Либитина

– Не стоит, леди Эмендо, - холодный тон мужа испугал, но я все равно прошла в комнату. Леди Кармель полулежала, прислонившись к кровати. Худая старческая рука цеплялась за вышивку на лифе платья. Она разорвала нитку бус на шее, и весь пол вокруг был усыпан черными шариками ониксов. На лицо старой женщины падала глубокая тень полога над кроватью, но я подошла ближе... и отшатнулась. Нет, мне не дано было напоследок увидеть мудрый светлый взгляд названной матери. Лицо Кармель исказилось от злости, я едва узнала ее. Глаза, полные ядовитой демонической ненависти, вперились в далекую точку: наверное, Кармель представляла там Макту, когда умирала. Отвратительная зеленоватая пена застывала на тонких искривившихся губах. Самотравление - она выбрала тяжелую смерть.

Я только через минуту поняла, что шепчу молитву, по версии няньки отгоняющую злых духов.

– Старая ведьма!
– крикнул кто-то за спиной. Я обернулась. Оказывается, к Эреусу и Митто присоединился Нонус. Соподвижник Макты прошел в спальню, быстро отыскал закатившийся под узорчатое покрывало кровати стеклянный пузырзек. С минуту он изучал его: понюхал, попробовал остатки содержимого на вкус, а потом отшвырнул с исступленным криком:

– Ведьма! Теперь ясно, что она сделала... Только не реви!
– вдруг напустился он на меня.
– - Или нет, плачь, но не об этой твари, а о нашем крае! Вы понимаете, что посадили на трон чудовище?!

Последняя фраза Нонуса была не простой констатацией жестокости нового правителя Терратиморэ. В ней слышался мистический ужас. И я поняла: "чудовище" - это вовсе не метафора...

Чудовище.

У многих аристократов Карды были летние дома за пределами столицы – в Сальтусе, Патенсе, других областях Термины, но так далеко, как Эмендо, на юг не забрался никто. Мы вот уже семь лет проводили две или три недели лета в Донуме. Еще сто лет прозрачной вуалью пронесутся над землей, меняя ее облик, и здесь вырастет шумная, кипучая новая столица – Дона… но сейчас тут были лишь бескрайние поля. Пятнисто-цветастое разнотравье по берегам широкой реки Сермы, степенно несущей воды к океану, по ночам превращалось в серебристое море под мерцающим куполом звездного неба. В горах на восточной окраине Донума был источник необычной целебной воды. Я каждый вечер пила горячий отвар горных трав, приготовленый на ней, и после спала без кошмаров. Макта, выжимающий кровь из моего еще пульсирующего сердца в бокал, не явился ни разу, но я была далеко не в порядке. После всего произошедшего я замкнулась в ледяном шоковом панцире, оставив из всех эмоций только не обязывающую думать и не ужасающую грозными картинками будущего скорбь по Кармель. Напрасно Антея пыталась развлечь разговорами и отвлечь нарочито детскими вопросами. Я спала и видела сон о Кармель.

Больше всего терзало ее жуткое лицо, костенеющее в смерти. О чем думала она, отчего ей было так тяжело и больно в последние мгновения жизни? Если б узнать и исправить это, чтобы она улыбнулась на небесах!

Но, тут же вспоминая посмертную гримасу старой леди, я содрогалась: на небесах ли? Всё-таки в мои сны наяву мало-помалу просачивалась тревога о Терратиморэ.

"Кармель не захотела заплатить мне долг, так я возьму его с вас!"

"Плачь не о ней, а о стране!" -

Впрочем, отражения сказанных в мрачный день переворота фраз пока лишь проскальзывали в глубинах моего зеркального панциря-щита. А муж не скорбел и вполовину так, как я, и скоро начал высказывать недовольство моими опухшими глазами.

– Не заслуживает эта старая ведьма ни слезинки!
– безыскусно прямо и внезапно, как всегда, заявил он, когда мы, прикрытые только большим цветастым платком, отдыхали на укрытой от посторонних глаз полянке после утренней близости. Он застал врасплох - уколол острой иглой под размягчившийся от любовной игры панцирь. От фантомного ощущения я даже съежилась и слабо возмутилась:

– Мой лорд, почему сейчас!? И как вы можете! Она была мне второй матерью!

– Леди Кармель была замечательной кукловодшей, - покрытая курчавыми золотистыми волосами грудь мужа под моей ладонью будто окаменела. Он был решительно настроен поговорить о Кармель и приготовил вторую иголку: - Ведь даже в последнем в жизни разговоре знала, за какую ниточку потянуть, чтобы у вас и сомнений не возникло, идти ли в тронный зал жертвенным ягненком.

– Она поставила себя на одну ступень со мной, самую важную: мы обе матери. Это так! А вы говорите...

– Оборвите ниточки, леди Эмендо! Вами поиграли и выбросили! -

Я машинально отметила, как грустно дернулись уголки губ мужа на последней фразе, и вдруг все поменялось. Не замеченный им самим простой жест расколол мой шоковый панцирь, наращенный в дни после переворота. Раскаяние хлынуло сквозь открывшуюся рану, затопило сердце. Я наконец-то увидела ситуацию глазами мужа.

Им тоже поиграли... и выбросили. По приказу Макты королевская стража была расформирована. Эреус взял себе одного молодого стражника, Эрвина секретарем, остальные же были потеряны. Дело его пяти последних лет было выброшено в помойную яму.

Я обняла Эреуса крепко и тепло, уткнулась лицом ему в плечо.

– Простите меня.

– Вы понимаете?! Я потерял все, все, - быстро, невнятно заговорил он и замолчал, играя желваками и досадуя на себя за слабость.

– Вы все вернете, я верю, - я замолчала. Новые беды и тревоги наползали широким грозовым фронтом на горизонт моих дум. Будущее нашей семьи было, и правда, мрачным. Неспроста я предпочла этим думам скорбь по названной матери! Если Семель вновь не потребуются услуги двойника, ход на королевский двор будет для Эмендо закрыт.

– Эреус, давай пока просто поживем здесь? Отдохнем, соберемся с силами?
– наугад сказала я, для доверительности отказавшись от титулов. Муж хмыкнул, но потеплел:

– Придет осень, время балов и приемов, - и ты прибежишь в Карду бегом, в бальных туфельках... Здесь нечего делать, кроме как медленно сгорать под южным жестоким солнцем, Ариста.

Солнце в Донуме было действительно жестоким. Неестественно черными под ним казались наши с Эреусом тени на траве. Муж приподнялся, разминая затекшую руку, и его тень побежала по земле дальше, коснулась и слилась с тенью кроны дерева, такой же болезненно контрастной для глаз. Дальше лежала тень холма, а на нем - тень поместья. Как много тени вокруг! Будто большая буря собирается, да не в небе, а под ногами... Я почему-то вздрогнула. Впервые после отъезда из Карды страх всерьез накатил большой холодной волной, соленой не как морская вода - как кровь:

"Что вы сделали? Вы посадили на трон чудовище!" -

Черные тени, черные мысли, черные предчувствия. Черный август.

– Подождем. Полагаю, скоро в гости наведается Митто или Вако, чтобы заручиться вашей поддержкой в очередной интриге, - ободряюще сказала я.
– И Эмендо вернут себе все, что потеряли.

Гедеон Вако прибыл на закате следующего дня. Тайно, в закрытой карете без герба фамилии, без слуг. Я смотрела, как первый министр поднимается в гостевой домик, где решено было побеседовать, и в сердце, вопреки недавним собственным ободряющим словам, нарастала тревога. В длинном темном плаще с капюшоном, бросающим тень на лицо, Гедеон казался призраком, явившимся в сумерках напророчить несчастной деве злую судьбу.

"Что за глупые фантазии, Ариста! Это просто старый знакомый Гедеон. Просто очередной круг нити в паутине интриг. Успокойся".

– На прошлой неделе Макта казнил последнего человека, открыто носившего фамилию Арденс, - без долгих предисловий сообщил Гедеон, едва Эреус захлопнул дверь, и мы сели за стол в центре гостиной - место для карточных игр и заговоров.
– На этой неделе он затеял укрепление границ. Объявил цифру призыва, как в военное время. По тону, каким он общается с послами, можно догадаться, что все дипломатические связи, установленные Арденсами, будут разорваны. Он стремится изолировать Терратиморэ. И хочет устроить здесь какой-то "суд по крови" - среденевековое варварство, охоту на ведьм. И это у нас! Давших миру таких философов, как Медеор и Нессморс!
– министр и последователь учения Медеора эмоционально всплеснул руками.
– Что ж, новый Король не отдыхает ни днем, ни ночью, и нам, друзья, отдыхать не следует.

– А его свита?
– хмуро спросил муж.
– Я слышал, и тебя, и Митто он оставил на прежних местах. Как вы уживаетесь с его тремя белыми куколками?

– Двумя. Самого опасного, Нонуса, удалось отлучить от трона. Я убедил Макту, что Нонус и прежний путь не нужны новому Королю, указал путь королевский, и Макта сам изгнал своего вернейшего соратника. Я хотел бы уничтожить Нонуса совсем, - глаза Гедеона блеснули недобро и тревожно, - но он... будто исчез. Впрочем, пока он не надумает вернуться, мне до него дела нет!
– министр усмехнулся.
– Из прежнего окружения Макты я взял только двоих, исполнительных и не строптивых, как Нонус. Кауде поручен Суд по крови, Дигнусу связи с иностранными послами. Таким образом, все прежнее окружение Арденсов осталось у трона. ...Почти все, - Гедеон помолчал.
– Только ты пострадал, Эмендо.