Лейтенант из будущего. Спецназ ГРУ против бандеровцев

– Кюн [110] дывчины, – француз подмигнул девчонкам. – Гирше нихт.

Машка утерла нос, кивнула. Австриячка (тогда почему-то забылось, что ее Анкой зовут, в смысле Анни) тоже кивнула, и огромная прозрачная слеза у нее на кончике носа повисла.

Слезу ветром сдуло, и до дна влил в себя Грабчак горячую бурду. Помнилось, как кружка из рук выпала, как тьма накатила…

Да, тьма разная бывает. Тогда еще непонятная, а сейчас окончательно последняя. У всего конец есть. Может, там, наверху, уже свои, советские в лагере? Эх, и що у покойника за вопросы?

110

Искаженное немецкое k"uhn – «отважные».

* * *

…Кто-то стонал, и солнце жарко грело. Лучи слепили, били сквозь веки, Петро попытался сесть, замотал головой. Мир качался, плескал, потрескавшуюся кожу щек гладил мягкий, хотя и прохладный ветерок. Грабчак, по-китайски щурясь, попытался осмотреться.

Камни на светло-желтом песке, лежащие люди, задравшаяся телогрейка Андре: ну и хребет у него – острыми костяшками хоть бревна торцуй. Вода… Много. Накатывает легенькая волна, песок то темненький, то светленький. Бредет от берега Кащеченко – без фуфайки, в распахнутом кителе. Тепло здесь, кусты зеленеют…

Кащец на ходу глянул, прохрипел:

– Очнулся? Силен ты, Петька. Глазами не лупай. Вода-то пресная – хоть упейся.

Петро попытался что-то сказать, не смог – в горло словно горсть ржавых гвоздей забили. Пополз к воде…

Пил, суя голову всё глубже в прохладу, пока губы песка не хватанули. Отфыркался, еще попил. Зачерпнул горстями, капель стекающих не жалея, пополз к Андре. Француз уже глаза раскрыл, но не особо смыслил. «Дождь» прохладный ему ума живо прибавил – встрепенулся, поспешил к воде, заполз как был, на четвереньках…

Оживала «Versuchen», пила, охала. Вернулся Кащец, подпоясанный, за веревочным поясом торчал топор. Хрипло сообщил:

– Хозяева-то нам гостинцы оставили, – и тоже сунулся мордой в воду.

…Брюхо раздулось, хлебать друзья больше не могли. Сидели у кустов, мокрые кителя на ветвях развешивали.

– Вас ис дас? – пробормотал Петро. – За що плоджич [111] снисхожденье?

– Опыт, Питер, ехсперемент. Ахтунг потребен, – предостерег мудрый француз и глянул на Грабчака. – Ты скелет, Питер.

111

Искаженное немецкое pl"otzlich – «вдруг», «внезапно».

– Сам-то що…

Молились узбеки, бродили по песку лысые полосатые девки, озирались. Потом столпились у неподвижной румынки.

– Тоде [112] , кажется, – присмотрелся издали Петро.

– Мыслить шпето [113] , – Андре поскреб макушку. – Странностей богато.

– Не, думкать потом будем, – Грабчак с трудом поднялся. – Смотреть треба, пока следы не затоптали.

Мучила Петро некая несуразность. Хоть и мелкая, но раз она в глазу застряла, уже не сморгнешь. Досаждают эти мелочи, а що делать…

112

Искаженное немецкое тode – «смерть».

113

Искаженное немецкое sp"ater – «позже, спустя какое-то время».

Комок беленький, маленький, ветерок его катал-играл, да волоконце за сучок в песке зацепилось. Петро поднял ватку, нюхнул и дал понюхать другу. Андре поморщился:

– Салмагист? [114] Наштырь? Откуда?

– Не обертайся, – предупредил Петро. – Шпур [115] …

Отпечатки на песке были скромней – не чуни, сапоги, добротные, на рифленой подошве. Собственно, четких следов осталось всего два – там, где песок сыроват. Дальше все смешалось, да и сухих неразборчивых следов уйма – на лежбище «Versuchen» вышли. Грабчак смотрел на свои чуни – значит, вот так лежал, очнулся, солнце этак светило. Здесь Кащец шел – он первым очухался, пошел от воды, пил-плескался уже потом. А сначала двинул туда – к топорику?

114

Искаженное немецкое salmiakgeist – «нашатырный спирт».

115

Искаженное немецкое spur – «след».

– Ер [116] ? – прошептал догадливый Андре.

– Мы ж не трибунал. Контролирен треба…

…Румынка плакала у тела землячки, остальные топтались среди кустов. Андре на миг присел, глянул в лицо покойницы – непонятно, с чего умерла. Просто жить, наверное, надоело.

– Пошли. После биграден [117] сделаем, – Петро гнал от себя непонятное опьянение. Голова легко и приятно кружилась, ну точно стакан бражки хватанул. Вода здесь такая, что ли? Или воздух густой и веселый?

116

Искаженное немецкое er – «он».

117

Искаженное немецкое beerdigen – «похоронить».

Среди кустов лежали картонные коробки с консервами – упаковок десять, не меньше. Мешки: похоже, с крупой. Котел, немного посуды, лопаты: большая и малая. Кащец выгребал из потрепанного рюкзака мелочовку:

– Ого, и крючки есть! Живем, камрады. Держи, Арсенка, не растеряй.

Маленький Арсен подставлял под крючки и коробки со спичками ладони, моргал ошеломленно.

– О, и зальц! – радовался Кащец, размахивая банкой с солью.

– То щедро, – согласился Андре.

– Шо тебе не гут, носатый? – удивился исследователь сокровищ. – Не гут, так и вали отсюда. Тока инструкцион не позабудь лесен [118] сделать.

118

Искаженное немецкое lesen – «читать».

Картонка с «инструкцион» была привязана к кусту:

«Achtung! Verlassen Basis ist verboten! Minen und Raubtiere!» [119]

– M"order [120] хэровы, – сказал Социал, утирая пот с лысины, – солнце припекало изрядно.

– А що, дробовик нам не аусзахлен [121] ? – на всякий случай поинтересовался Петро. – Или еще оружие какое?

– Не, только топор да ножик, – ухмыльнулся Кащец. – Я «перо» отдал Тоньке. Она по кюхе [122] главной будет.

119

«Внимание! Покидать базу запрещается! Мины и хищники!» (нем.)

120

Убийцы (нем.).

121

Искаженное немецкое auszahlen – «выдать, передать».

122

Искаженное немецкое k"uche – «кухня».

Статная киевлянка с вызовом вздернула подбородок.

– Та нехай. Сейчас девку биграден бы надо. – Петро со вздохом потянулся за лопатой.

Позволили инструмент взять. Уже хорошо…

…Копали могилку повыше от воды, песок шел легко, только лопаты о камни иногда звякали. Один из узбеков помогал землю отгребать, другой на корточках сидел, завороженно уставившись на водную гладь. Может, столько воды не видел, а может, не в себе человек. Работая лопатой, Петро подумал, что многие из команды не в себе: словно дергает их що-то – замрут вдруг, головой контуженно вертят…

От «кухни» командные возгласы долетали, дымком тянуло – обед там готовили.

Могилку вырыли, девки вновь носами захлюпали.

– Вы бы униформ сняли. Пригодится, – посоветовал Петро.

– Неприлично голой хоронить, – заупрямилась Машка.

Ну, неприлично так неприлично. Положили в яму легкое тело, полосатой шапочкой лицо прикрыли. Андре «саперкой» песок осторожно сдвинул. Прикопали, послушали, как фрау Матильда молитву читает. Социал, все говоривший, что «атеисте», тоже стоял, слушал. Вроде нормальный человек, хоть и германец. Сейчас делиться на «нормальных» да «дурных» ох как придется.