Лейтенант Хорнблауэр

– Руль под ветер!

Повернувшись к ветру, судно потеряет скорость.

– Молчать, на шкафуте!

Буш мог вообразить, как оживленно болтают матросы при входе в гавань – старики рассказывают новичкам о тавернах и притонах Кингстона.

– Отдать якорь!

Ни один моряк, даже такой прозаичный, как Буш, не может без душевного трепета слышать звук скользящего в клюз якорного каната. Звук этот вызвал у Буша смешанные чувства. Это не возвращение домой, это конец одного эпизода, но начало целой серии новых. Ближайшее будущее сулило крупные неприятности. Не смерть и не ранения угрожали Бушу, но он предпочел бы любую опасность предстоящему испытанию. Несмотря на слабость, тело его напряглось, когда он попытался заглянуть в будущее. Буш хотел бы двигаться, чтоб дать выход этому напряжению, по крайней мере, извиваться и ерзать, раз он не может ходить, но со своими пятьюдесятью тремя швами он не мог даже ерзать. Практически наверняка предстоит расследование событий на судне Его Величества «Слава», а возможно, и трибунал – или целая серия трибуналов – по его завершении.

Капитан Сойер мертв. Кто-то из испанцев, опьяненный кровью, ворвавшись в каюту, зарезал несчастного безумца. В аду не найдется пламени достаточно жаркого, чтоб покарать мужчину – или женщину – совершившего подобное злодеяние, хотя в каком-то смысле это было милосердным избавлением несчастной души, так долго мучимой воображаемыми страхами. По иронии судьбы в то же время, как безжалостная рука перерезала глотку безумца, кто-то из вырвавшихся на свободу пленных пощадил Бакленда, лежавшего в койке, и связал его простынями, так что все время кровавой битвы за свое судно тот пролежал беспомощным. Бакленду немало придется объяснять на следствии.

Буш услышал свист дудок и навострил уши, чтоб расслышать приказ.

– Команда гички! Гичку спускать!

Ясное дело, Бакленд отправляется доложить адмиралу. Как раз в тот момент, когда Буш пришел к этому заключению, Бакленд вошел в каюту. Естественно, одет он был крайне тщательно, в безупречно-белые штаны и лучший форменный сюртук. Лицо его было гладко выбрито, а аккуратность, с какою был завязан шейный платок, лишний раз свидетельствовала, что он отнесся к своему туалету весьма серьезно. Но заговорил он не сразу, просто стоял и смотрел на Буша. Его и без того втянутые щеки ввалились от переживаний, остекленевшие глаза смотрели в одну точку губы дрожали. Так может выглядеть человек, идущий на виселицу.

– Вы собираетесь на берег, сэр? – спросил Буш, подождав, чтоб старший заговорил первым.

– Да, – сказал Бакленд.

Кроме треуголки, он держал в руке запечатанные донесения, над которыми немало потрудился. Он попросил Буша помочь ему составить первое, касавшееся отстранения капитана Сойера от командования; второе донесение включало часть, написанную самим Бушем. Оно дышало сознанием своих заслуг и описывало капитуляцию испанцев на Санто-Доминго. Но третье донесение, касавшееся восстания пленных на борту и содержавшее признание, что Бакленда захватили в постели спящим, было составлено уже без Буша.

– Лучше б меня убили, – сказал Бакленд.

– Не говорите так, сэр, – ответил Буш настолько бодро, насколько позволяли его собственные тревоги и слабость.

– Это было бы лучше, – повторил Бакленд.

– Ваша гичка у борта, сэр, – послышался голос Хорнблауэра. – А призы только что стали на якорь у нас за кормой.

Бакленд обратил на него остекленевший взгляд. Хорнблауэр выглядел совсем не так аккуратно, хотя и он, очевидно, потрудился над своим нарядом.

– Спасибо, – ответил Бакленд, потом, после паузы, спросил со страстью: – Скажите мне, мистер Хорнблауэр – это последняя возможность – как случилось, что капитан упал в люк?

– Я решительно ничего не могу вам ответить, сэр, – сказал Хорнблауэр.

Ни в его словах, ни на его бесстрастном лице нельзя было прочесть ни малейшего намека.

– Мистер Хорнблауэр, – взмолился Бакленд, постукивая пальцами по донесениям. – Я хорошо обращался с вами. Вы увидите, что в этих донесениях я отдал вам должное. Я хвалю вас, как только можно, за то, что вы сделали на Санто-Доминго, и за то, как вы взяли на абордаж судно, когда восстали пленные. Как только можно, мистер Хорнблауэр. И вы… вы не…

– Я действительно ничего не могу добавить к тому, что вы уже знаете, сэр, – сказал Хорнблауэр.

– Но что мне говорить, когда меня начнут спрашивать?

– Правду, сэр. Что капитана нашли под люком, и что в ходе расследования не было получено никаких свидетельств, что он упал не случайно.

– Хотел бы я знать… – сказал Бакленд.

– Вы знаете все, что можно узнать, сэр. Простите, сэр, – Хорнблауэр протянул руку и снял кусочек пеньки с отворота его мундира. Потом он продолжил: – Адмирал будет вне себя от радости, когда узнает, что мы выбили донов из Саманы, сэр. Он, небось, поседел, переживая за конвои, идущие проливом Мона. И мы привели три приза. Он получит одну восьмую их стоимости. Не думаете же вы, сэр, что это его возмутит?

– Не думаю, – сказал Бакленд.

– Он видел, как призы вошли вместе с нами – сейчас все на флагманском корабле смотрят на них и говорят о них. Адмирал ждет хороших вестей. Сегодня утром он будет не склонен задавать вопросы. Разве что спросит, хотите вы мадеры или шерри.

Ни за что в жизни Буш не мог догадаться, искренно Хорнблауэр улыбается или нет, но Бакленд явно приободрился.

– Но потом… – сказал Бакленд.

– Потом будет потом. В одном мы можем не сомневаться – адмиралы не любят, чтоб их заставляли ждать, сэр.

– Наверно, мне надо идти, – сказал Бакленд. Проследив за отправлением гички, Хорнблауэр вернулся к Бушу. На этот раз улыбка его точно была искренней: она игриво плясала в уголках рта.

– Не вижу ничего смешного, – сказал Буш. Он поудобнее устроился под простыней. Теперь, когда корабль стоял на якоре, а берег закрывал его от ветра, в каюте стало гораздо жарче. Солнце палило безжалостно, и лучи его почти вертикально падали на палубу, расположенную в ярде над лицом Буша.

– Вы совершенно правы, сэр, – сказал Хорнблауэр, подходя к нему и поправляя простыню. – Ничего смешного.

– Тогда уберите эту дурацкую усмешку, – раздраженно сказал Буш. От жары и волнения голова его снова закружилась.

– Есть, сэр. Могу я что-нибудь еще для вас сделать?

– Нет, – сказал Буш.

– Очень хорошо, сэр. Тогда я займусь делами. Оставшись в каюте один, Буш пожалел, что Хорнблауэра с ним нет. Он хотел бы, насколько позволяла слабость, обсудить ближайшее будущее. Он лежал и гадал, а пот пропитывал его бинты. Бушу никак не удавалось привести мысли в порядок. Он слабо выругался про себя и прислушался, пытаясь понять, что происходит на судне, однако преуспел в этом не больше, чем в прорицании будущего. Он закрыл было глаза, пытаясь заснуть, и тут же открыл их – он начал гадать, о чем говорят сейчас Бакленд с адмиралом Ламбертом

Вошел санитар с подносом, на котором стояли кувшин и стакан. Наполнив стакан, он одной рукой приподнял Бушу голову и поднес стакан к его губам. Почувствовав во рту прохладную влагу, уловив освежающий запах, Буш вдруг понял, что ужасно хочет пить. Он жадно осушил стакан.

– Что это? – спросил он.

– Лимонад, сэр, с почтением от мистера Хорнблауэра.

– От мистера Хорнблауэра?

– Да, сэр. К нам подошла маркитантская лодка, мистер Хорнблауэр купил лимонов и велел мне выжать их для вас.