Левый автобус и другие веселые рассказы

Нет, никогда нам не понять китайцев.

Злой воробей, или Как понять японцев

А знаете, как мы отличаем японцев от корейцев или от китайцев? Ну, во-первых, они таки отличаются. А во-вторых, по скорости. Как автомобили. Вот смотрите. У японцев отпуск маленький – им ведь некогда отдыхать, им пахать надо, думать, мозгами шевелить. За всю планету. У нас, землян, вся надежда теперь на них, на японцев.

И отпускают их всего на семь дней. Поэтому, приезжая куда-нибудь, они сбиваются в организованные японские кучки, надевают одинаковые кепочки и, даже не отдыхая, побросав свои сумки в отеле «Черемош», как побегут строем осматривать достопримечательности!

Дробно и радостно топоча, без конца улыбаясь лучезарными японскими фарфоровыми улыбками, они носятся со скоростью новой спортивной «хонды», быстро фотографируя на бегу все, что мелькает слева и справа: храмы, крепости, памятники, горы, коров, гуцулов и ту самую хату, где родилась и жила в детстве и юности народная артистка СССР певица София Ротару. А их главный японский сэнсэй всегда держит в руке белый флажок с оранжевым кружком высоко-высоко, чтоб все японцы на флажок ориентировались и не потерялись в этой варварской стране лентяев и бездельников, где отпуск, праздники и выходные чуть ли не круглый год, а главная забава – спать посреди города в палатках и там же планировать счастливое будущее.

Японцы жить спешат. Я однажды заметила, что известная японская пианистка Тамико-сан играла ноктюрн Шопена почти в два раза быстрей, чем его играют все великие пианисты мира. Наверное, потому что в отпуск спешила.

У них даже стихи короткие – некогда по древу растекаться.

Ох и загадочные люди!

Хотя один наш знакомый доморощенный переводчик с японского Саша Огай считает, что он-то наконец понял, в чем суть таинственного японского народа. Понял через японскую поэзию. Мы просто валялись от смеха, когда читали его переводы с японского на украинский:

Літо. Лише чути,як в садкухропак гризе цибулю.

Мой сын в ответном слове решил ударить по распутице Сашиных измышлений своими собственными стихами и в какой-то сирый зимний понедельник написал такое (правда, уже на русском языке):

Выпал снег.На улице моей работает асфальтоукладчик.Дураки и дороги.

Тонко. Но не по-японски. Нет.

Никогда мы не поймем японцев. Нечего и браться.

Корейский вождь прапорщик Козубчик, или Как понять корейцев

Тут у нас на таможне как-то груз задержали подозрительный из Румынии. В большом трейлере обнаружились упакованные в коробку из-под румынского холодильника, как шпроты в банку, пятнадцать корейцев небольшого размера. Живые-живехонькие, глаза блестят, правда, немножко помятые. Вышли такие одинаковые, испуганные, а куда попали, понять не могут. Пока разобрались, кто такие, откуда, пока переводчика нашли – ведь корейский язык в нашей местности не очень распространен, знаете ли. Словом, пока суд да дело, уже ночь, а их надо покормить и где-то приютить. Потому что румынская сторона их принять обратно отказывается. Даже в складированном виде в коробке из-под их отечественного холодильника. Мол, мы про них и слыхом не слыхивали. Нам их и даром не надо. Говорят, сдайте их куда-нибудь. В мединститут сдайте! На опыты.

Им легко шутить, этим румынским таможенникам. Эти корейцы теперь не их головная боль, хотя они же их и проморгали. А у нас, скажу я вам, такой дружелюбный край, что ни тюрьмы, ни камер заключения, ни даже вытрезвителя, ни каких-либо других мест лишения свободы и не предусмотрено. На таможне есть какая-то там комнатка, где можно одного-двух шпионов часок попугать для острастки – мол, говори пароли, явки, адреса и чеши на все четыре стороны… А других помещений и нету. А что у нас тут резидентам воровать? Рецепт производства соевых батончиков или слова песни «Червона рута», что ли? У нас здесь никаких секретов ни от кого. Приезжай, смотри, учись. Только с паспортом.

Начальник таможни нашей местной дядя Федя Мостовской говорит: куда мне этих, к себе домой, что ли, везти? Так супруга моя, Ирина Игнатьевна, недовольна будет, заругается… Она мне еще тот случай не простила, когда я домой латышскую резидентку ночевать привел. Пьяную.

А корейцы стоят беззаботно, жмурятся. Он им: ну вы, хлопцы, нашли куда ехать без надлежащих документов. Ни языка не знаете, ни наших традиций. Например, такую традицию, что собака у нас – это не еда, а друг, товарищ и сослуживец. Так говорил Мостовской, глядя, как корейцы оживились и радостно загалдели, рассматривая нашего таможенного спаниеля, известного в округе нюхача, крупного специалиста по поиску наркотиков. Плотного, упитанного такого спаниеля по кличке Косяк.

Позвонил Мостовской начальнику местного ГАИ Штайну.

– Штайн, а Штайн, – сладким голосом говорит Мостовской, – карьерный рост интересует тебя? Хочешь задержание на себя записать? Тут у меня пятнадцать корейцев, нелегалов. Давай оформи на себя арест и доложи по начальству…

Штайн как обрадовался, как стал дырочки ковырять для новых звездочек и для ордена. Шутка ли, в нашем-то спокойном районе – и целых пятнадцать иностранных шпионов. Правда, не крупных – предупредил Мостовской.

Совсем Штайн от радости забылся, пригнал автобус на таможню, загрузил драгоценных для карьерного роста корейцев, повез к себе в отделение, оформил на них всякие бумаги… А что с ними дальше делать, задумался только глубокой ночью. А они вопросительно на него смотрят – мол, дядя, мы ж пленные, нас же кормить надо. И спать мы хотим давно, утомились мы в дороге.

А в нашем ГАИ – это знают все – большое хозяйство: административные здания, гаражи, мастерские, даже баня-сауна. И есть небольшой зверинец. У нас же горы вокруг, леса. Инспекторы ГАИ часто находят на дороге звериных детенышей, замаялись их пристраивать, вот и соорудили свой зверинец. Там у них есть два медведя – Шуба и Шапка. Ну так сложилось, что чьи-то планы, связанные с этими медвежатами, не осуществились, но имена остались. Потом козочка пятнистая лесная Ляля, волчонок Шайтан, рысь Маруся (ребята из капкана ее вытащили) и особая страсть завхоза ГАИ прапорщика Козубчика – очень много разнообразных голубей в специальном теплом здании на случай холодной зимы и с высоченной голубятней для тренировок и полетов.

Так вот, решил Штайн, пока не найдут управу на корейцев, пока он благодарность от начальства не получит в выковырянные дырочки на кителе, поселить их в зверинце, в зимнем помещении для голубей.

Правда, тут запротестовал Козубчик: мол, ты что?! Они ж всеядные, эти корейцы. Они же лучшие экземпляры голубей моих съедят. А голубь – это же… это же знаешь что? Это же птица мира!

– А мои корейцы, – возражал Штайн, – они что, войны хотят?! Это ж наши, можно сказать, братья! Они мирные, работу приехали искать.

– Работу?! Завтра получат они работу! – мстительно потер руки Козубчик.

Но голубей пересчитал и предупредил через переводчика, что голубей всех в лицо знает, и если хоть один пропадет, он самолично всех корейцев расстреляет. За баней.

Перспектива погибнуть так позорно, не на поле брани за великую идею чучхе (это такой марксизм-ленинизм – по версии Северной Кореи), а где-то на задворках черновицкого ГАИ, за баней, несколько поумерила гастрономические фантазии маленьких корейских шпионов, тем более из соседнего турецкого ресторана им привезли ужин за счет заведения.