Лгунья
Шрифт:
– Не нравится сыр?
– спросил дядя Ксавьер, пятым чувством уловив мое беспокойство.
– Очень вкусный, - сказала я.
– Хорошо. Потому что это...
– он указал на ломтик, который я ела, это сыр из Ружеарка. От наших коз.
Обсуждая с дядей Ксавьером сыр, я краем глаза поглядывала на мужчину. Он был совсем близко, как будто рядом со мной сидел. Впрочем, так и было: нас разделяло только стекло. Значит, это и есть Мэл. Я смотрела, как он заказывает вино. Он был совсем не из тех людей, с которыми, по моим понятиям, стала бы водить знакомство Крис. Слишком женственный. Длинные волосы,
Мы перешли к десерту. Дядя Ксавьер почему-то выбрал его сам, полагая, что я сладкоежка. Я пыталась отнекиваться, но он настоял на том, чтобы взять мне обильно политое шоколадом bavarois78, ничего подобного я никогда не употребляла, опасаясь за свою талию.
– Пробуй, - скомандовал он, - не глупи, - и отмахнулся от моих возражений.
– Не спорь. Тебе понравится.
Он оказался прав. Мне понравилась. Я отламывала темные, тающие во рту кусочки, и раздумывала, что же делать с человеком по ту сторону окна.
Один раз он скользнул взглядом по обеденному залу. Я отвела глаза. Когда же снова посмотрела, он глядел прямо на меня в легком недоумении. На этот раз глаза отвел он. И встал. Я боялась, что он пойдет обратно к машине, но он направился к главному входу гостиницы. То ли искал, с кем расплатиться, то ли в туалет. Или - третий вариант - он здесь жил.
Я извинилась.
– Отойду на минутку. В туалет, - пробормотала я.
Бросила салфетку на стол и поспешила к стеклянным дверям, ведущим в холл гостиницы. Человек с длинными волосами и в белой рубашке снимал с доски ключ.
– Мэл?
– спросила я.
Он обернулся. В фас он был менее симпатичным, чем в профиль. Он смотрел на меня бледными, холодными, пустыми глазами. Потом что-то щелкнуло: он хрустнул пальцами.
– Я так и подумал, что видел вас раньше, - сказал он.
– Это вы были в кафе, да? Сегодня днем. В Биллаке.
Я кивнула.
– Я и смотрю - что лицо знакомое.
– Но после того как прошло ощущение победы оттого, что он не ошибся, в глазах у него снова появилось подозрительное выражение.
– Где вы взяли это платье?
– вдруг спросил он. И затем, ещё более подозрительно: - Что вообще происходит? Откуда вам известно, как меня зовут?
Не к чему было ходить вокруг да около.
– Простите, все это довольно сложно, - сказала я, стараясь говорить потише, чтобы никто не услышал.
– Произошла авария. На шоссе № 20. Месяца два назад. Крис Масбу погибла.
Он был очень напряжен. Весть о смерти Крис он воспринял, почти не изменившись в лице, как будто это была ничего не значащая, второстепенная деталь.
– А вы кто такая?
– спросил он.
– Трудно объяснить.
– Но имя-то у вас должно быть, - настаивал он.
– Да, - сказала я, - но после несчастного случая... Я была вместе с ней в машине, и все приняли меня за Крис. И я... в общем, когда я пришла в сознание, я просто не стала их разубеждать.
Он был - и поделом ему!
– совершенно сбит с толку.
– Это только на время, - торопливо сказала я. Бесполезно было пытаться растолковать это за те несколько минут, что необходимы для похода в туалет.
– Может, встретимся завтра? Я тогда все объясню.
Он
смотрел на меня с беспокойством, словно опасаясь, что я ему подстрою какую-то ловушку.– Так кто вы все-таки?
– спросил он.
– Никто. Ей-богу, никто. Я просто ловила попутку, и Крис меня подвезла.
И тут он спросил:
– Что случилось с деньгами?
Хотелось притвориться, что я ничего не понимаю, и спросить, какие такие деньги, но все уже и без того было слишком запутано.
– Их забрала полиция, - сказала я.
– Черт!
– он стукнул себя ладонью по лбу.
– Вот дьявол!
– Послушайте, меня ждут. Мы можем увидеться завтра?
– В десять, - холодно ответил он.
– Здесь. Буду вас ждать.
Обещание подождать сопровождалось красноречивым нервным и злобным жестом.
Когда я вернулась к столу, дядя Ксавьер заказал кофе и две рюмки коньяка.
– Ты такое пьешь?
– спросил он.
Я не пила. Вернее, Маргарет Дэвисон не пила коньяк. Но я была ему очень благодарна. Я держала бокал обеими ладонями, чтобы руки меньше дрожали. К тому времени, когда я могла выпить кофе, не расплескав его при этом, он уже остыл.
Мы возвращались домой в молчании. Мне было грустно. Я сидела рядом с дядей Ксавьером и гадала, что же делать дальше. В десять я встречусь с Мэлом, и после этого у меня не останется ни единого шанса: после этого мне придется сесть в автобус до Фижеака и отправиться на поезде к югу. Волновала меня записка. Я непременно должна буду оставить записку. Нельзя же просто исчезнуть без всякого объяснения. Я пробовала всевозможные версии: "Дорогой дядя Ксавьер" - но я не имела права так называть его. "Дорогой месье Масбу, ваша племянница погибла, а я - самозванка. Благодарю вас за гостеприимство. Простите меня. Маргарет Дэвисон".
Видите, как трудно?
– О чем задумалась?
– спросил дядя Ксавьер, свернул от реки вверх, к холмам.
– Ни о чем, - сказал я.
Вообще-то я думала: то, как я с ним поступила, непростительно. Проблема в том, что если я все это изложу как есть, это будет ещё более непростительно.
– Спасибо за прекрасный вечер, - сказала я, когда мы въехали в ворота. В холле я не удержалась и поцеловала его в щеку.
– Спасибо, - повторила я.
Я долго сидела, глядя в конопатое зеркало трюмо и поворачивая створки, чтобы видеть, как мои размноженные отражения исчезают в бесконечности по обеим его сторонам. Оказывается, бывает трудно смотреть в глаза самой себе, вот ведь как.
Когда я на следующее утро спустилась вниз, дядя Ксавьер уже два часа как ушел. Ну и хорошо. Я струсила, не стала писать записку. Убедила себя, что будет лучше послать открытку из города. Выпила кофе и отыскала хозяйственную сумку, куда запихала смену белья и кое-какие вещи. Сказала Селесте, что иду погулять.
– Вернешься к обеду?
– спросила она, но я сделала вид, что не услышала.
До города было намного дальше, чем мне казалось, и нестерпимо жарко. Было глупо думать, что я уже настолько поправилась, чтобы предпринимать такие долгие пешие прогулки. Когда я дотащилась до гостиницы, было почти одиннадцать. У меня все плыло перед глазами, голова кружилась. А ноги представляли из себя два студенистых комка боли.