Лицедеи Гора

— Если я наложу ремень на вторую руку, Ты станешь совершенно беспомощной, — предупредил я.

Она напряглась, но промолчала, и я, пристегнув её второе запястье, занялся ногами женщины.

— Попробуй освободиться сама, — предложил я.

Некоторое время она боролась, дёргая привязи, и пытаясь вывернуть руки.

— Я не могу, — наконец сдалась моя пленница, испуганно смотря на меня. — Я столь же беспомощна как рабыня.

Я полюбовался распростёртой на полке передо мной женщиной, вдруг ставшей чрезвычайно привлекательной.

— Что Вы делаете? — испуганно вскрикнула она, почувствовав, что мои руки занялись узлом державшим ткань на её бедрах.

— Собираюсь убрать твою одежду, если её можно так назвать, — спокойно посвятил я её в свои планы.

— Нет, — вдруг заартачилась она.

Но я не обращая внимания на её протест, развязал узел.

— Я закричу! — пригрозила женщина.

— Тогда я заткну Тебе рот, и это будет всё, чего Ты добьёшься своим криком, — усмехнулся я.

— Пожалуйста! — взмолилась она, задёргавшись на полке. — Я передумала! Отпустите меня!

— Слишком поздно для этого, — пожал я плечами.

— Пожалуйста, — захныкала она.

— Я всего лишь мужчина, — сказал я.

— Пожалуйста, — просила моя пленница.

— Нет! — отрезал я.

Поняв, что пощады не будет, она, с жалобным стоном, откинулась на широкие мягкие ремни и расслабилась. Ткань, доселе прикрывавшая её бёдра, была раскинута в стороны. Теперь между нами не осталось даже этой скромной преграды. Она осталась, как иногда говорят на Горе, по рабски голой.

Она, широко раскрыв глаза, смотрела, как я наклонился над ней и начал целовать и ласкать её, медленно двигаясь к животу женщины.

— Ой! — вздрогнула она, и через мгновение уже пыталась двигаться под моими губами, пытаясь направить меня к другим местам на её теле. Её движения были немыми, беспомощными призывами.

— О-о-о-оххх! — внезапно тихо простонала женщина.

— А сейчас, Ты должна сдерживать себя, — велел я ей. — Ты должна попытаться лежать не двигаясь.

— Я не могу сдерживать себя, — призналась она.

— Для меня ничего не стоит встать и оставить Тебя здесь, — предупредил я, и добавил: — оставить, как есть, в ремнях.

Она застонала.

— Ты не будешь двигаться, до тех пор, пока я Тебе не разрешу, — приказал я.

— Я попробую, — пообещала пленница.

И я продолжил нежно ласкать и целовать её тело. Она не шевелилась, но начала дрожать и стонать. На мгновение, прервав ласки, я взглянул на неё. Глаза женщины были дикими, умоляющими. Я положил руку на её живот и оценил, насколько он был напряжённым и горячим, я почувствовал, как под моей ладонью пульсирует её кровь и страсть.

— Не двигайся, — напомнил я ей.

— Нет, — простонала она, — нет!

А я продолжил ухаживать за её телом. Мои действия были теми, что могли бы быть причинены только женщине, которая была не более чем рабыней.

— Пожалуйста! — заплакала она. — Пожалуйста, я больше не могу! Пожалуйста!

— Хорошо. Ты можешь двигаться, — позволил я.

Она закричала и, казалось, взорвалась подо мной, рыдая от радости и беспомощности. Тогда она смотрела на меня дикими, не верящими в происходящее с ней, глазами, всё ещё сдерживаемая ремнями. И тогда я вошёл в неё и взял её отнюдь не мягко.

— Ой, — вскрикнула она. — Господи-и-ин! Госпо-о-оди-и-иннн!

Она расслабленно лежала на ремнях, нагая и совершенно беспомощная в наложенных мной путах.

— У меня есть дела, которыми мне следует срочно заняться, — объяснил я.

Действительно, мне пора было подумать о том, чтобы исчезнуть из Порт-Кара.

— Задержитесь, хотя бы на немного, — попросила женщина, закреплённая таким образом, что умолять это было всё, что она могла сделать.

Я, всё ещё лёжа рядом с ней, прижал её к себе и нежно поцеловал.

— Спасибо, — вздохнула она.

— Я думаю, что в Тебе живёт рабыня, — заметил я.

— Я знаю. Я давно знаю это, Господин, — прошептала она.

— Возможно, Тебе стоит задуматься о настоящем ошейнике, — улыбнулся я.

— Такие мысли мне хорошо знакомы, — призналась женщина. — У меня они возникли уже много лет назад.

— Должно быть, это трудный выбор для женщины, — предположил я. — Трудно выбирать между свободой и любовью.

Я поднялся с полки, и натянул свою одежду.

— У меня есть срочное дело, которым мне стоит заняться поскорее, — скорее себе, чем ей проговорил я, подвешивая кошель на пояс.

— Да, Господин, — сказала она.

Освободив её от мягких, но очень надёжных ремней, я любезно помог ей встать с полки.

— Спасибо, — поблагодарила она. — Вы очень любезны.

Я успел подхватить её, не дав опуститься на колени. В конце концов, она была свободной женщиной, по крайней мере, пока.

— Я Вам понравилась? — поинтересовалась женщина, опираясь на мою руку.

— Такой вопрос больше подходит рабыне, чем свободной женщине, — заметил я.

— И, тем не менее, я спрашиваю об этом, — сказала она.

— Это так важно для Тебя? — уточнил я.

— Да, — призналась женщина.

— Да, — кивнул я. — Ты мне понравилась.

— Замечательно! — обрадовалась она.

— Для свободной женщины, — добавил я.

— О-о-ох, — разочарованно протянула она.

— Конечно, Ты же не думала, что окажешься в состоянии конкурировать с рабыней, — сказал я. — У Тебя просто нет её опыта, её навыков, и Ты не прошла такого же обучения. Ты не знаешь, что это такое жить и терпеть рабский огонь в твоём животе. Ты понятия не имеешь, что такое полное подчинение, повиновение, служение, страсть и любовь. Тебя ещё никто не приучил любить свой ошейник.

— А если предположить, что я стала рабыней. Как Вы думаете, могла бы я стать хорошей рабыней? — вдруг спросила женщина.

— Ты очень быстро и сильно загорелась на полке, — отметил я. — Это — отличный признак.

— Вы думаете, со временем, я могла бы превратиться в настоящую рабыню?

— Да, — признал я, — и возможно, со временем, даже в превосходную.

— Это — весьма лестная похвала, — улыбнулась она.

— Ты должна носить хотя бы это, — сказал я, вручая ей короткий лоскут ткани, которой она прикрывала бёдра.