Лейтенант Старновский
Шрифт:
– Сколько служишь? – продолжил расспрашивать лейтенант.
– Полгода уже!
– А как винтовку потерял?
– Не терял я её. Просто не получали мы!
– Как так, война идет вовсю, а вам винтовок не выдали?
– Так команды не было! Все думали, что это по ошибке нас обстреливают. Что учения начались. Мы из палаток вышли, а потом как немец лупанул, все и побежали!
– Понятно. Значит, ваши командиры решили, что учения начались, а вы не виноваты в том, что струсили?
– Я не трус! Просто нужно было от вражеского огня прятаться!
– Ладно, пойдешь с нами! Будешь вторым номером при пулемете! Красноармеец Черкашин!
– Я! – отозвался белобрысый боец, стоящий в начале строя.
– Красноармеец
– Есть! – ответил Черкашин.
Лейтенант посмотрел на Ярошика, тот даже немного обрадовался такому назначению. Значит, выбор оказался правильным! Старновский ему ободряюще улыбнулся и по-свойски сказал:
– Давай, Микола, дуй к своему новому месту службы!
– Есть, дуть! – ответил тот и побежал к Черкашину.
По строю солдат пробежал смешок. Кто-то ляпнул:
– Теперь будет дуть, пока не лопнет!
– Разговорчики! – рявкнул лейтенант.
Все притихли.
– Всё смеётесь? А товарищ ваш, между прочим, сейчас на боевое задание пойдет! Еще раз услышу подобные разговорчики, подрывающие дисциплину, приму меры, предусмотренные военным временем.
– Расстреляете, что ли? – послышалось с задних рядов.
– Я не спрашиваю, кто это сказал! Знаю, струсит выйти и спросить в открытую. Но отвечаю, могу и шлёпнуть, как врага народа, труса и вредителя! Война началась, а не манёвры!
Сказано это было спокойным голосом, без надрыва, как что-то само собой разумеющееся и неотвратимое. Что удивительно, но все сразу подтянулись под взглядом лейтенанта, сами собой стали подравниваться. Многим этот взгляд командира не понравился. Другим, наоборот, внушил какую-то надежду. Таких было мало. Но они были. И Старновский их запомнил. И других тоже!
Затем лейтенант зычным, командирским голосом скомандовал:
– Всем разойтись, привал! Сержант Васильев, ефрейтор Подкорытов, Черкашин, Ярошик, Камышев ко мне! Пойдете со мной в лагерь! Сержант Ловчев, остаётесь за старшего!
Лейтенант вздохнул, не было рядом ним Воробьева, которого вместе с другими ранеными отправили на повозках в Михасино, не было Солнцева и Орловского, которые уехали в штаб доставлять пленного и получать ефрейторские звания. Не было проверенных бойцов! Старновский, взяв мосинку наизготовку, оглядел собравшихся вокруг него людей и коротко сказал:
– Идем в лагерь скрытно и тихо! За мной марш!
Через полчаса они уже были на месте.
А в это время, в этом самом лагере, между разорванных в клочья палаток, разбитой техники, перевернутых повозок, обходя многочисленные воронки и поваленные деревья, бродили четыре человека, одетых в длиннополые серые плащи. У двоих были обрезы мосинок, у одного за спиной была польская винтовка м-1929, сделанная как вариант немецкой Kar-98-k. Главарь сжимал в руке револьвер «Наган». Мародеры тихо перекликались по-польски.
– Петро! Чего ты возишься с этими ящиками? Давай сюда! Срезай вот этот кусок брезента! – главный указал на более-менее целую палатку, поваленную набок.
Затем, увидев возле покосившейся полевой кухни несколько мешков с картошкой, обрадовался:
– Анджей, Богуслав, ведите сюда телегу, грузите картошку! Солдатские шмотки потом посмотрите!
Пятый, темноволосый мрачный тип в легком свитере и польской офицерской конфедератке с вышитым серебряным галуном, сидел, спрятавшись за кустами, возле дороги, ведущей к лагерю, выставив ручной пулемет Browning wz. 1928, который, по сути, был польской модификацией бельгийского пулемета Браунинга ФН 1924 года. Польский ручной пулемет имел прицельную дальность стрельбы 1600 метров, эффективную дальность 800 метров. Его скорострельность была 500 выстрелов в минуту, емкость магазина составляла 20 патронов «маузер» (7,92х57мм).
Вот
его-то лейтенант Старновский и заметил по его головному убору, отсвечивающему серебряными нитями, и сразу дал знак рукой сержанту, чтобы тот замер. Хорошо, что они в разведку пошли вдвоем. Остальных бойцов Александр оставил в ста метрах отсюда. Как чувствовал, что тут есть чужаки. Старновский сразу оценил, какую удобную позицию занял караульный, сзади росли густые непролазные кусты шиповника, а значит, оттуда никто не мог подкрасться бесшумно, спереди был хороший обзор дороги, и только со стороны леса было небольшое редколесье. Именно отсюда и можно было обнаружить дозорного, если знать, где его искать.А лейтенант знал. Он и сам присмотрел это место, когда бродил по окрестностям лагеря, всего-то пару дней назад. Как много и как безвозвратно всё изменилось с этого времени! Старновский медленно отошел назад, показал рукой, что уходим, и они с сержантом тихо и бесшумно удалились отсюда на полсотни шагов.
Затем Старновский шепотом сказал прямо на ухо сержанту:
– К нему незаметно не подберешься. Сзади плотно растут кусты, а сбоку незаметным не подойдешь. Только стрелять. Поэтому продолжаем разведку. Если он тут сидит, значит в лагере кто-то чужой. Похоже, что это польские буржуазные недобитки!
– Или местные кулаки и помещики! В общем, контра! – уточнил сержант.
– Ну, да, контра! Давай пошли, только тихо!
А дальше всего-то через двести метров они увидели свой разрушенный, разбомбленный лагерь. Лежащие полотнища истерзанных палаток, разбитые грузовики, опрокинутые повозки и полевые кухни, разбросанные доски временных построек и кругом воронки. И все это обильно усыпано какими-то разбросанными вещами, сломанными ящиками, вперемежку с различным хламом и мусором.
Среди всего этого хаоса четверо людей в серых дорожных плащах собирали какие-то вещи и складывали на телегу. Оценив их вооружение – два обреза, винтовку и находившийся в руках главаря «наган», лейтенант принял решение атаковать. В том, что это были антисоветские элементы, никакого сомнения не было. У главаря мародеров на голове тоже была конфедератка, только не щегольская гарнизонная, как у караульного, а полевая конфедератка. Ну а польский ручной пулемет у дозорного сразу подсказывал, что перед ними недобитые представители польской буржуазной армии и местные кулаки или помещики (те, которые в серых кепках). В общем, контра (контрреволюционеры)! Понятное дело – в понимании военнослужащих Рабоче-Крестьянской Красной Армии! То есть РККА.
– Значит так, Григорий Иванович, берешь наших бойцов, занимаешь здесь позиции и ждешь моего выстрела, а потом открываете огонь! Вперед не лезьте. Просто стреляйте из укрытий! Я займу позицию возле дозорного и буду стрелять в пулеметчика. Возьми мои часы. Через десять минут я начну! Потом зайду с тыла, так что вперед батьки в пекло не суйтесь!
– Товарищ лейтенант, а как же вы без часов?
– У меня внутри натренированные часы! Так что давай, вперед! Главное, скрытно и тихо! Потому и даю время 10 минут! Всё, пошли!
Через десять минут главарь мародеров, который действительно был польским майором, как раз смотрел, как двое его людей грузят мешки с картошкой на телегу.
В это время лейтенант уверенно выцеливал пулеметчика, отсчитывая последние секунды его жизни. Тоже не простое дело. Хотя, как сказать, если знаешь, что тебя самого через минуту могут убить… Если уж твою жизнь не ценят, почему ты будешь ценить жизнь врагов?
Раздался выстрел. Польского бывшего офицера в потрепанном замызганном вязанном свитере откинуло в противоположную сторону с пробитой головой. Красивая окровавленная конфедератка закатилась в придорожную траву. Ручной пулемет безмолвно остался стоять на сошках, дожидаясь нового хозяина.