Игрушечный! Я – игрушечный! Хи-хи-хи! – И смеется-похрюкивает, как резиновый ежик, разводя своими маленькими умелыми руками: – Ну нема мне покоя, не-е-ету!!! И-и-и-и-хи-хи-хи!!!

Я с ними немного постояла там, в магазине… Францик рассказывал про время. Как оно бежит-бежит, а потом раз – и останавливается… А потом спохватывается и снова бежит. Поэтому надо иметь часы под рукой, всегда.

На куртке Францика серая собачка. Шапочка полосатая с помпоном и варежки ярко-зеленые на растянутой резиночке. Болтаются из рукавов…

Васькины вещи донашивает, из которых Васька вырос, куртки, и штаны, и башмаки, и варежки…

Два капитана

Несмотря на то что места здесь красивые, щедрые, для некоторых они все же опасные, даже в каком-то смысле роковые… Как, например, для премьер-министра Павлика… Нашего премьер-министра, но при этом гражданина Панамы, как потом выяснилось. Вот казалось бы: где мы, где Панама, где премьер-министр, а как-то все совпало и срифмовалось.

Это для вас для всех этот его приезд тогда был объявлен официальным визитом. А тут не для всех все было однозначно.

Эти вагоны прибыли на таможню, чтоб за границу ехать. Вагоны с бревнами. А на таможне у нас служил капитан по фамилии Типа. Его, конечно, все называли Типа-капитан. Он очень обижался, но у людей по-другому не получалось. А второй капитан, по фамилии Токатан с ударением на последний слог, был другом Типа-капитана. Его, конечно, называли не капитан Токатан, а капитан Токо-так. И он, в свою очередь, совсем не обижался. Высоченные оба, Типа-капитан и капитан Токо-так, молодые, красивые, стройные, подтянутые, как тополя пирамидальные, крепкие и страшно принципиальные. Решили добиться справедливости на отдельно взятом участке границы – и не пропускают бревна, вагоны эти с лесом, не пропускают и все, говорят – нет, лес этот не пройдет.

Типа-капитан говорит:

– Бумаги – липа. А лес – сосна. Вековая, наша украинская, не пропустим за границу. Мы что, не понимаем, в чем тут дело типа?! – иронизирует Типа.

– Токо так! – подтверждает бесстрашный красавец капитан Токо-так.

Этим капитанам на ушко – мол, ребята… эт самое… ну это… вы чо в самом деле? это ж важного лица лес…

– Тю! – отмахиваются капитаны. – Подумаешь, нам все равно. Вор он, это ваше важное лицо, а вор должен сами знаете что! И где!

А им опять по-хорошему – он не вор, ребята, он премьер-министр.

– Ну так тем более, – отвечают капитаны, – наше дело – служба государева, ясно вам?

Нет, ну правда, вот вы бы что сказали, если бы вам велели пропустить за границу наш родной многовековой убиенный лес в пользу одного махинатора и его семьи? Если бы меня спросили, что я думаю по этому поводу, я бы ответила! Я бы знаете как ответила бы?! А вот так:

– Ну ничего себе!!!

Токо так!

Думаю, и ваша реакция была бы такая же, а может, и поперченей. Ну типа…

Словом, Павлик оформил себе официальный визит, якобы в наши неспокойные края, а на самом деле ехал бревна свои из таможни вызволять. Стырил их где-то и ехал впаривать соседней державе. А из соседней державы тоже премьер мчится к границе, подпрыгивает, топчется, переминается с той стороны шлагбаума, шею тянет, не терпится ему побыстрее наше национальное богатство получить, перепродать еще какой-нибудь державе, а если конкретно, то нам же обратно, но втридорога и слупить дивиденды…