Левый фланг
Шрифт:
— Будем танцевать от вашей печки!..
Он познакомил их с планом общей перегруппировки войск, намеченной на завтра. Дивизии предстояло немного рокироваться влево, сменить гвардейцев и занять исходный рубеж в ночь на шестнадцатое марта. Полоса, отведенная ей, упиралась на западе в горные леса, где в январе, до памятного отхода, она занимала оборону. Это была ближайшая задача — на время прорыва. А дальше? А дальше, с выходом на западные склоны гор Вертэшхедьшэг, предстоит, как видно, разворот на север, чтобы замкнуть кольцо вокруг эстергомской группы немцев и отрезать их в будапештской
— Вот это да! — сказал Строев. — Когда стрелковую дивизию поддерживает целая артиллерийская дивизия, то, значит, дело будет громкое, не уступающее Ясско-Кишиневским К а н н а м!
Бойченко тоже был доволен, что его не обошли вниманием, но в отличие от Строева, он не позволял себе никаких восторгов, считая, что они просто не к лицу комдиву. (Это заму простительно, а командир есть командир, с которого, в случае чего, строго спросят.) Он и подумать не мог о том, что Строев радуется не за себя, а за все шесть тысяч солдат и офицеров, которых он, комдив, привык отождествлять с самим собой.
Комкор постучал карандашом о стол и, щурясь от солнца, спросил не комдива, а Некипелова:
— А что вы, Дмитрий Павлович, думаете о предстоящей операции?
— Мы ее ждали, товарищ генерал.
— Одним словом, штаб готов?
Некипелов побоялся сказать, что все полностью готово, и ответил своей любимой формулой:
— Принципиально — да, ждем конкретных указаний.
— Скоро получите. Какое у вас наличие боеприпасов, продовольствия, транспортных средств, в чем нуждаетесь?
Некипелов с бухгалтерской точностью, свободно доложил обо всем, не обращаясь к своей книжечке. Память у начальника штаба была феноменальная.
— Стрелковые роты малость жидковаты, — сказал раздумчиво комкор.
— Прошу прощения, товарищ генерал, но п о д з а н а в е с, как вы говорите, пехоты всегда не хватает. У немцев тоже не густо, по нашим сведениям.
— Наступать-то будем мы, а не противник.
— Но зато артиллерии вполне достаточно.
— На артиллерию и вся надежда.
Некипелов был польщен, что командир корпуса рассуждает с ним так, будто в комнате никого больше нет.
— А на вас, Дмитрий Павлович, жалуются, — сказал Шкодунович и повременил. — Вы, конечно, догадываетесь, кто именно?
Строев и Бойченко переглянулись. Некипелов смешался, но ответил бодро:
— Да мало ли кто может быть недоволен штабным офицером.
— Это жалоба по женской части.
Некипелов жарко вспыхнул, как мальчишка, стараясь ни с кем не встретиться глазами. Он держал в руке свой курвиметр, маленький прибор для измерения кривых линий на карте, и было видно, как мелко подрагивает его сухая, жилистая рука.
— Оставьте вы е е в покое, — говорил Шкодунович. — Кстати, о н а вам годится в дочери. Нехорошо, несолидно, Дмитрий Павлович. Я пообещал начальнику политотдела, что сам скажу вам об этом. Лецис хотел поступить с вами построже, но я надеюсь, что этим дело и ограничится.
— Слушаюсь, товарищ генерал, — не поднимая головы, ответил Некипелов.
— Кстати, положение вас обязывает… — Комкор не закончил
свою мысль, пожалел Некипелова.И комдив, воспользовавшись заминкой, перевел разговор в деловую плоскость, чтобы выручить наштадива.
Речь пошла о срочном подвозе боеприпасов, которых в дивизии не хватало. Шкодунович объяснил, что к исходу шестнадцатого марта армейский автобат доставит все необходимое, так как дивизионный транспорт один не справится. Начальник штаба, покусывая тонкие губы, с ученическим старанием записывал цифры в полевую книжку. Никто больше не обращал на него внимания, будто его и не было сейчас за этим столом, накрытым новой картой.
— Одним словом, желаю вам успеха, товарищи, — сказал в заключение командир корпуса. — Мне сегодня надо успеть и к вашим соседям.
Все трое вышли проводить его. Перед тем, как сесть в машину, он подал руку каждому из них, в том числе и Некипелову, который все еще чувствовал себя побитым. Обращаясь к Строеву, он добавил:
— Жаль, что нет времени, ну да расскажете потом, как встретились с маршалом.
Виллис взял с места в карьер, легко подпрыгивая на схваченных морозцем тракторных следах вдоль разъезженной каймы дороги.
— Обедайте, в четырнадцать ноль-ноль соберемся у меня, — сказал комдив и пошел на свою квартиру.
Строев тоже направился в домик Ласло Габора, с которым ему скоро придется, к сожалению, расстаться. Он шел и думал о Некипелове. Нет, он не испытывал сейчас никакого злорадства, хотя Некипелов и заслуживал этого за одну переписку с бывшим мужем Панны. Он вспомнил, что Некипелов когда-то пытался ухаживать за Панной, но, получив отпор, стал тут же, как ни в чем не бывало, преследовать лейтенанта Кругликову из полевой почты. Строев почти не сомневался, что именно о Кругликовой и шла речь сегодня.
Ласло встретил своего постояльца у ворот. Старик в поте лица орудовал фанерной лопатой, очищая подъезд к дому от выпавшего ночью снега. Действительно, намело целые сугробы, как в степи. Эта знакомая с детства сельская картинка была такой дорогой Ивану Григорьевичу, что он не утерпел, сам взялся за работу. Хозяин курил трубку на лавочке у калитки и с улыбкой наблюдал за русским офицером, который ловко, споро проходил ряд за рядом.
— Спасыба за помош, — сказал Габор, когда Строев победоносно поднял лопату над головой и воткнул ее в косой сугроб. — Мнэ б хватыла да вэчэр.
Они сидели за чашкой чая у комдива, и Лецис заставил-таки Ивана Григорьевича отчитаться о поездке в штаб фронта. Выслушав его, он задумчиво сказал:
— Вот точно таким я и представлял себе Толбухина.
Бойченко вопросительно глянул на него.
— Жаль, что немало таких людей уже выбыло из строя, — будто только для себя добавил Лецис.
Командир дивизии не удержался и заметил:
— Каждая новая война родит новых героев.
— Война — да. Но для партии дороги и новые и старые. Если бы сейчас был жив Фрунзе… Помню, как мы все любили Михаила Васильевича — и русские, и украинцы, и латыши, и мадьяры. Мне довелось воевать с ним на Восточном фронте, а потом на Южном. Вот был человек!. В самой тяжелой обстановке ни на кого не повысит голоса…